Рвусь из сил, и из всех сухожилий, Но сегодня опять, как вчера, Обложили меня, обложили, Гонят весело на номера. Из-за ели хлопочут двустволки, Там охотники прячутся в тень. На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень.
Идет охота на волков, идет охота. На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками Егеря. Но не дрогнет рука! Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка! Волк не может нарушить традиций. Видно, в детстве, слепые щенки, Мы, волчата, сосали волчицу И всосали: нельзя за флажки!
Идет охота на волков, идет охота. На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры. Почему же, вожак, дай ответ, Мы затравленно рвемся на выстрел И не пробуем через запрет? Волк не должен, не может иначе! Вот кончается время мое: Тот, которому я предназначен, Улыбнулся и поднял ружье.
Идет охота на волков, идет охота. На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков
Но а я из повиновения вышел, За флажки: жажда жизни сильней, Только сзади я с радостью слышал Изумленные крики людей. Рвусь из сил, из всех сухожилий, Но сегодня не так, как вчера. Обложили меня, обложили, Но остались ни с чем егеря!
Идет охота на волков, идет охота. На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков.
У Бога нет религии. Махатма Ганди
«Всё человечество давно хронически больно, И всю историю оно болеть обречено...» Владимир Высоцкий.
Техника дойдет до такого совершенства, что человек сможет обойтись без себя. Станислав Ежи Лец
обожаю Высоцкого. Я долго его вообще не воспринимала, а потом один раз услышала его песню "Корабли", прочитала стихотворение "Я не люблю".. и все) - Клан Теневых Волков
- Я не был пьян! - Ты называл соседского пса Сириусом и просил его не покидать тебя!
замечательный актер и бард...пишу по нему диплом))) Пока все не сгорит, Пока все вокруг кричат, Сжигая свою ложь И все мои мечты, И ненависть свою, И всю эту боль, Я все предам огню. Я - Гнев, я все могу. - Гнев
Песни Высоцкого наполнены глубочащим смыслом, который не просто так пролитает в голове, а остается в ней. Моя мама обожает Высоцкого, мне он тоже нравится, его песни могут создать ту обстановку, которую она играет, то есть сама песня может сделать нас очавидцами... его песни очень возвышены и богаты духовно... они способны создать различнийшее настроение, которое будет соответсвовать песни.... в общем, его песни - это не просто песни, а живые существа... Огонь имеет два разных значения, полностью параллельных друг другу, ибо огонь - это жизнь и разрушение одновременно. Сколько существует человек, столько же существует и огонь. Для меня огонь больше жизнь чем смерть(разрушение), ибо прежде всего он греет и живет в нашем сердце...
Высоцкий- это то на чем я выросла)) Просто обожаю его песни. И уважаю как актера Мы вольные звери, Мы стая волков. Мы в бога не верим, Но верим в Богов. Они – наши Предки, Их Солнечный Свет Теперь уже редко Нам дарит рассвет. (Ратмир Велич)
Высоцкий и Достоевский. Спасите наши души, или Страсти по Владимиру.
Вот уже тридцать лет прошло с той удушливой летней ночи, на исходе которой мы потеряли одно из самых уникальных явлений современности – поэта и певца Владимира Высоцкого. И с тех пор не утихают повсеместные споры, мутные сплетни, досужие домыслы, чрезмерная хвала и огульная хула великого мастера задушевных песен под гитару, тематика которых поистине не имеет границ. И сегодня снова хочется осторожно подкрасться на цыпочках к Великой тайне его словесного творчества, переложенного на довольно простые мотивы, которая вот уже несколько десятилетий не дают равнодушно проживать и спокойно умирать нескольким поколениям слушателей. А в том, что эта тайна существует, можно уже не сомневаться – с годами песни Высоцкого обретают всё большую значимость и выразительность, словно покрываемый благородной патиной бронзовый монумент певца, застывшего в вечном объятии с семиструнной гитарой.
Когда-то прекрасный критик и эссеист Василий Розанов, написал про творчество Достоевского примерно следующее: что, мол, до Фёдора Михайловича перед русской литературой расстилалась относительно ровная дорога, изредка лишь уводившая читателя в тёмные гоголевские пролески и манящая огоньками щедринских болотных топей. А потом пришёл Достоевский со своими трагико-психологическими романами и словно огромное тяжёлое бревно лёг поперёк дороги русской литературы. Такая яркая образность вполне подходит и к пантеону произведений, созданных Высоцким – до него тоже хватало достойных исполнителей собственных песен под гитару, имена которых и сегодня достаточно известны широкой публике. Но не было на этой проторенной дороге некоего места в виде мифологического бревна для серьёзных раздумий. И вот с появлением особенно глубоких по смыслу и ярких по форме песен, эти раздумья «на завалинке» стали рвать душу каждого слушателя, буквально, на кусочки. Действительно, творчество Достоевского и Высоцкого в некоторых ракурсах очень даже сопоставимо. И там и там зачастую выступают болезненные, но сильные личности. Как в романах Фёдора Михайловича, так и в песнях Владимира Семеновича всегда звучит идея всепобеждающего идеала добра и красоты, который почти никогда не достигается главными героями, но неким позитивным фоном проходит через каждое творение. Совпадают и главные мистические ценности, заключающиеся в некоторой не совсем понятной, но, безусловно, необходимой пользе очистительных страданиях души перед предстоящей Вечностью.
Если часто перечитывать Достоевского и слушать Высоцкого, то со временем становится ясно, что эти два совершенно разных по эпохе и по характеру человека, безусловно, пересекались в непостижимых метафизических сферах где-то «на узких перекрёстках мироздания». Во всяком случае, по силе творчества, по выразительности описываемых образов и по глубине психологического проникновения в самые тёмные уголки душ людских эти знаковые фигуры необычайно близки друг к другу.
Но у Высоцкого есть серьёзное преимущество – это стихотворный слог. То есть к огромной мощи психологических описаний пограничных состояний человека добавляется мистическая сила стиха, о которой великий Бродский всегда говорил исключительно шёпотом и с благоговейным придыханием. Такой могущественный союз не мог не породить нечто уникальное, полностью выходящее за рамки обыденного понимания. Это явление и сегодня мы продолжаем наблюдать в виде огромного пространства самобытного таланта, называемого для примерной ясности «творчество Владимира Высоцкого».
Второй убойный козырь Владимира Семёновича – это индивидуальная на все времена манера исполнения. Сколько бы не хрипел сегодня странноватый тип Никита Джигурда, сколько бы не старались нынешние шансонье сымитировать знакомые с детства каждому атональные переливы Высоцкого – подобные попытки изначально обречены на провал. И дело даже не в самом звучании – в своих самых серьёзных песнях Высоцкий добивался воспроизведения некоторого «утробного рыка», сходного по силе воздействия на слушателя с завораживающим чревовещанием шаманов. Но слово "добивался" здесь не совсем уместно - просто он так пел. Как жил.
И третий определяющий момент в творчестве бессмертного гения народной песни – это доступный и одновременно очень тонкий юмор, украшенный великолепным владением рифмой. Здесь Высоцкому, как чрезвычайно сопрягаемому поэту, действительно нет равных и, думается, если бы известный острослов Пушкин дожил до 70-80-х годов прошлого века, Владимир Семёнович заслужил бы не одну похвалу признанного светоча русской литературы.
Но всё вышесказанное – это не более чем человеческие слова с претензией на некоторый достаточно примитивный анализ. В тех огромных космических просторах, где звучит голос Высоцкого, любая критика или восхваление принимают образ очередной попытки человеческого разума объять необъятное. Здесь нужно думать и проникать в каждую фразу в буквальном смысле слова «потрохами» а не обычной рассудительностью. Поэтому мы снова и снова вслушиваемся всеми фибрами души в заученные наизусть слова, и чувствуем, что вот-вот нам нынче «как засмотрится… как задышится». Да так задышится, что мы сможем хотя бы на мгновение заглянуть за фантастическую полоску горизонта, за которой ровно тридцать лет назад скрылся всегда хмельной и такой удивительный Орфей нашего поколения, так красиво ходивший «пятками по лезвию ножа» по широким просторам умирающей Советской Империи.