[ Регистрация · Главная страница · Вход ]
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
Модератор форума: Призрак  
Логово Серого Волка. Форум » Ролевые игры » Мир людей » С Третьей Космической
С Третьей Космической
Призрак ♀ Дата: Понедельник, 21-Ноя-2016, 00:08:25 | Сообщение # 556    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
396е сутки, Фельгейзе
Часть X

Свой флаер Элиот оставил перед домом Эльки, на стоянке, даже подходить к нему не стал — хотел прогуляться пешком. Всегда можно будет потом вызвать его к себе в любую точку города — и как индивиды жили до автопилотов…? Где оставил транспорт, туда за ним и возвращаться? Бр-р. Жутко неудобно, сильно ограничивает.
На улице дул слабый, переменчивый ветер, но от него не было холодно. Звезд на небе почти не осталось — их затянули серые клочья облаков. Лишь кое-где небесные светила проглядывали, перемигивались, и будто бы дразнились.
На небо Элиот больше не смотрел. Не смотрел он даже прямо перед собой, а шел, уткнув взгляд в серое полотно дороги, себе под ноги, и ничего не замечал больше. Просто двигался, куда получается, не выбирал путь и совершенно не следил за ним. Да и зачем…? Заблудиться система ни за что не даст. Вот пусть она и поработает, если возникнет все-таки к тому нужда.
Интерес был не в пути, только в движении и в свежем воздухе. Элиот ни о чем особо не думал и хотел бы, чтобы так продолжалось и дальше — после сегодняшнего дня такая пустота в голове казалась избавлением. Эта была совсем иная пустота, не та, которая завладела Элом сегодня днем, тяжелая, опустошающая, лишающая мотивации к любым действиям, а незаметная, ни к чему не обязывающая, похожая на обыкновенную усталость. Может, это была именно она? Да, пожалуй. Элиот вспомнить не мог, когда он в последний раз нормально спал. Но ведь держался до сих пор, и даже без особенных для себя последствий, если не учитывать тот случай необходимой стимуляции себя перед посещением Бидди в больнице. В принципе можно было бы использовать этот метод снова, но вряд ли возникнет нужда: пока что Элиот и близко не чувствовал себя готовым свалиться на землю, а разгуливать до самого утра и не собирался. Еще немножко, еще совсем чуть-чуть — и пора брать направление к квартире Дженнифер. Медленно, не спеша, доводя себя до сонной кондиции — так, чтобы упасть на кровать и уснуть сразу же, едва лишь переступив порог и раздевшись.
«Чуть-чуть» затянулось на четверть часа, после чего Элиот, никак не меняя свое случайно выбранное направление, заставил себя заняться почтой. Тяни, не тяни — а отчитаться перед Орвушем все равно придется, и лучше сделать это сейчас, а не завтра, когда у начальника действительно появится повод устроить ему серьезные проблемы.
Ого. Не меньше писем, чем Орвуш, написал Джон. Эл открыл наугад одно из них, но прочитал всего лишь свое имя, и ничего больше. Другие письма такие же? Неудивительно — ответил Роузу часа четыре назад и пропал, а ведь сейчас на улице уже глубокая ночь. Конечно, он волнуется после всех этих сложных разговоров о самоконтроле, после обсуждения важности полного погружения в экспертизу, после очевидных выводов о том, что для Эла это не будет легким испытанием. И вот после этого испытания Эл взял и пропал, не пришел ночевать. Веские основания, чтобы думать о том, что что-то случилось, а если уж Джон до сих пор не отыскал и загулявшуюся Дженнифер, то ему можно искренне посочувствовать. Остался дома один в день, от которого ожидалась уйма неприятностей, и все никак тех, кто мог принести эти неприятности, не может дождаться. То, что Джону не наплевать на него, Элиот знал, воспринимал на уровне исходных данных, пусть их знакомство с дядюшкой Дженнифер и началось совсем недавно.
Нда-с, нехорошо получилось. Надо отозваться как можно скорее.
«Буду у вас через полчаса, максимум час», — отправить. Что там еще писал Роуз, Элиот не прочитал, отложил это дело — вернулся к тому, ради чего вообще начал изучать свои сообщения. Дик Орвуш, двадцать три сообщения и пять пропущенных вызовов… нда, тут тоже все теперь не просто.
«Да отправлю я тебе твой отчет, отправлю», — с раздражением подумал Элиот. — «Вот прямо сейчас».
Но прямо сейчас не получилось. Процесс «завис» на стадии прикрепления документа к сообщению — Эл подумал о том, что, возможно, Дику все-таки не стоит знать о всем, что происходило на экспертизе. Умолчать о выступлении Альта, о длинной речи, обращенной к нему, черноволосый даже и не надеялся — слишком много было тому свидетелей — и устранить ее из файла значило обратить на нее особенное внимание. Но то, что было до…? Когда Шакс говорил о том, что кое о чем умолчал на допросах, и выражал уверенность, что в этом же самом не покаялся и Элиот?
Ровно до сего момента Эл ни на секунду не задумывался о том, что его тоже могут привлечь к уголовной ответственности за определенные виды работ на «Стреле». Элиот не рассказывал о своем старпомстве как минимум потому, что это даже ни разу не пришлось к слову, поскольку он давал показания против других, а не против себя, и свой собственный быт на корабле описывал очень скупо, и как максимум потому, что совершенно не хотел своим разумом возвращаться в то время. Не только этот период — все последние полгода были слишком тесно связаны с Шаксом, мысли о котором Элиот категорически отвергал. Отвергал Шакса — отвергал время; все просто. Можно абстрактно рассказывать о других. Нельзя — о себе.
Альтаир. Сурьма. Эльсо. Эдуард. Гантель. Далбо. Уок. Фоки. Каспер. Дэн. Хон. Вилле. Марта. Джулия. О каждом из них Элиот рассказал все, что знал, дал полиции полные основания для розыска этих лиц, и серьезные возможности для розыска — предоставил даже не фотороботы каждого из них, а полноценные фотографии. Дик должен был объявить их в розыск, и уже почти наверняка объявил. А когда он кого-нибудь из них поймает — то что…? Каждому из них тоже найдется, что рассказать про старпома «Стрелы».
Элиот знал, что за ведение документации на пиратском судне у него могут быть очень серьезные проблемы. В случае, если удастся это прямо доказать — можно заработать и тюремное заключение. Если не будет ничего, кроме слов свидетелей, то вряд ли: никто, кроме Альта, не знает, чем именно занимался Элиот, и потому можно будет с пеной у рта утверждать, что заниматься довелось лишь учетом швабр и хозтоваров на корабле, причем исключительно по принуждению капитана. Состояние Ривзов позволит нанять не просто хорошего адвоката, а самого лучшего. Свидетельства Шакса, теперь психа со справкой, не могут быть приняты судом; а что есть у других его бывших подчиненных? Только слова об общем, и потому ни о чем? Да. Однако, если свидетельства будут повторены дважды разными индивидами независимо друг от друга, то сам факт старпомства, подкрепленный наличием реальной власти на «Стреле», выйдет боком, и это мягко сказано. Нет уверенности, что даже лучший адвокат способен развалить такое дело; нет уверенности, что в подобном громком деле, за которым следит весь мир, спасут деньги и связи родителей. Скандал вокруг своего имени обеспечен, но к этому не привыкать; а вот получить второй допуск теперь еще и из-за нарушения советского законодательства — это было бы сильным наказанием. Мир ужмется еще сильнее. И киборг, и преступник? О «рыжих» зонах можно будет даже и не мечтать; некоторые желтые и так были закрыты, а теперь к ним добавятся еще и ограничения для «оступившихся». Да, перед лицом Совета можно оступиться лишь раз; ступивший на тропу уголовного дела, признанный виновным, уже больше никогда не отмоется.
Поставить такое пятно в своем личном деле Элиоту катастрофически не хотелось. И все-таки, если бы ему снова выдалась возможность дать показания Орвушу с самого начала, уже подумав о возможных последствиях, черноволосый повторил бы все точно так же, слово в слово.
«Они молчали, когда не должны были молчать. Пользовались мной точно так же, как и Шакс. Мне нет резона покрывать их. Я не буду молчать там, где мог бы промолчать. Они не пощадили меня, я не буду щадить их. Даже если из-за этого я поставлю под удар самого себя. Однако то, что я уже проявил такую неосторожность, и пусть я не сожалею о ней — не повод лезть на рожон намеренно, давать следствию лишний повод копаться в моей собственной истории. Меня вполне могут закопать в яму, что же; но сам ее себе я копать не буду», — с этими мыслями Элиот удалил так и не отправленное Орвушу письмо, открыл свой отчет, выцепил в нем место, где Альт произнес неугодные вещи, выделил его и без сожаления удалил. От начала и до конца — от обвинения в лицемерии и до звездочек.
«Но даже если ты окажешься преступником — им окажусь и я! Ты меня не оставишь — и я тебя не оставлю, сарэх. Мы всё равно своего добьёмся».
Чертовы звездочки.
«А я бы сел вместе с тобой!» — Элиот поднял глаза к небу, подставляя свое лицо ласкам ночного ветра. Если бы его глаза имели чувствительность, он бы сейчас рефлекторно сощурился; если бы была чувствительна область вокруг них, то почувствовал бы, как начало покалывать нижние веки. — «Пусть в этом не было бы совершенно никакого смысла, если бы повязали тебя, я рассказал бы и о своих делах. Ведь мы делали это вместе. Оба — совершенно сознательно. Если бы мои родители помогали оправдаться перед законом, то только нам двоим, обоим, и никак иначе».
Элиот сам не заметил, как с вялой, плетущейся походки перешел сначала на шаг, а потом и вовсе взял темпы, близкие к бегу. Он больше не смотрел на небо, не смотрел под ноги — только вперед, перед собой, но снова не видел ничего.
«А ты, Санс? Ты, наивная девочка с большими серыми глазами, которую мне отчего-то так жаль, теперь пытаешься встать на мое место? Если бы я рассказал тебе о том, что на самом деле связывало нас с предметом твоего обожания, ты изменила бы свое отношение к нему? Должен ли я тебе об этом рассказывать, или это исключительно твое право на ошибку? Может, это одна из тех вещей, которую лучше бы никогда не узнавать? Сильно ли ты будешь страдать, если я на твоих глазах разобью ореол мечтательного принца, парня, который теперь будет где-то далеко-далеко от тебя, который вряд ли уже принесет вред, к которому ты можешь со временем остыть сама, плавно и безболезненно? Или, даже находясь на расстоянии, ты все-таки способна прилипнуть к нему, приклеиться, и лучше разрушить эту связь сейчас, пока еще не стало слишком поздно? Почему я вообще сейчас об этом думаю и кто я такой, чтобы мне было до этого какое-то дело?!»
Под ноги попался какой-то мусор. Элиот, не разбирая, пнул его со всей силы — это оказалась бутылка; отлетев далеко вперед, она врезалась в гнутую ножку скамейки и разбилась на множество мелких осколков. Возможно, чья-нибудь зверушка завтра поранит о них свои лапы.
«С какого момента все пошло не так? Когда я только устроился в полицию? Когда погнался с командиром за проклятой Шаксовой командой? Много раньше — когда оказался под бетонными блоками, раздавленный, не жилец больше без кибернетических добавок? Иначе, наверное, в той стрелке с пиратами меня бы просто убили, как и всех других из моей группы. Много позже — когда я втянулся в странное знакомство с командиром пиратского корабля? Не бывает дружбы между капитаном пиратов и рабом. Не бывает дружбы между пациентом психиатрической клиники и галактической знаменитостью, выходцем из неприлично богатого рода. Мы никогда не были с тобой на равных, блондиночка, никогда. Почему я не придавал этому значения, почему не понимал с самого начала? Ты был умнее — ты играл со мной, использовал, веселился; а я безнадежный идиот — потому что тоже грелся, но, в отличие от тебя, никогда не видел в этом подвоха. Я думал, ко мне потянулся первым ты, но я ошибался; это я, как брошенный щенок, сунул нос в твою руку, и ты кормил, грел, играл, бросал мне палочки. Я приносил их обратно, визжа от радости. А потом оказалось, что ты просто никогда не любил собак. Не любил, и не хотел, не старался полюбить. Даже… в шутку. Большой шуткой судьбы оказалось, что брошенный щенок… щенок, которого ты все же держал при себе… щенок с родословной».
«Если у меня есть семья — то почему ты не сможешь стать ее частью? Если у меня есть родственники, которые меня любят, то как они не смогут принять того, кого люблю я?!»
— Я тебя ненавижу, — хриплый шепот срывается с губ Элиота. Мужчина едва ли рассчитывает воздух, задыхается — не то от шага, больше похожего на бег, не то из-за слов, между которыми он не делает пауз даже на вдохи, не то из-за того, что он снова начинает переполняться чувствами. Только на этот раз — не яростью. И близко нет. — Ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу.
«Есть здесь смелый? Кто кинет в меня еще одной электромагнитной гранатой? Я готов рискнуть! Готов рискнуть всем, если это снова заставит меня забыть! Лучше бы я никогда тебя не знал. Если бы я мог изменить в прошлом что-то одно, то я бы стер миг нашего знакомства».
— Мне тебя не хватает! — Элиот останавливается, опирается предплечьем о дерево, закованное в бетон улицы, поднимает голову к небу и кричит так громко, как только позволяют его связки. — МНЕ ТЕБЯ НЕ ХВАТАЕТ!!!
«Я тебя ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Ненавижу больше всего на свете».
Два противоположных чувства — и оба они абсолютно искренни.
Когда хочешь, чтобы услышали — кричи. Но здесь, в окраинном районе, ночью, близящейся к утру, некому услышать, некому ответить.
Элиот обнял дерево, вцепился в него руками, загоняя себе под ногти кусочки коры, прижался лбом к его совсем не широкому стволу, отгородившись от всего мира черной шторкой своих волос, стиснул зубы, не прикрывая их губами, и тяжело, глубоко, шумно дышал, с хрипами и стонами.
После его крика кто-то мог выглянуть в окно, взять плед, налить теплого чаю, спуститься вниз, обнять за плечи незнакомца, вцепившегося в дерево как в последнюю опору своей жизни, нежно убрать волосы с его лица за ухо, заглянуть в искаженное болью лицо и спросить, что случилось. Не дождаться реакции, провести рукой по его спине, а потом задать тот же самый вопрос снова. Элиот бы открыл глаза, обернулся, больше их не пряча, и, если бы кто-то неравнодушный не отшатнулся, черноволосый отпустил бы дерево, отвернулся от него, уткнул бы свою голову в чье-то плечо, начал говорить обо всем, что заставляет смотреть его в пропасть, и, может быть, даже поплакал. Много.
Этот кто-то мог бы стать лучшим другом, мог бы стать любовью всей жизни, а мог бы навсегда остаться просто случайным встречным, которой за руку оттащил от пропасти человека, которого совершенно не знал и никогда не узнает. Если бы этот «кто-то» существовал, все могло бы пойти иначе; однако этого кого-то не было.
В доме напротив, на четвертом этаже, на окнах сошлись жалюзи.
Как много может поменять одна маленькая уборщица, вовремя протянувшая руку помощи. Как много может поменять одно так и не написанное письмо.
Если бы не Элька, Элиот бы не нашел в себе силы заглянуть в себя. Если бы не вырезанные строчки из письма Дику, у Элиота бы не было на это повода.
Могло ли все сложиться иначе? Мог бы Шакс действительно что-то разглядеть в глубине мертвых глаз того, кто считал его лучшим подарком своей судьбы, увидеть перед собой не забавную игрушку, а настоящего друга? Того, кто был предан, как брат, и мог бы нейриец когда-нибудь, хоть через много-много лет, ответить на это взаимностью? Если бы он решил попытаться тогда, полтора года назад, он бы… вдруг он бы смог?
«Неважно. Неважно, неважно. Нет смысла думать о том, что все равно не реализовалось».
А если бы они сейчас были вдвоем — так, как мечтали раньше, точнее так, как казалось Элиоту? Если бы Шакс лечился не на принудительном лечении, но на добровольном, и не здесь, на Фельгейзе, но… на Марсе?
«Не реализованный сценарий. Бесполезный».
Элиот бы тогда никогда не встретил Дженнифер, не познакомился с ее дядей, не коснулся бы Бидди, не заглянул в серые глаза Санемики, не нашел бы товарища в лице Азри. Скорее всего, просто никогда бы их не встретил.
«Не реализованный сценарий. Хватит. Не надо об этом думать».
Но зато тогда, вместо них всех, рядом был бы…
— Уйди, — тихо, едва различимо стонет Элиот. — Уйди из моей головы. Убирайся… вон!
Клетку с дикими псами открыть намного проще, чем потом загнать всех тварей назад и повесить замок снова.
Где главный…? Где самый крупный пес с черной, лоснящейся шерстью, с безумно горящими красными глазами? Где… Элиот?
— Отстань, — Элиот отпускает дерево, ударяет по нему кулаком, отстраняется от его ствола. — Отстань, Шакс… я сказал.
Но голова — вовсе не послушная помощница. Она никогда не выключается, когда это необходимо, просить и молить ее бесполезно. Наоборот, как самый страшный враг, знающий все твои тайны, подобравшийся недопустимо близко, она неконтролируемо продуцирует мысли, заряженные самоуничтожением, разъедающие изнутри, посылает их непрерывным потоком, безжалостно, равнодушно смотря, как падает от их тяжести на колени разум. Ни одна логическая цепь, ни одно самонаставление не может выпутать из подобного плена.
Помочь может только время.
Медленно, едва переставляя ноги, повесив голову, Элиот поплелся куда-то вперед. Если бы не вмешательство системы, то он бы при этом качался, как пьяный, и в конце концов непременно оказался бы ничком на асфальте. Вместо серых, высоких домов, вместо затянутого облаками неба, вместо освещенной светильниками улицы, вместо темной листвы редких деревьев Эл видел Альтаира, его черно-оранжевые, искрящиеся радостью глаза, робкую улыбку тонких, едва заметных губ, видел, как нейриец убирает себе за ухо длинные прядки своими черными когтями, слышал его смех и его для многих отчего-то неприятный голос.
«Твои глаза похожи на звездочки. Ты мне жизненно необходим».
Видел того Альтаира, которого нет и никогда не было.
«Твои глаза заставляют тебя выглядеть хуже, чем андроида, чем покойника. Ты никогда. Не был. Мне. Нужен.»
Отстань. Отстань!
Ноги сами привели Элиота туда, куда сам он бы в здравом уме ни за что и никогда бы не сунулся. Откуда-то из подвального помещения слышался пьяный смех, на улицу тянуло характерным запахом самой популярной в Галактике наркотической смеси; видимо, именно это послужило приманкой для черноволосого, так ищущего забытия. Обычные индивиды могли обратиться к помощи алкоголя, чтобы отключиться на время, выпасть из реальности, но киборгу того, что позволяла выпить система, было недостаточно. Всегда недостаточно. И все-таки именно в подобные заведения идут те, кто хочет на время себя потерять. Может быть… может быть, все-таки получится?
Крутые каменные ступени ведут вниз. Даже с не то чтобы незаметными каблуками ботинок Элиот не добирал до метра девяносто, однако здесь ему пришлось сильно согнуть голову — потолок был слишком низкий. Но благо, хотя бы шире, чем вход в притон, посоветованный Ником, этот лаз был по крайней мере вдвое.
Заведение было оформлено удивительно дорого — под дерево или даже настоящим темным деревом; при этом заполнено посетителями оно было едва ли на треть, но зато целиком — сладковатым запахом уже упомянутой смеси. Система выдала Элиоту предупреждение, что больше сорока двух минут находиться в подобной атмосфере ему не рекомендуется. Так себе тяга работает.
Плевать Элиот хотел на ее предупреждения.
Киборг прошел через весь зал к барной стойке, и по привычке, не изведенной нарушениями памяти, сел на самое центральное свободное место. Даже с самым центральным местом проблем не возникло из-за малолюдности этого заведения и, в частности, какой-то особо свободной зоны у стойки.
— Что-нибудь градусов двадцати. Неважно что. Вот столько, — Элиот максимально далеко развел указательный и большой пальцы, показывая бармену желаемую дозу. Тар-нау проследил за этим жестом ничего не выражающим взглядом, достал из-под стойки бутылку с каким-то лимонно-желтым напитком и до краев наполнил им стакан, по размеру схожий с небольшим пивным. Эл кивнул, подтянул его к себе и, даже не пробуя, сразу сделал несколько крупных глотков, осушив его на треть.
«Стоп-стоп, так эффекта не будет», — осадил себя Элиот. — «Медленно, постепенно. Или система снова решит, будто бы я пытаюсь отравиться».
Шланг, полет на «Стреле», рассказ о море. Именно в тот вечер в его голове впервые соединились вместе два понятия — Альт и планета — причем при участии себя где-то рядом, пусть и пока на параллельной картинке. Тогда еще можно было остановиться, тогда Шакс еще не был кем-то большим, чем товарищем, собутыльником. Может быть, к нему уже тянуло, но связей еще никаких не было.
«Как быстро потом стали развиваться наши отношения. Точнее, я думал, что отношения», — Элиот сделал еще несколько маленьких, аккуратных глотков из стакана. Какое на вкус предложенное барменом пойло, он все еще не замечал, но система говорила, что его крепость приблизительно близка к запрашиваемой. — «Как я вообще мог быть таким наивным. Дружба между пиратом-шизофреником и его рабом. Ха. Если журналисты напечатают эту историю, то индивиды поверят в нее не больше, чем в любой другой желтобрюхий бред».
Но ведь были моменты, когда Альт действительно вел себя как друг, действовал не ради себя, а ради него, Элиота.
«Когда я упал в тире — почему он не бросил? Почему просто не вызвал Эльсо? Почему стал сам со мной возиться? Еще и утешать пытался. Сочинял… сказочки».
«Надо только начать. Собраться. Осмелиться. Ты шагнешь вперед, в свою сказку, а я буду рядом… я буду страховать тебя. Всегда буду».
«Я тоже горазд на совершенно невыполнимые обещания. Как там он сказал? Что я ничего не успею показать, никто меня не успеет полюбить, да и я сам не успею…? Да», — Элиот сделал еще несколько глотков, машинально отметив, что алкоголь по чуть-чуть начинает действовать. Киборг вдруг нервно усмехнулся, со стуком припечатал кружку дном в стойку. — «Нет. Ничего подобного, Шакс. У меня есть еще время, и его может оказаться так много, сколько ты не мог ожидать даже в самых странных своих фантазиях. А я всегда легко и везде нахожу любовь, знаешь ли. И умею любить. Тебе подобное никогда и не снилось».
Меньше алкоголя в стакане — больше в крови. Но обычно приносящий легкое, радостное, возвышенное настроение алкоголь сегодня послужил дурную службу — он расслаблял совсем в другую сторону. Попытки борьбы с мрачными мыслями прерывались, покрывались волнами черной меланхолии. Постепенно уходили и конкретные мысли, четкие образы, но эмоциональный фон никуда не исчезал, напротив, он усиливался, углублялся. Элиот видел перед собой будто неясную тень Альтаира, вспоминал рваные отголоски их старых бесед, но никак не анализировал их, не давал комментариев относительно реальности — только переживал, погрузившись в себя, и больше ничего. Опустошился первый стакан; бармен, не спрашивая согласия, подлил второй. Эл не притронулся к нему, сидел, уперевшись локтями в стойку, запустив пальцы в свои волосы, заморозив свой ничего не видящий взгляд где-то над столешницей.
— Эй, красавчик. Не хочешь со мной выпить? — совсем рядом с Элиотом села девушка его расы. Симпатичная она или нет — киборг не обратил никакого внимания, и даже грудью, чудом не выпадающей из ее декольте, совершенно не заинтересовался.
— Нет, — коротко отозвался Элиот и сразу же отвел глаза от неожиданной соседки в обратное положение.
— Многие печали можно смыть, если…
— Отъедь, я сказал! — рявкнул Элиот, стукнув кулаками по столу, резко выпрямившись, вскинув на соседку искаженное злобой лицо. Девушку моментально как ветром сдуло. Мужчина убрал за ухо выпавшую на лицо прядь волос, положил на стол предплечья, уткнул лоб в скрещенные пальцы рук и пробормотал едва слышно: — Не до тебя сейчас. Совсем не до тебя.
Несколькими секундами позже Эла накрыла чья-то тень, и уходить она явно никуда не собиралась. Киборг поднял голову, уставился взглядом, должным выражать раздражение, на замершего перед ним тар-нау.
— Киборг? — негромко спросил бармен.
Эл дернул правым плечом — мол, не видно, что ли.
— Не помогает алкоголь?
Эл снова дернул тем же плечом.
— Могу предложить кое-что другое.
— А толку-то? В меня оно все равно не усвоится в достаточном количестве, — нехотя буркнул Элиот, снова опуская голову, на этот раз щекой на тыльную сторону левой ладони, чтобы видеть бармена. Толку-то, но вдруг…? Предложение заинтересовало.
— Новое вещество. Первоклассная штрандская вытяжка. Ваша система не различает в ней психоактивные вещества. Я не встречал еще ни одного индивида, которого она бы не пробрала. В том числе и из ваших.
— Наркотик? — равнодушно уточнил Элиот.
Бармен не ответил.
— И как? Из реального мира подобные вещества действительно выдергивают? Ни до чего настоящего становится дело, перелетаешь в какой-то параллельный мир, там ловишь глюки и радуешься, капая на стол слюнями?
Бармен согласно склонил голову к плечу.
Шакс иногда употреблял такое. А потом приходил отлеживаться к Элиоту, то в хорошем, то в плохом состоянии духа — раз на раз не приходилось. Киборг всегда считал подобные выходки дрянным делом.
«Твои глаза похожи на звездочки. Ты мне жизненно необходим».
— Так давай, — поморщился Элиот, снова утыкаясь лбом в свои пальцы. — Почему сразу не предложил?
— Стоит довольно дор…
— Срать. Давай, сколько там надо, чтобы меня точно пробрало.
Бармен нагнулся, поднял с пола за стойкой маленькую бутылочку с густой, мутно-коричневой жидкостью, поставил на стол стопочку и наполнил ее наполовину.
— И это все? — уточнил Элиот, наблюдая за процессом с никому не видимым скепсисом во взгляде.
— Это любого с ног свалит.
— Посмотрим, — Эл цапнул стопку и залпом опрокинул в себя все содержимое.
Да. Система действительно не ругалась. Вообще никаких комментариев не дала. А организм, м-м… организм пока тоже. Даже вкуса у таинственной вытяжки практически никакого не имелось, больше всего она походила просто на старую воду.
— Ну что, уже должно быть что-то? Где мои веселые картинки? — спустя минуту с нетерпеливым раздражением в голосе поинтересовался Элиот. — Если надул — платить не буду.
— Подождите. Уже совсем вот-вот.
Меж тем, эффект действительно подступал. Вот только галлюцинаций Элиот дождаться не успел — ему стало плохо раньше, и совсем в другую сторону.
Система выдала одну критическую ошибку. Следом за ней — сразу вторую.
«Что происходит?» — Эл удивленно расширил глаза, машинально коснулся рукой левого виска, приложив к нему пальцы. — «Это… оно? Неужели пришло? Но ведь все должно быть совсем не так!»
Так, не так, но с подобным Элиот еще не сталкивался никогда — даже на порядок слабее, чем сейчас, система не сбоила на его памяти еще ни разу. Да что там, даже мелкие, совершенно незначительные сбои встречались исключительно в первые дни после близкого знакомства с электромагнитной гранатой.
Расфокусировалось зрение, резко сузились его поля, затянулись до маленькой точки черными туннелями. К гулу, к обрывкам чужих речей подмешался затеняющий их монотонный шум. Бросило в жар, потерял четкий ритм пульс, подкатил к горлу тугой ком тошноты, но Элиот этого уже не отмечал — он едва находился в сознании, едва понимал, что вообще происходит, кто он и где он. Он даже не мог сказать, стоит он, сидит или лежит — совершенно не ощущал себя в пространстве, не воспринимал то, что происходит вокруг, за реальность, и не помнил, как в таком состоянии оказался. Не помнил, да и не хотел вспомнить, даже если бы мог — сейчас ни малейшего интереса ни к чему не возникало. Система продолжала сыпать критическими ошибками, выдавала какие-то предупреждения, но Элиот не мог воспринимать уже и их тоже — он совершенно ничего не воспринимал.
Но зато желаемого киборг все-таки добился — все тяжелые воспоминания, размышления с него сбило напрочь. Остались только полная дезориентация и узкий глазок поля зрения, но Эл не мог расшифровать значение ни одного объекта — он просто не понимал, что видит.
Но что интересно, информация, поступающая в его мозг по слуховым каналам, не теряла свой смысл. Однако зацепиться за него, как-то откликнуться все равно было невозможно.
Состояние умирания, реакция на наркотик…? Едва функционирующее сознание Элиота допускало оба варианта.
— Слушай, что-то не так. Кибернетика бы вызвать, — давно наблюдающий за Элиотом илидорец, сидящий на самом крайнем стуле перед барной стойкой, обратился к хозяйствующему здесь тар-нау. «Не так» — это мягко сказано: Эл побледнел, сжимал виски руками и мелко дрожал всем телом, совершенно никак не реагируя на попытки его окликнуть. Черноволосый крепко сжимал губы, таращил глаза и, казалось, вообще не дышал.
— Эй, парень… — илидорец поднялся со своего места, подошел к Элу, положил руку мужчине на плечо, но тут же ее отдернул — такой неожиданно горячей оказалась его кожа, и это ощущалось даже через ткань рубашки. Элиот снова не отозвался, никак не изменил своего положения, и руку, тронувшую его плечо, совершенно не почувствовал. Все меньше и меньше становилось и без того почти закрывшееся окно в восприятии внешнего мира; все больше и больше сжималось в ничто сознание черноволосого. Система, потерявшая контроль, не способная выполнять ряд критически важных функций, угнетала нервную систему Элиота, усыпляла его, замедляла метаболизм, пытаясь свести к минимуму риски от сложившейся ситуации.
«Хреново», — илидорец поднял руку с терминалом, активировал экран, но прежде чем начал что-то набирать, был остановлен тар-нау. Бармен схватил его за запястье, больно выкрутив.
— Нельзя, — отказал он. — Запрещаю.
— Что значит «запрещаю»? — илидорец удивленно поднял брови. — На наркотики такой мгновенной и сильной реакции быть не должно. Этого человека необходимо доставить в больницу.
— Нет. Будут проблемы. А он — киборг. Живучий. Да если даже и умрет, годом раньше, годом позже — невелика поте…
Илидорец перехватил запястье тар-нау свободной рукой, резко дернул его на себя, обхватил за шею и с силой впечатал бармена лицом в стойку.
— Не смей так говорить, не смей, ты, мразь…! — прошипел он, наклонившись к уху бармена. — моя сестра — тоже киборг. Плевал я на твое заведение. А вот тем, чтобы сюда как можно скорее прибыла скорая, я лично озабочусь.
Где-то на заднем плане нарисовались охранники. Привлеченные разборкой, к барной стойке стали стягиваться постояльцы.
В это время Элиот, из последних сил борющийся за последние крохи своего сознания, был побежден. Система хотела мягко уложить его на столешницу, но не могла взять в расчет неустойчивость барного стула на высоких, тонких ножках, а когда Элиот стал заваливаться вбок, уже ничего не могла предпринять. Киборг с размаху ударился головой о край стойки, не до крови, как когда-то давно в тире, но все-таки гораздо серьезнее, упал на пол, потянув за собой стул, вывернув при этом ранее неудачно засунутую между перекладинами ногу.
Процессор, мозг — абсолютно взаимосвязаны, поддерживают друг друга, не могут функционировать поодиночке. В тире Элиот добровольно отказался от большинства функций системы, попутно оставив свой мозг без возможности совершать некоторые важнейшие процессы; сегодня тоже добровольно, хотя уже не намеренно привел свой мозг в состояние, с которым процессор не мог взаимодействовать корректно. Одно не может без другого; пока идет совместная, бесконфликтная работа, киборг остается индивидом. Живым индивидом.
С тем, чтобы срочно найти кибернетика, в Третьем городе, как почти и везде, были проблемы. В течение нескольких минут в безымянное заведение прибыла самая обычная скорая, доставившая все еще находящегося без сознания Элиота в самую обычную районную больницу, куда приезд специалиста был гарантирован в пределе одного часа по закону.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Эрин ♀ Дата: Суббота, 26-Ноя-2016, 03:20:11 | Сообщение # 557    
Сообщение отредактировал(а) Эрин - Суббота, 26-Ноя-2016, 03:57:17

Клан Созвездия Волка
Ранг: Зрелый волк

Постов: 2284
Репутация: 281
Вес голоса: 5
396е сутки, Фельгейзе
Часть I
Излишне будет пояснять, что ни через обещанные полчаса, ни через час Элиот не появился там, где его ждали после последнего сообщения особенно сильно. Как не появилась и Дженнифер, бесследно исчезнувшая из поля зрения всех своих знакомых ещё днём, в самом разгаре рабочего дня. Вахтёр, сидящий на входе в полицейский участок №13, видел её последним. Ровно через двадцать две минуты после начала экспертизы, если верить его записям и времени на камерах наблюдения. По крайней мере, Джону сказали так...
Дженнифер никому не сказала, куда пойдёт. И никому не писала. Просто вышла за двери участка и растворилась где-то в шумных улицах Третьего. До позднего вечера Джонатан был уверен, что его племянница где-то вместе с Элиотом, и, может быть, они чем-то заняты, потому она и не отвечает. А может её терминал разрядился, сломался, или что-то ещё — ну, всякое же бывает. Поначалу он почти не волновался. Просто хотел узнать, где так загулялись его ребятишки — и потому написал Элиоту. Но Элиот сначала ответил, что Джен с ним нет, а потом и сам резко пропал из сети. И вот тут Джон ощутимо заволновался.
Он провёл четыре часа в панике, засыпая номера Ривза и своей племянницы бесчисленными сообщениями, шагал по квартире из угла в угол, звонил на участок, чтобы выяснить, когда и, может быть, с кем ушли Элиот и Дженнифер. Садился на диван, обхватывал голову руками и давил себе на виски, пытаясь успокоиться и придумать что-то более дельное, чем паника — но не мог, раз за разом вскакивал и вновь принимался ходить по комнате туда-сюда.
Когда спустя ужасно долгие и мучительные несколько часов Элиот всё-таки откликнулся, Джон сумел выдохнуть хотя бы чуть более спокойно. Но волна беспокойства, тихого ужаса и сдерживаемой паники накрыла его с новой, более того — двойной силой, когда Ривз не уложил свой приход даже в крайний показатель диапазона обозначенных сроков. Спустя час Джонатан написал киборгу снова. Затем — ещё, ещё и ещё. Он писал сообщения то Дженнифер, то Элиоту с промежутком уже чуть ли не в жалкие пять минут. И не знал, зачем это делает — ведь давно уже было ясно, что сие действие не работает и абсолютно ничем не помогает.
Спустя примерно два с небольшим часа после того, как от Ривза пришло последнее сообщение, Джон наконец-то решился на действие, которого весь этот вечер подсознательно боялся, которое он отвергал ещё на подходе к своему сознанию и продолжал ждать, тянуть время. Но даже решившись, он собирался с силами больше пятнадцати минут.
Наконец, Джон в который раз за эту ночь развернул окно терминала, включил клавиатуру и принялся нажимать пальцами в голографические кнопки. Последние сейчас казались невероятно маленькими, неудобными и то и дело расплывались перед глазами. Роуз никак не мог попасть на нужные цифры с первой попытки.
Номер общегородской больничной справочной появился на терминале рыжего только спустя двадцать минут после решения о необходимости этого звонка.
— Слушаю, — спустя секунд тридцать мучительного ожидания отозвался на другом конце линии низкий женский голос. Барышня явно хотела спать и была недовольна тем, что кто-то смеет звонить в такое позднее время, несмотря на то, что ночная вахта была её работой.
— Добрый... вечер. — выдохнул Джон. От его обычно громкого, сочного и насыщенного баритона не осталось и следа. Теперь он был способен выдавить из себя только какое-то чужеродное сипение. — Простите, не могли бы вы посмотреть, не... не поступал ли в какую-нибудь из районных больниц человек по имени Элиот Ривз?
Джон не знал, почему первым спросил про Элиота. Опять тянул время? Или с большей вероятностью именно от него ожидал травматичных выходок...? Скорее всего, одно наложилось на другое.
Женщина на другом конце линии недовольно что-то проворчала и, очевидно, принялась пробивать искомого индивида по базе. Она несколько раз уточнила написание имени черноволосого, а Джон несколько раз успел побороть преступное желание оборвать звонок. Словно его подсознанию казалось, что это может спасти, изменить что-то ужасное, если оно уже свершилось...
— Элиот Ривз Эчанове. Поступил сегодня в шесть ноль семь, в отделение дежурной больницы седьмого района...
Следом женщина говорила что-то ещё, но Джонатан её уже не слушал.
— Будьте добры, п-пробейте ещё кое-кого... — тихо, дрожащим голосом попросил он, прервав слова своей недовольной собеседницы. — Человек, девушка. Дженнифер Роуз.
Дама вновь уточняла написание. Джон вновь боролся с собой и отвечал так тихо, что женщина вновь и вновь переспрашивала его.
— Дженнифер Гвиневера Роуз. В тяжёлом состоянии доставлена сегодня в... — звонко прочитал голос из динамика терминала спустя секунд тридцать. И Джон больше ничего не слышал. Пытался — пытался! — но звуки расползались от него контуженными червяками, не желали складываться в понятные мозгу слова, убегали, словно мелкий песок сквозь неосмотрительно растопыренные пальцы.
Рука с терминалом бессильно повисла. Женщина на том конце линии продолжала что-то вещать, потом, судя по интонациям, что-то спросила. Потом недовольно прикрикнула и отключила связь.
А Джон так и стоял посреди комнаты, невидящим взглядом смотря куда-то в серую стену. Майк обеспокоенно вился у ног хозяина, прижав уши и нерешительно то и дело покачивая хвостом.
Как..?
Как это случилось?!

...несколько часов назад.

Странные, спонтанные решения, от которых заранее не ждёшь ничего хорошего, часто приводят к краю пропасти. Так или иначе, шаг за шагом, подступая к чему-то, от чего лучше бы бежать подальше, привязываешь камень себе на шею и сам сталкиваешь его со скалы. Не важно, что сам ты не прыгнул. Важно то, что спустя секунду валун сдёрнет тебя следом.
По времени нынешнее желание Роуз сложно было назвать спонтанным. Оно появилось не так уж внезапно, не заставило её резко сорваться с места в одну минуту. Нет, она решила всё ещё прошедшим вечером, ночью прикинула примерный план дня. Даже подумала затем, уже утром, на участке: не так уж плохо, что Морей отправил на принудительный выходной. Не пришлось договариваться с ним о внезапном отгуле.
Однако, несмотря на это, спонтанным данное решение всё же было, потому что Джен совершенно не взглянула ни на одно из возможных последствий, хотя предчувствие так и кричало ей о том, что это плохая идея. Интуиция никогда ещё не подводила Дженнифер — но рыжая всё равно так редко её слушала...
Возможно, причиной такого игнорирования по отношению к предчувствиям было то, что логикой Джен не могла представить себе более серьёзных последствий своих действий, нежели небольшой приступ депрессии. Учитывая и так безумно угнетённое в последнее время состояние духа, Роуз не думала, что станет сильно хуже. Она больше не боялась нового приступа боли. Наоборот, рыжая чувствовала себя так, будто получить его — это её долг.
Проплывали мимо шаттла бетонные иглы небоскрёбов, рвавших своими шпилями бельмом наплывшие на небо туманные клочки. На стекле иллюминатора оставались маленькие капельки. Начинал идти мелкий дождь, и оставалось только надеяться, что он не станет очередным ливнем.
На этот раз у Дженнифер был при себе зонт, но от похожих на водопады, полноводных ливней Фельгейзе он спасал крайне плохо. Защищаясь зонтом от мощных дождевых потоков, порой чувствуешь себя древним воином со щитом, по которому без остановки лупит вражеский меч. И руки устают точно так же. На Луне такого не бывает. Там дождь всегда лёгкий, хилый и противный...
Стекло иллюминатора запотевало из-за контраста тёплого воздуха внутри салона шаттла, добавленного к горячему дыханию прислонившейся лбом к стеклу Роуз, и похолодевшей атмосферы снаружи летательного транспорта. Тихо гудел мотор, и всё вокруг казалось грустно-серым и немного мутным, будто посыпанным пылью.
Дженнифер отстранилась от стекла, коснулась пальцем его запотевшей поверхности, и вывела на ней первый пришедший в голову символ. И мир за стеклом снова стало видно, будто сквозь замочную скважину, сквозь маленький треугольничек протёртого от мутной пелены влаги стекла.
По ту сторону этой невидимой перегородки проносятся светлячками в тумане красные огоньки на корпусах флаеров... И всё. Больше ничего толком не разглядеть кроме узких тел зданий.
Нужная остановка находилась на противоположном конце города. Шаттл полз, как черепаха, часто снижаясь, чтобы подобрать новых пассажиров, но Джен всё равно показалось, что он долетел слишком, слишком быстро. С одной стороны, она хотела достигнуть места назначения, исполнить наконец это странное, болезненное желание, этот необъяснимый самопровозглашённый долг. А с другой... нет, нет, всё-таки она боялась. Всё таки тянула время.
Впрочем, нет, не тянула, это было бы на её взгляд преступлением. Но вместе с тем рыжая хотела, чтобы оно тянулось.
Но оно всё равно бежало с такой скоростью, с какой угодно лишь ему самому. Время никогда не играет по чужим правилам. Оно всегда было слишком самостоятельной стихией.
И сейчас бежало слишком быстро для умоляющей его притормозить Дженнифер.
Асфальт встретил ноги довольно толстым покрывалом воды. Чёртов шаттл спустил трап прямо в большую лужу. Ботинки мигом стали мокрыми, в левый налилось много влаги, и при переходе из статичного состояния к шагу подошва начала мерзко хлюпать. Дождь был пока не очень сильный, но всё-таки заставлял волосы и плечи быстро промокать, рисовал на них тёмные пятна.
Джен вытащила из сумки зонт.
Кнопку заело, и чёртов механизм никак не хотел открываться. Роуз стала дёргать его вручную; зонт сначала больно прищемил ей палец, а потом всё-таки раскрылся, злобно при этом мазнув своим краем по щеке девушки, оставив на ней косую царапину. Не кровоточащую, однако всё-таки неприятную, ярко-розовую и сразу заметную. Но это было уже не так важно: проклятый прибор хотя бы раскрылся.
Шаттл не мог приземляться совсем близко к тому месту, где надо было выйти, и потому пришлось прошлёпать по лужам ещё с километр, кое-где для кратости пути петляя по узким провалам меж небоскрёбов-исполинов, по каким-то нелицеприятным закоулкам, заставленным мусорными баками, пахнущим плесенью и чем-то подгнившим.
Спустя минут двадцать Дженнифер вышла на нормальную улицу, Она была по какой-то причине до неприличия широкой, словно река, и по ней ручьями бежала вода. По берегам этой «реки» сновали хмурыми зверями у водопоя редкие серенькие прохожие. На противоположной стороне на корточках сидел под фонарём какой-то илидорец с огромным пакетом, постеленным на голову и плечи.
Надо было перебраться на ту сторону. Джен прошла вдоль улицы, понадеявшись, видимо, найти «брод» в этом потоке воды, но оного не обнаружилось. Пришлось скакать прямо по воде. Правый ботинок благодаря этому тоже наполнился холодной жидкостью и начал чавкать.
Ярко-красный зонт кровавой каплей выделялся на фоне серого пейзажа. То и дело попадая в поле зрения, его край закрывал горизонт и то, к чему двигалась Роуз.
Наконец, улица была пересечена. Пройти метров пятьдесят вдоль кованого растительными узорами каменно-металлического забора, повернуть под резной белой аркой, и вот перед глазами большое пространство, поле жухло-серой травы, коротко подстриженной и расчерченной дорожками, из которой тут и там сверкали белыми камнями скромные мемориальные плиты.
Здесь, посреди густо насаженных стволов небоскрёбов, эта не выдающаяся над уровнем земли территория казалась чем-то очень чужеродным, каким-то нелицеприятным провалом средь густого, высоченного железобетонного леса, кратером, и производило впечатление угнетения и запустения.
Что ж, всё как и положено кладбищу.
Кладбища в черте города были редкостью. Обычно их предпочитали выносить на окраины, туда, где было просторно. Место в городе старательно экономили под возможные застройки или расширения уже имеющихся зданий, стараясь не позволять мегаполису излишне разрастаться вширь. Это кладбище было странным исключением. И лежать на нём было позволено далеко не всем самым обычным индивидам...
Дженнифер оглянулась на оставшийся позади забор, зацепилась глазами за привинченный к нему пластиковый адресный щит. Быстро взглядом нашла на нём нужное имя. Ряд семнадцать, квадрат между линиями двадцать два и двадцать три. Как и в адресах города, в адресах кладбищ всё было чётко и ясно. Никакой путаницы.
Белые камни дорожки проплывают под ногами. То и дело широкую центральную дорожку, ведущую от входа, пересекают под прямым более узкие, их — другие такие же. И на пересечениях обозначены цифры. Вот ряд семнадцать. С главного «проспекта» свернуть здесь направо. Раз, два, три... одиннадцать, двенадцать, тринадцать... двадцать, двадцать один, двадцать два.
Стоп.
Скромный прямоугольник травы в одной из ячеек из пересекающихся дорожек. Посреди него — ворох свежей, ещё не осевшей и не заросшей травой земли, слегка подмытой зачастившими в последнее время из-за сезона дождей ливнями. И небольшой, всего сантиметров тридцать в высоту, наклонный и крайне скромный, как и у подавляющего большинства здесь погребённых, белый надгробный камень.
Элизабет Уайт.
4267 — 4287 гг.
— Здравствуй, Лиззи. — едва слышно вздохнула Дженнифер, грустно ссутулив плечи. — Ты толком меня не знала. Но вот, я здесь. Дженнифер Роуз, главный аутсайдер нашей группы. Помнишь меня?
Джен вздохнула, присела на корточки напротив мёртвого холодного надгробия. И вдруг с невесёлой усмешкой задалась вопросом о том, почему люди с давних времён любят вот так вот приходить и говорить с камнями, отличающимися от обычных только тем, что они отёсаны и на них выбиты имена тех, кого эти люди когда-то любили. Ну и ещё тем, что где-то под этими камнями захоронены тела этих самых любимых... Интересно, какие ещё расы так делают? Из тех, разумеется, которые так же хоронит своих умерших.
Роуз никогда не любила Лиз. Они не общались. Не были лучшими подругами. И от ясноглазой девушки с пушистыми светлыми волосами, как и ото всех остальных малознакомых индивидов, Дженни непроизвольно держалась подальше. И всё же... почему-то она сейчас была вот здесь. Сидела перед свежей могилой своей кратковременной сослуживицы. Пред её новым, теперь навечным домом...
Джен сняла с плеча сумку, сунула в неё руку, бережно извлекла на свет, окрашивающийся вокруг неё красным из-за просвечивающего зонта, пушистый венок из некрупных голубых цветов и опустила его у подножия надгробного камня.
— Знаешь, до этого я была на кладбище всего однажды. — тихо произнесла Дженнифер, отдёрнув руку от венка так, будто он вспыхнул обжигающим пламенем, едва коснувшись земли. — Мне было, кажется, семь или восемь. Я сказала, что хочу повидать бабушку, которую никогда не знала, и дедушка взял меня с собой. Он привёз меня на пустошь, утыканную небольшими каменными обелисками с золотистыми надписями. На Луне хоронят не тела. На Луне хоронят только их прах. И мы сидели у обелиска с надписью «Геральдина Димери», на который дедушка повесил сплетённый им самим венок из ярко-синих цветов. Он сказал, что эти цветы такого же цвета, как были бабушкины глаза. И вот... знаешь, я подумала, что эти цветы похожи на твои глаза. Может, я просто не знаю, что ещё принято людьми приносить в подарок в... такой ситуации. — Дженнифер тихо вздохнула, грустно чуть улыбнулась. — Я сказала дедушке: «Жалко, что она умерла раньше того, как мы с ней познакомились». А он удивлённо вскинул брови, хитро-хитро сощурился, наклонился ко мне и сказал: «О, она не умерла! Она прекратила жить, но не умерла!» Я не уверена в том, что поняла его слова точно так, как он то видел. Сначала, пожалуй, не поняла и вовсе. Но знаешь, теперь мне кажется, что я нашла свой ответ на вопрос о том, как можно не умереть, расставшись с жизнью. Тем, кто скучает особо сильно по покинувшему его близкому, часто говорят, что ушедший всегда будет жить в его сердце. От этого, если честно, обычно становится не сильно легче... — Джен поджала губы, смертельно побледнев, закрыла глаза и сделала шумный вдох. Не надо. Не надо слёз. Хватит уже. — Но если вдуматься чуть глубже... каждый, кто знал нас хоть чуть-чуть, будет хранить в своей памяти наш след до самой свей смерти. И из кусочков чужих воспоминаний, чужих мыслей на наш счёт, разных, порой диаметрально противоположных мнений о нас можно будет сложить объёмную картинку. И мы будем жить, пока хоть кто-то помнит. И, может быть, этот кто-то расскажет о нас кому-то ещё, кто нас не знал — и тот тоже запомнит... Порой так легко прекратить жить. Но умереть — это куда сложнее. Сколько индивидов помнят тебя, Лиззи? Впиши меня в их число. Ты не исчезнешь бесследно.
— От этого тоже не легче. Кто бы что не говорил — ни черта не легче. — Раздался сбоку и чуть позади Дженнифер тихий, угрюмый голос.
Она обернулась и увидела чьи-то ноги в промокших насквозь по самое колено серых брюках и измазанных землёю ботинках. Алый купол зонта загораживал всё то, что было выше, и сквозь его просвечивающую ткань Дженни могла видеть лишь блёкло вырезанный светом силуэт.
Роуз поднялась, сдвинула зонт и узрела в метре от себя безэмоционально глядящего на могилу Уайт юношу. Его светлые волосы, чуть волнистые, густо промокли и потемнели, и глаза были такими же ясными, как у Лиз. Он вообще был очень похож на неё. Ужасно, ужасно похож. Почти как Дэниэл походил на Джен...
Ему тоже, как и Дэнни, было лет семнадцать. Ещё совсем мальчишка. Брат..?
— Ты кто? — серо-голубые глаза резко перескочили на Дженнифер.
— Дженнифер Роуз. — выдохнула рыжая. — Я тоже из... тоже... — заминка получилась совсем неожиданная, и Дженни не понимала, что мешает сказать ей номер злополучного отряда.
— Я понял. — холодно прервал паренёк судорожные заикания. — Брайан Уайт. Брат.
Как и подумалось...
— Почему ты здесь?
Дженнифер замялась. На этот вопрос она и себе затруднялась дать ответ.
— Не знаю... пришла... п-поговорить...
— Думаешь, твоя болтовня ей поможет? — мрачно усмехнулся Брайан. — Ей уже ничего не поможет. Всё, конец, поезд уехал. Когда умираешь, уже ничего больше не нужно. Помочь ты могла только тогда, на базе. До того, как эти подонки нашпиговали мою сестру зарядами. А теперь уже поздно рыпаться. Ей всё равно.
Джен долго напряжённо молчала, глядя куда-то себе под ноги. Её поджатые губы дрожали, она стискивала ручку зонта так, будто он удерживал её от падения в пропасть.
— А кто сказал, — голос дрожал и звучал совсем тихо. — что я здесь ради неё?
Да. Дженнифер вдруг поняла, почему она здесь, как здесь оказалась. Поняла, что пришла далеко не столько пожалеть о смерти Элизабет, сколько убедиться, что она действительно умерла. Взглянуть на её последнюю постель... В полной мере осознать, что это Лиз умерла — а не она, Дженнифер. Казалось бы, это так просто и так ясно — но чувства видят совсем иначе, нежели глаза.
Рыжая вдруг поняла, что это она — она сама — могла бы сейчас лежать вот здесь, в этой насквозь промокшей земле, под скучным белым камнем на чужеродном поле смерти средь живого мегаполиса. Что это её — её — младший брат мог бы стоять сейчас на этом самом месте, где ныне стоит Брайан, и говорить те же самые слова. Что это ей — ей самой — могло бы быть уже всё равно.
И было кое-что ещё. Кое-что, что было связано с Лиз, и что теперь было важно только одной Дженнифер.
— Так бы сразу и сказала. — едко усмехнулся младший Уайт. И убрал с Дженни невероятно тяжёлый взгляд грустных голубых глаз.
— Я не могла ей помочь. — спустя несколько минут густого и неприятного молчания хриплым голосом сказала Джен. — Ты говоришь, я могла ей помочь... а я не могла... я не могла, я не знала! Я не могла знать и не могла ничего сделать! — голос сорвался на тихое, высокое сипение, и из глаз всё-таки выкатились слёзы. Никто бы не заметил их среди капель дождя, если бы не зонт, если бы не зонт. — Я не виновата...
— Знаю. — тихо-тихо и совершенно спокойно отозвался Брайан. — Я знаю, как всё случилось. Это не было обвинение, мисс Роуз. Просто... попытка объяснить. То, что мы можем что-то изменить только до тех пор, пока мы живы. И в чужую жизнь принести свой вклад тоже только до тех пор, пока она не оборвётся. Прошу прощения, если это звучало как претензия на то, что вы сделали недостаточно. Здесь никто не мог ей помочь. Ей и двум её коллегам. Знаю, и не виню никого, кроме её убийц. Но... порой задаюсь всего одним вопросом: почему именно она? Почему не кто-нибудь другой? Почему не...
— ...не Роуз? — шёпотом отозвалась Джен. Брайан вскинул на неё свои светлые глаза, и тут же отвёл их в сторону, растерянно и смущённо. — Я знаю, ты подумал об этом. Ничего. Я и сама об этом думала. — Дженни вздохнула, стёрла запястьем с щёк блестящие мокрые дорожки. — Мы с ней многим похожи, если подумать. И я так легко могла бы оказаться на её месте...
— Но не оказалась. — невесело усмехнулся Уайт. — Потому это уже не важно.
Дженнифер с грустной улыбкой покачала головой.
— Для своего возраста ты производишь впечатление весьма мудрого индивида, Брайан Уайт.
— Ну простите, я не специально. — ехидно отозвался парень.
И снова молчание. Долгое-долгое, тяжёлое, горькой колкостью отдающее в горле. Щиплет глаза и опять хочется плакать. Опять немыслимо хочется быть слабой. Джен поднимает глаза с земли на Брайана, и видит, что его веки красные и немного опухшие. Из-за дождя не видно, плачет он, или нет, но он явно делал это как минимум совсем недавно.
Роуз смерила насквозь промокшего паренька взглядом, поджала губы, вновь обратила свой взгляд куда-то вдаль, опустила зонт, черпнув краем по грязной, размокшей земле, и сложила его алый купол, оперлась на него, словно на трость. И всё-таки позволила горячим солёным каплям закапать с ресниц, смешиваясь с холодной небесной водой.
В дальнем углу кладбища росло большое, кренящееся стволом к земле дерево, ветвистое, большим округлым грибом кроны накрывая могилы вокруг себя. И крона эта сплошь была усыпана белыми-белыми соцветиями, лепестки с которых падали вниз под тяжестью слёз неба, сбитые каплями, и сыпались снегом на жухлую траву. Сильный порыв ветра вдруг ворвался откуда-то с соседней улицы, набросился на дерево и обдал Дженнифер и Брайана волной такого же «снега», осыпал им половину кладбища, разбросал разорванные белые цветочки по заплаканной небом грязи.

Petals of white
Cover fields flowing in grieving tears
And all the hearts once new,
Old and shattered now...

— Лиз очень хотела работать в полиции. Мечтала об этом. Была лучшей в группе, стреляла как заправский ковбой. — тихо и серьёзно сказал, наконец, Брайан. — Хотела работать с несовершеннолетними. Наставлять на путь истинный малолетних преступников, помогать найти верную дорогу их заблудшим душам. Она всегда любила детей. Даже если они немного... чудовища. Она бы многого добилась, потому что знала, чего хочет, и радовалась каждому пройденному сантиметру на пути к своей цели. Она любила свою жизнь, и многих других была способна научить её любить. — парень обнял себя за плечи, мерзливо поёжился, носком ботинка размазал по белому камню дорожки липкий грязевой ком. — Собиралась скоро выйти замуж. Они с её женихом очень любили друг друга. Могли бы прожить вместе долгую, счастливую жизнь. Могли бы воспитать хороших детей, которые продолжили бы менять мир к лучшему. Лиз могла бы сделать много хороших вещей. Могла бы спасать жизни, могла бы... она могла бы бесконечно много. Но больше не сможет. Больше не сможет.
Брайан обернулся на Джен, внимательно посмотрел в её глаза, ловя каждое их движение. Сначала рыжая рефлекторно отвела взгляд, чуть наклонила голову, прячась, но спустя секунду вновь подняла на парня чёрные луны печальных зрачков.
— Ты могла бы оказаться на её месте, Дженнифер Роуз, — твёрдо сказал Уайт голосом уже не подростка, но взрослого мужчины, хотя в его тоне и тембре ничего толком не изменилось. Изменились лишь интонации, сделавшись какими-то совершенно иными, совершенно не присущими совсем юным ещё мальчишкам. — Могла бы, но не оказалась. Значит сделай так, чтобы вселенная не пожалела о своём выборе в том, кого из вас оставить в живых. Докажи, что стоишь больше, чем моя сестра.
Он развернулся на пятках — резко, бесцеремонно, рабрызгав вокруг воду со своих напрочь промокших волос, и направился прочь быстрым, чётким шагом, словно солдат. И напоследок крикнул, обернувшись через плечо:
— А это, учти, будет ох как непросто!
Джен смотрела ему вслед долгим взглядом, проводив светловолосого юношу до самого второго выхода с кладбища, сокрытого где-то в просвете густой стены колючих кустов, намертво вцепившихся ползучими ветками в витые прутья забора. Его блёклый силуэт затем мелькал движением в просветах меж мелких листьев, а потом исчез в пепельно-дымном просторе улицы. Такой же серый, как и всё вокруг сегодня, Брайан растворился в пространстве призраком, будто его и не было никогда.
«Докажи. Докажи. Докажи»
— Как?! — спустя долгое время плавания в пустоте крикнула вслед мальчугану Джен. — Как я должна это доказать, по-твоему?!
Но ответить было некому уже как минимум три минуты. Лишь пустое кладбище и шёпот дождя. И только большое старое дерево скрипит могучими ветвями и ворчливо шуршит листьями на играющийся с его кроной наглый ветер с соседней улицы. А тот только равнодушно продолжает катать по земле снежинки нежных белых лепестков.

Серые улицы стелет водой усилившийся дождь. Джен уже всё равно, ботинки полны водой по щиколотку. Однако она всё ещё старается прикрывать зонтом верхнюю часть себя, несмотря на то, что насквозь уже промокла. Просто потому, что сегодня было особо неприятно от того, что по коже барабанят на диво холодные капли. На самом деле, температура у нынешней погоды была не такая уж и низкая — но как много аспектов восприятия реальности зависит от настроения...
Совсем недавно Дженнифер обожала дождь Фельгейзе. Сегодня она его ненавидела.
Плачь, плачь, хмурое серое небо. Трепли, поднявшийся ветер, промокшую отяжелевшую одежду, дергай злобно за волосы.
«Докажи.»
Ноги несли куда-то наугад, не важно, куда — просто прочь от злополучного кладбища. Дженнифер не знала, идёт ли она к центру, или прочь от него, вдоль окраины ли, или прямо куда-то в граничащие с лесом районы. Ветер набивался клоками в грязный алый зонт, дёргал за него, тащил его вверх, словно парашют, мешая идти вперёд. Пальцы онемели от холода.
«Докажи.»
Шаг. Шаг, шаг, ещё один, и ещё. Ноги тяжело отрывать от земли, и кажется, что при каждом соприкосновении с нею подошвы ботинок прилипают, словно к магниту. Тело налито холодным свинцом. Хочется встать на месте, замереть и сдаться, провалиться в какую-то внутреннюю яму, которая так и тянет в себя. Погрузиться с головой в поглощающее, едкое и горькое чувство пустоты. Выть от раздирающей на части непонятной боли.
Но нельзя. И потому Дженнифер лишь ускоряет шаг.
Нужно будет вернуться на участок. За Элиотом. Мало ли что, мало ли ему нужна будет помощь. Или кому-то ещё благодаря нему... Минимальную длительность экспертизы Джен видела как пару часов. Данное примерное время уже подходило к исходу, но, наверное, не будет ничего страшного, если немного задержаться — а ведь экспертиза может и затянуться на куда более долгий срок. Да и, наверное, Элиот напишет, когда заседание закончится. По крайней мере, Роуз на это надеялась.
В любом случае, сначала необходимо успокоиться самой. Не стоит в таком состоянии показываться ни дяде, ни, особенно, Элу. Хватит истерик. Хватит быть слабой.
Не нужно — необходимо, наконец, собраться.
«Докажи.»
Ветер усиливается, и косая волна дождя проходится по всему телу. И следом новый порыв агрессивного воздуха вцепляется в зонт ястребиными когтями, резко дёргает его вверх, и мокрая ручка выскальзывает из рук, хозяйка которых становится в этот момент куда более озабочена тем, чтобы устоять на ногах. Что-то неожиданно острое на ручке раздирает ладонь.
Ветер вздёргивает зонт вверх, а потом с силой швыряет его вниз, на мокрый асфальт, метрах в десяти. Из алого мяса ткани выпячиваются переломанными костьми железные спицы. Но ветру этого мало. Он дёргает зонт снова, проволакивает его по слою воды, уцепившись за уцелевшую сторону, марает в грязной воде искорёженный червонный купол. С руки срываются вниз окровавленные капли дождевой воды.
Джен оглядывается на зонт лишь мельком, а потом, злобно рыкнув, резко отворачивается и продолжает путь, взмахнув в воздухе напитавшимися водой волосами, бросая несчастное старомодное произведение человеческой изобретательности умирать в луже на мокром асфальте чуждой планеты.
Дождь бьёт в лицо, капли, острые, словно иглы, колют могильным холодом, повисают на ресницах, залепляют стёкла очков. Дженнифер грубо сдирает последние с лица и топит их где-то в нагрудном кармане джинсовки.
Пустая улица, ровная, как дорожка между рядами могил. Рука саднит, её щиплет, и Роуз поднимает её к лицу, впервые замечает царапину, довольно длинную и глубокую. И прилипший к её краю, запачканный кровью белый лепесток старого кладбищенского дерева.
Песня ветра в скрипучих ветвях.
Размытая водою земля на свежей могиле.
Горячие слёзы вперемешку с холодными каплями дождя.
Печальные серо-голубые глаза мальчика, то ли странно-циничного, то ли не по годам мудрого.
И одно невероятно острое слово.
«Докажи!»
— КАК?! Как я должна тебе это доказать?! — застывает и с отчаянием кричит в пустоту Дженнифер, и её голос, вспарывая белый шум ливня, несётся куда-то вверх, скользя по стеклянным стенкам небоскрёбов-аквариумов. — Я это не выбирала! Никто не выбирал! Вселенная не выбирала! Жизнь — это стечение спонтанных фактов, слышишь, Уайт?! Я ничего не должна тебе доказывать! Я никому ничем не обязана!
И вместе с тем внутри что-то бунтовало против этого постулата. Как тяжёлые капли дождя боролись с порывами ветра за право падать по ровной вертикали, так не поддающееся логике чувство вины воевало в душе Роуз с голосом разума.
«Я могла бы оказаться на её месте. Могла бы, но не оказалась.»
«Ей было тоже двадцать четыре. У неё тоже есть младший брат. И вместо Брайана у такого же безразличного надгробия мог стоять Дэниэл. У МОЕГО надгробия.»
«Мог бы. Мог бы, но не стоит! И ещё как минимум много лет не будет!»
«...а откуда такая уверенность..?»
— Ты всего лишь глупый мальчишка и ничего не знаешь! Это не ты стоял там, под горизонтальным дождём из пуль и зарядов! — продолжала кричать Дженнифер в безразличное серое небо. — Я уже отстояла своё право жить! Слышишь?! Я. Уже. Его. Отстояла!
«ДОКАЖИ!»
Одно единственное слово отдаётся в ушах громовым криком вместе с оглушающим сигналом пронёсшегося над головой флаера, так низко просвистевшего, что, показалось, почти чиркнувшего брюхом по фонарному столбу. Вызванный им порыв ветра вновь перевернул и шлёпнул об асфальт оставшийся далеко позади искорёженный труп зонта. Что за ненормальные летают так низко?..
— Что я могу тебе доказать?! Как?! — голос чужой, совсем незнакомый. — КАК?!
«Мне нечего доказывать!»
«Мне нечем доказывать!»
Быстрый, нервный неровный шаг превращается в бег. Ветер зло дёргает за волосы, так и норовит содрать с плеч куртку. Дженнифер поправляет её грубым жестом-рывком. Плечо, раненное на базе, хранящее след смертельно опасной стычки с пиратами, простреливает жгучей фантомной болью.
«Я не могу ей ничего противопоставить. Она была лучшей. Она любила жить. У неё было столько планов. И столько возможностей. Она могла бы изменить мир, ей хватило бы сил. А я не могу. Я ничего не могу. У меня ничего нет! Она пришла в полицию потому, что хотела этого. Потому что хотела приносить пользу обществу, хотела помогать, и знала, как это сделать. Я пришла просто потому, что не знала, чего хочу. Я пришла потому, что умела стрелять и хотела увидеть изнанку мира и его разнообразие. Потому что я не умею ничего больше, и по основной своей профессии я долбаный биолог, а это оказалось совсем не тем, что мне было на самом деле нужно по жизни. Она хотела изменить мир к лучшему, хотя бы немного. Я хотела просто эгоистично понаблюдать, как он катится в тартарары.»
Дождь барабанит по лицу холодными уколами. Ноги при каждом резком соприкосновении с землёй поднимают закольцованные всполохи брызг. За спиной стремительно остаётся всё больше метров. Всё дальше оказывается, теряясь в сером дымчатом тумане, покорёженный алый зонт, покачиваемый порывами ветра.
«У меня ничего нет. Мне нечего ей противопоставить. Я слаба и бесполезна. И если Вселенная действительно способна делать выбор, она оказалась тупа, как пробка. Я не стою больше Лиз. Я ничего не стою.»
Дыхание сбивается, и сердце заходится бешеным ритмом от беспощадно-быстрого и долгого забега. Плечо пульсирует жгучей болью, будто застыв в том миге, когда кожу вспарывала пуля. Кровь бьёт в виски, и глаза застилает тёмная пелена. Улица вытягивается и сужается одновременно, заходится какими-то ужасающими метаморфозами, стягивается и складывается, оставляя впереди лишь квадратный просвет, превратившись в иллюзорное, расплывчатое и мутное подобие коридора злополучной базы.
«Это мне место в той могиле. Мне, циничной эгоистке и лицемерке. Не ей. И, в отличии от меня, ты это знал, Брайан. Ты. Это. Знал!»
— Тогда что я должна тебе доказывать?!! — задыхаясь, кричит Роуз в пустоту. — Ты сам всё понимаешь!!
Подвёрнутая утром нога подгибается вновь, в лодыжке что-то громко щёлкает, и боль простреливает всю ногу, волной проскакивает по позвоночнику куда-то в затылок. Равновесия не остаётся, всё тело ощущает жесткий удар, и ладони обжигает шершавый асфальт, сдирающий кожу, словно наждачная бумага. Улица разворачивается вновь, и над головой серым океаном разливается рыдающее небо. Плечо взрывается такой болью, что рука перестают ощущаться. С губ срывается сдавленный крик, мигом разбитый, расстрелянный каплями ливня.
И что-то в голове продолжает шептать одну и ту же садистскую песню:
«Докажи...»
И сил больше нет ни на что, кроме хриплых рыданий.
Вся горечь последних тридцати суток вдруг врывается в голову, захлёстывает, её волны смыкаются где-то намного выше макушки. И Дженнифер тонет, тонет всё глубже с каждой секундой, сжавшись в комок на холодном и мокром асфальте, ощущая себя единственным существом во всём мире, последним огоньком угасающей жизни средь безжизненных зданий.
Нет, нет, кладбище вовсе не было здесь чужим... здесь всё точно такое же мёртвое.
Джен пытается бороться, пытается ухватиться за что-то, но всё ломается, как талый лёд под истеричными махами рук утопающего, и холодная вода всё крепче обнимает тело.
База, перестрелка. Лиз, Хен-Сю, Толовацки. Пустынный и мёртвый Ганнет.
Отец, которому всё равно.
Психиатрическая экспертиза для того, кто заслужил смертную казнь.
В беспрогнозной коме та, ради кого нарушили столько правил и рисковали своими жизнями; та, которой только жить и жить.
Повреждённый имплант в голове Элиота, способный при неудачном стечении обстоятельств просто убить его.
Холодный дождь барабанит по спине и затылку. Небоскрёбы-великаны стоят прямо, как солдаты на параде, и безразлично глядят глазами-лампами вытянутые и головастые столбы уличных фонарей.
It doesn't matter what you've heard,
Impossible is not a word,
It's just a reason for someone not to try.©
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Суббота, 26-Ноя-2016, 03:21:47 | Сообщение # 558    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
396е сутки, Фельгейзе
Часть II

Лиловый дым растворялся в густом прокуренном полумраке подвального бара. Пустовала сцена, увенчанная блестящим шестом, и в зале посетителей было раз два и обчёлся — угрюмый тип за столом у входа, парочка каких-то панков и небольшая компания у дальней стены. Члены последней смеялись, не стесняясь, шумели на весь зал, и в меру громкая музыка не спасала от их громких пьяных голосов.
Мало кто приходил сюда днём. И из тех, кто всё-таки пришёл, никто не пришёлся Миене по вкусу — сплошные мужчины. Ску-чно. Ей было невыносимо скучно этим паршивым мокрым днём.
— Хасжарс, будь лапочкой, — Миена, приложив сигарету к губам и вдохнув сладковатый терпкий дым, протянула бокал копошащемуся за стойкой конжуйчианину. Он даже не глянул на саахшветку — взял стоящую рядом с женщиной бутылку, откупорил её и на ощупь подлил в протянутую тару напитка.
— Ты могла бы делать это сама. — типично-конжуйчианским, безразличным голосом заметил Хас.
— Могла бы. Но не хочу. — капризно надув и без того полные губы, заметила Миена. — Для этого ведь есть ты.
Бармен безразлично хмыкнул и повернулся к саахшветке спиной. Миена продолжила скучать, уныло ковыряя ногтем трещину, появившуюся на дереве барной стойки суток десять с небольшим назад. Говорили, тут какой-то идиот с гурталином поцапался.
Миена уже подумывала о том, чтобы уйти отсюда, дождаться вечера и поискать снова себе развлечений уже ближе к ночи, когда громко хлопнула уличная дверь, а затем, колыхнув гремучую шторку из нанизанных на длинные нити деревянных бусин, в зале появилась новая гостья. Впервые — женского пола. Мие даже как-то приободрилась, несмотря на, в общем, не самый притягательный на первый взгляд вид возникшей незнакомки.
Явившаяся человеческая девушка очень сильно хромала на одну ногу, её лицо было бледным и пустым, с тёмной одежды и волнистых волос, в аметистовом полумраке бара приобретавших мистический тёмно-фиолетовый оттенок, чуть ли не ручьями текла вода, оставляя на полу скользкую дорожку. Брюки у девушки на обоих коленках были порваны, и явно совсем не декоративно. Сквозь дыры видно было разбитую в кровь кожу. Незнакомка прохромала к барной стойке и нашла себе место на расстоянии двух стульев от Миены.
— Абсент есть? — хрипло поинтересовалась гостья, сгорбившись на стуле невразумительной мрачной тенью.
Хасжарс оглянулся куда-то через плечо, затем снова обернулся к девушке и отрицательно помотал головой. Посетительница фыркнула, задумалась ненадолго, уперевшись локтями в стойку, а потом уже не так уверенно, как в первый раз, но зато куда более угрюмо, поинтересовалась:
— ...Водка?
Теперь Жарс даже не оглядывался — только молча кивнул. Девушка уронила голову на стойку, вниз лицом, но указала пальцем на висящие в держателях над её головой пузатые бокалы:
— Чтоб такой на две трети можно было заполнить. И рюмку.
Конжуйчианин удивлённо наклонил голову к плечу, но ничего не сказал. Заказ есть заказ. А вот Миена заинтересовалась.
— Дорогуша, у тебя что-то случилось? — саахшветка пересела на соседний с незнакомкой стул и мягко тронула её за плечо. Та не ответила, только недовольно прорычала что-то сквозь зубы. — Эй, ну-у же. Что-то не так..?
— А по мне, чёрт возьми, не видно?! — девушка резко вскинула голову, сверкнув на Миену карими глазами. В это время Хасжарс опустил напротив неё всё запрошенное — рюмку и бутылку старой доброй земной водки, в которой содержимого осталось как раз на запрошенное количество. Гостья плеснула себе полную рюмку и спешно опрокинула её в рот, с отвращением поморщилась, но тут же наполнила ещё одну.
— Если будешь так спешно закидываться, ничего хорошего из этого не выйдет. — недовольно заметила Миена, наморщив плоский, но не по-саахшветски узкий носик.
— Да посрать. — глухо отозвалась незнакомка. — Я просто хочу отбить себе мозги.
— Был тут один такой на позапрошлой неделе. — безразлично заметил стоящий спиной Хасжарс. — Отбили ему их в буквальном смысле. — конжуйчианин указал длинным пальцем на трещину в стойке.
— Пожалуй, это уже излишнее. — усмехнулась девушка. И опрокинула в горло вторую рюмку. Шумно выдохнула. — С-сотрясения — явно не в тему. Завтра работать надо.
В нежданной гостье, несмотря на очевидно весьма недоброе состояние духа, мокрую одежду и всклокоченные промокшие волосы, было что-то очень интересное. Мягкий изгиб в меру полных губ, аккуратный, чуть вздёрнутый нос. Светлые щёки её усыпали мелкие пигментные пятнышки, и хотя обычно саахшветам такое не приходилось по вкусу, конкретно на этой девушке Миене данные отметинки понравились. Волосы у девушки, кажется, тёмные, но явно не чёрные, отливают, вроде бы, терракотовым, но в полумраке да при цветном освещения разобрать толком не удаётся. Интересная особа. Вроде бы, никаких необычных для людей черт, но что-то было в ней цепляющее даже искушённую Миену. Впрочем, настроение девушки не давало серокожей надежд на то, что этот вечер удастся скоротать в её обществе.
— Если будешь такими же темпами глушить эту дрянь, то работаться будет явно не лучше, — Миена фыркнула, поморщившись от гадкого запаха спирта. — Ну же, детка. Что с тобой стряслось?
— А это не твоё дело. — огрызнулась кареглазая.
— Ну почему? — Миена повернулась, подалась к девушке, изогнув спинку, заглядывая в тёмные глаза собеседницы. — Вдруг я могла бы помочь..?
— Если ты не умеешь совершать достоверно-невозможное, чем же ты можешь помочь, а?! — незнакомка отвела взгляд.
— Ну, например... — Мие загадочно улыбнулась, плавно, очень осторожно подалась ещё вперёд, всем своим видом сообщая, что собирается сделать. Незнакомка не отстранилась, лишь скептически изогнула бровь. Саахшветка вытянула шею ещё чуть сильнее и мягко поцеловала девушку в губы. Коротко, но не робко. Пока просто для того, чтобы обозначить свою позицию. Отстранилась, вскинула на незнакомку глаза цвета чистой меди. — ...я могла бы тебя отвлечь.
— Интересное предложение. — вопреки сказанному, совсем не заинтересованно отозвалась угрюмая гостья. — Но извини, «детка», это не мой вариант. Я лучше по-проверенному. — с этими словами она наполнила и опустошила третью рюмку.
Миена недовольно скривилась и отвернулась с явно обиженным видом. Нервно поправила пернатый розовый шарфик на узких серебристых плечах.
— Тебя так тошнить начнёт быстрее, чем наступит опьянение. — с напускной холодностью в голосе заметила она.
— Окей. Тоже способ отвлечься. — безразлично отозвались с соседнего стула.
Но всё-таки, кажется, девушка Миену послушала, потому что потреблять в себя остатки заказанной водки стала куда грамотнее. Даже запросила у Хасжарса фруктовый салат в закуску. И, конечно же, пьянела на глазах. За почти два часа дальнейшего времяпрепровождения на соседних стульях Миена всё-таки выведала у девушки несколько фактов. В первую очередь, конечно, имя. Имя, часто звучавшее не так давно в первых статьях захлестнувшей Фельгейзе темы — возвращения из ниоткуда небезызвестного Элиота Ривза и поимки Альтаира Шакса, наречённого журналюгами преступником года. Дженнифер Роуз. Какие знаменитости в окраинных забегаловках, ха-ха. Во-вторых, невозможное, которое не могла совершить Миена, было воскрешением мёртвых. Интересная тема, но Мие не решилась давить на очевидно-больное. А коленки и ладони девушке порвал банальный асфальт. И ногу повредила она об него же. Хасжарс несвойственно для себя добродушно обработал израненные руки Роуз способами, доступными при местной аптечке. Конжуйчианин без посетителей тоже скучал, и тоже ждал наступления ночи, когда в его скромную забегаловку начнут стекаться местные окраинные завсегдатаи. Только вот ногу Дженнифер осмотреть ему не дала. Сказала, что всё в порядке. Попросила только какого-нибудь обезболивающего...
По мере того, как Джен становилась всё пьянее, Миена пыталась подступиться к ней во всем ясном плане ещё несколько раз, однако снова и снова натыкалась на непроницаемо-холодную стену. Саахшветка девушку совсем не интересовала. А когда в зал начали, наконец, приходить другие посетители, Дженнифер просто поднялась и, прихрамывая, удалилась, напоследок приобретя, согласно заказу, «что-нибудь градусов двадцати».
— Ну что такое, третий день ничего не обламывается, — пожаловалась бармену Миена, проследив, как тёмная фигура Роуз скрылась за коридорной занавеской. — Долбаные натуралки...
— Ещё не утро. — хмыкнул Жарс и мягко указал пальцем одной из рук на только что робко вошедшую в зал молодую илидорочку.
Саахшветка снова приободрилась.
А что Дженнифер? Дженнифер выбралась на улицу, полной грудью вдохнула воздух, казавшийся таким свежим после прокуренного бара, что пьянил, как наркотик. Настроение было всё ещё очень скверное, но, по крайней мере, уже куда более спокойное.
Когда рыжая заходила в двери безымянного бара, ливень уже намеревался окончиться — капли стали мелкими и редкими, и ветер больше не метал их в лицо. Теперь же дождя не было совсем, и о его недавнем нашествии напоминали только громадные, поблёскивающие зеркала луж, отражающие серое небо. Холодно взирали с высоты своего роста стеклянно-бетонные громады небоскрёбов, гася в своих глазах лампы офисных помещений: рабочий день кончился. Дженнифер отметила этот факт, но как-то не придала ему никакого значения. То, что она собиралась вернуться к концу экспертизы, совсем вылетело у неё из головы. Всё вылетело. Осталась только звонкая, печальная пустота.
Она брела вдоль какой-то неизвестной улицы, краем глаза подмечая редких прохожих весьма маргинального вида. Вот саахшвет с ярко-красной татуировкой на пол-лица, поигрывающий раскладным ножиком, вот илидорец в драных штанах и куртке с отпоротыми рукавами, нецензурно ругающийся о чём-то с изрезанным шрамами гурталином, вот тощая человеческая девушка с вызывающе-насыщенным макияжем и ядерно-синими волосами. Ну и райончик. Как вообще угораздило здесь оказаться?...
Что было между падением посреди улицы и тем, как она приметила неоновую вывеску бара, Дженнифер толком не помнила. Не отдавала себя отчёта в том, как долго лежала на мокром асфальте, размазывая слёзы по лицу, как всё-таки успокоилась, поднялась и побрела, припадая на ужасно болящую ногу, куда-то вдоль по улице, опираясь на стену прилегающего здания, первое время оставляя на нём отпечатки стёртой в кровь ладони, которые быстро размазывала дождевая вода. Как долго шла, игнорируя боль, погружённая в оглушающую тишину в своей голове. Как удивительно много прошла, с больной и опухшей-то щиколоткой...
Теперь, благодаря алкоголю и полученному анальгетику, нога почти не болела, хотя Джен всё равно заметно хромала. А из-за состояния опьянения ещё и сильно покачивалась из стороны в сторону. Но её это уже не беспокоило.
Замученное тело уже чувствовало усталость не меньшую, чем истерзанный дух. Чтобы передохнуть, Дженни присела на лавочку в каком-то лысом парке. Печальным взглядом покрасневших глаз окинула окружающее пространство. Облезлые, худые деревца возвышались над засыпанной их же листьями жухлой травой, сквозь которую тут и там блестящими, липкими грязевыми плешами проглядывала маслянистая чёрная почва. Хрипло свистел под соседней лавкой какой-то драный, покрытый грязной, клочковатой шерстью феронис. Потом он замолк, посмотрел на Дженни, помялся секунд десять, и робко вылез из-под лавки, подобрался поближе к рыжей, внимательно смотря на неё одним зелёным и одним серым глазами.
— Знаешь, ты вот сейчас невер'ятно точно отражаешь моё внутреннее состояние. — вяло заявила Дженни зверьку. — И ва-а-абще мы с тобой чем-т похожи. Оба такие... б-бесполезные. Брошенные... ненужные. Вот ск-кажи мне, что я могу ему доказывать? Я ничего не стою, приятель. Вот ни гроша. Я ничего не значу. Лиз была хорошей девушкой. А я? А я кто? Я ни... ик!.. кто! Никто, и никем останусь. Этот мальчишка пытается искать справедливость у смерти. Ха. Ха-ха. Ха-а... Её нет, п-приятьль. Индивиды просто умирают. Все умирают. Всё — ВСЁ — умирает.
Феронис внимательно слушал, наклонив круглую и пушистую, как помпон на шапке, голову набок, шевеля маленькими, утопленными в меху ушками. Он сел на мокрую землю, устроился поудобнее, укрыв короткие лапки хвостом, и наблюдал. Не боялся. Джен попыталась зачем-то спугнуть его, но он даже не двинулся с места, только шею втянул.
— Знаешь, есль ты вот так вот будешь смело подползать к первым встречным индивидам, тебя однажд поймают и зажарьт бомжи. — наставительно сообщила зверьку Дженнифер. — Мой дядь знаешь, скок твоих сородичей скушал? 'От я тож не знаю. Но точно немало.
Дженни так же не знала, сколько времени провела в этом жалком подобии парка. Закончив говорить с феронисом, она просто сидела на лавочке, запрокинув голову и смотря куда-то на небо, и опомнилась только тогда, когда на оном потухло пожарное зарево заката и воцарилась темнота.
Потом поднялась и долго плутала по грязным улицам неизвестного ранее, но явно весьма неблагополучного района. И, столь же явно, крайнего. Совсем рядом с ним шумел вековыми деревьями лес. Их шёпот было слышно здесь, среди небоскрёбов, которые сложно было называть таковыми — здания тут совсем карлики по сравнению со своими родственниками из центра города.
Нога болела и опухала всё отчётливее. Джен уже утвердилась в мысли, что это, в лучшем случае, растяжение. В худшем — перелом. Но, находясь в состоянии полной неадекватности, вызванной в равной степени опьянением и нервной разбитостью, Роуз всё равно не хотела обращать на повреждённую конечность внимания. Только доливала в себя потихоньку содержимое прихваченной с собой бутылки «чего-то градусов двадцати».
Миена — вот же удивительно! — оказалась отчасти права. Было не только пьяно — вскоре от таких доз алкоголя стало ещё и дурно. В очередной подворотне, похожей на лабиринт, Джен всё-таки стошнило. Ну, по крайней мере, облик грязного райончика это абсолютно ничем не испортит...
Так, где-то к часу ночи окончательно дойдя до состояния полного морального и физического нестояния, Дженнифер всё-таки решила, что пора домой. Добрела до первой попавшейся остановки шаттла, довольно долго подождала редкого ночного рейса, и на первый попавшийся оный села. Толстой железной птицей, едва способной разводить крылья, шаттл оторвался от земли и поднялся ввысь, поплыл небесной черепахой над огнями мегаполиса, расчерченного яркими, завешанными рекламными экранами улицами так же ровно, как рядки могил белыми каменными дорожками.
И снова, как днём, проплывали мимо шаттла бетонные иглы небоскрёбов, скобливших своими шпилями гарью накоптившиеся на небо туманные клочки облаков. И сам шаттл корябал усыпанный звёздами купол цвета индиго своим железным черепашьим панцирем, создавая разрывы в низких-низких роях облаков, давая огням города перемигнуться с огоньками далёких светил чужих миров.
Безжизненные звёзды, холодные, безразличные, и всё же такие важные. Для кого-то — романтичные, для кого-то — путеводные. Для Джен звёзды всегда были просто звёздами, и она не знала, что где-то не так далеко были два индивида, для которых упоминание о звёздах как о чём-то большем, чем просто о небесных телах, значило невероятно много. Значило — и теперь причиняло одну только невыносимую боль.
Холодные, безразличные огоньки в небе — такие далёкие, но такие родные. Холодные, искусственные глаза — такие тёплые, такие любимые...
Джен не знала много чего очень важного. Не знала о том, что происходило и вскоре будет происходить с одним совсем недолго знакомым, и всё-таки очень важным для неё человеком. Не знала о том, что один пират, лёжа на полу в своей камере, много думал и о ней в числе небольшого количества важных для него индивидов. Не знала, что Джон засыпает её учётную запись тревожными письмами, потому что динамик у терминала сломался и больше не был способен оповещать о новых сообщениях.
Ещё не знала, что сегодняшнее спонтанное решение может закончиться куда хуже, чем уже есть.
Болела нога. Болел живот. Болела голова. Пульсировало воспалённое сознание. Джен уже плохо понимала, что происходит вокруг, и плохо понимала саму себя. И потому не могла судить, что в очередной раз заставило её разреветься. Но, уже пролетая над седьмым районом, размазывая слёзы по покрытым веснушками щекам, Дженнифер вдруг решила, что не хочет показываться Джону и Элиоту на глаза такой. Растёртой в порошок, перемолотой собственными чувствами.
И подумала о том, что прогулки сегодня на удивление хорошо помогают. Больная нога больше не волновала. Джен просто вышла за несколько остановок до нужной, и решила прогуляться до дома пешком. Чтобы снова успокоиться, прийти в состояние хотя бы относительного равновесия. Чтобы высохли глаза и перестало дрожать дыхание. Чёрт знает, почему Роуз понесло именно через тёмные подворотни, которыми они с Уру Аном ака Бби с десяток с небольшим суток назад брели к ней домой после пряток от журналистов в мусорном баке.
Перемигивались на очистившемся от копоти небе холодные огоньки звёзд. Тускло светились в вышине чьи-то окна.
Вот сетчатый проволочный забор, по ту сторону которого какая-то зверюга, которую не разобрать в темноте, копается в куче мусора, вывалившейся из перевёрнутого бака. Вот куча коробок, в которой, кажется, кто-то спит. Вот невысокий широкоплечий силуэт отделяется от стены и встаёт посреди дороги.
— Куда это ты идёшь так поздно, красоточка? — скорее для приличия интересуется непонятный субъект.
Джен силится разглядеть его лицо, но смесь из темноты и отсутствия на глазах очков, которые были окончательно сломаны при падении, не позволяла ничего понять. Но вот тень приближается, и оказывается, что все попытки были изначально бесполезны — у незнакомца лицо вообще замотано каким-то шарфом. Судя по росту, фигуре, форме ног и рук — коренастый человек или илидорец. Большее сказать сложно...
— Слушй, мужик, давай я просто пойду, а? — утомлённо вопрошает Джен, взмахивая руками. — Никому из нас ведь не нужны неприятности.
— Вот именно. — голос незнакомца резко становится громче и грубее. — Никому из нас не нужны неприятности. Так что давай сюда терминал и всё, что ещё есть ценного. Быстро.
— Ну и н-наглости же у тебя, парьнь... — Джен усмехается и делает ещё шаг навстречу горе-грабителю.
— Ты, сука, не слышала что ли?! — необычайно нервно возопил незнакомец и вытащил из-за пазухи... пистолет. Направил его на Джен. Что ж, его слова разом стали весомее. — Я сказал, быстро!!
Но его руки дрожат. Он не уверен в том, что делает, он никогда раньше не направлял оружие на индивидов — по нему видно. Он дёргается, переминается с ноги на ногу и нервно оглядывается, сильно поворачивая голову на каждый шорох. Роуз делает ещё шаг вперёд, и он вздрагивает, делает шаг назад, подтверждая своей пугливостью все её подозрения, и снова орёт:
— Быстро! Я тебя пристрелю, если ещё хоть шаг сделаешь!
Орёт, да. Но больше он ничего не может сделать.
Дёрганый. Неподготовленный. Не ожидавший бесстрашия.
«Нет. Не пристрелишь.»
— Слушай, опусти эту штуку, — тихо и спокойно произносит Джен. — Опусти. Тебе не нужны все эти проблемы. Есть куда более адекватные способы заработать деньги. Криминал — это низко.
— Какая тебе разница, тупорылая?! — горе-грабитель дёргается всё отчётливее, он не сосредоточен, он нервничает, даже паникует. — Ты мне не мамочка! Просто гони сюда свою цацку, и никому больно не будет!
«Ну, ты сам напросился.» — усмехается в Дженнифер что-то бравое и агрессивное, что-то, что всю вторую половину дня мечтало о дозе адреналина.
— Хорошо, хорошо... — Дженни наивно улыбается, расстёгивает застёжку терминала и протягивает оный на раскрытой ладони неизвестному. Тот перекладывает пистолет в одну руку, делает несколько шагов ближе и уже протягивает вторую, чтобы взять желанную добычу.
Непредусмотрительный дурак.
Удар больной ногой в живот паршивца получается не такой сильный, как мог бы, но этого хватает, чтобы застать его врасплох. Руки вцепляются одна в пистолет, зажатый пальцами криминального элемента, другая — в его запястье, стараясь вывернуть оружие из хватки неудачника. Но из-за недостаточной силы удара неизвестный оправляется слишком быстро, вцепляется свободной рукой в свой драгоценный пистолет и дёргает на себя. Джен не отступает. Перетягивание длится секунды три.
А потом вдруг больная нога подгибается, а бандит как-то особо сильно дёргает оружие к себе, и Джен упирается животом в самое дуло. Нервный грабитель, не предусмотрительно всё это время державший палец на спусковом крючке, случайно вдавливает оный в самую рукоятку.
Живот прошивает огненной болью насквозь, и с губ срывается немой крик. Пальцы разжимаются, Дженнифер отшатывается назад на подгибающихся ногах. Отшатывается и бандит, с ужасом глядящий то на девушку, то на пистолет в своих руках. Падая на мокрую грязную землю, Дженни видит, как неизвестный, немного панически поколебавшись, всё-таки хватает её уроненный ранее терминал и срывается с места прочь, нервно оглядываясь на девушку, спотыкаясь о собственные ноги.
Под животом растекается тёплая лужа. Во рту появляется привкус крови, и запах дождя смешивается с её характерным запахом. Алая пелена застилает глаза. Внутренности будто выжигает огнём, выедает раскалённым металлом.
Несколько минут ужасающей боли. А потом ничего. Потом темнота и мягкая пелена забытья...

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Суббота, 03-Дек-2016, 23:08:14 | Сообщение # 559    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
396е советские сутки, Фельгейзе, Третий город, дежурная больница 7го района
Часть I

[6:20]
Ночью ждать шаттл — та ещё задачка. И найти такси, дождаться свободного флаера — то ещё дело. К тому же, с существенными ограничениями скорости в черте города это будет не то чтобы компенсированным ожиданием. А потому Джонатан Роуз делал то, что умел лучше всего на свете — бежал на своих двоих. Ведь до больницы совсем недалеко. Плёвое дело — пробежать несколько кварталов.
На самом деле, ни о чём из этого Джон не думал. Просто, спустя пару минут после того, как женщина из справочной прекратила что-то вещать сквозь динамик его терминала, осознав, что ему только что сказали, он снова позвонил этой противной даме, уточнил у неё только номер больницы, сорвался с места и выскочил за дверь, оставив обеспокоенного Майкла недоумевать.
Через двадцать две минуты двери дежурной больницы седьмого района едва успели отъехать в стороны, чтобы на них не натолкнулся внезапный, ураганом явившийся гость. Он пронёсся к стойке регистрации, как полоумный, оставляя на белом полу грязные следы босых ног, навалился на стойку, громко хлопнув по ней внушительных размеров ладонями.
— Дженнифер Роуз..! Где..? Что случилось?!
Маленькая рыженькая медсестричка-псейо вскинула взгляд на того, кто отбросил на неё громадную тень, и тут же в ужасе вжалась в кресло. Так страшно, как сейчас, Джонатан не выглядел, наверное, ещё никогда — или как минимум очень давно. Одетый в одну только старую майку и серые, промокшие до колена от беготни по лужам штаны, покрытые разводами от грязной воды, совершенно босой смуглый человек ненормально-высокого роста смотрел на дежурную бешено расширенными красными глазами, и заплетённые в мелкие косички медно-рыжие волосы растрепались, развалились колосьями по его плечам, при этом дыбом торча на затылке. Он тяжело дышал сквозь плотно стиснутые зубы, и желваки пульсировали на его лице и шее, а пальцы, бледнея, сжимали край стойки с такой силой, что, кажется, ещё чуть-чуть — и отломали бы его кусок.
— В-вы ей к-кем приходитесь? — пискляво спросила псейо, пробив по базе названное имя. — М-мне нужны ваши данные...
— Джонатан Лоуренс Роуз, брат её отца, — спешно представился мужчина, отпустив край стойки регистрации и протянув девушке исполосованную шрамами левую руку. Она сосканировала чип Роуза очень спешно, спешно проверила соответствие данных его представлению и так же спешно занесла мужчину в базу посетителей.
— Подождите минутку, — дрожащим голосом сообщила псейо, так сжавшись, будто за эти слова странный посетитель мог её ударить. — З-за вами сейчас придут.
Вопреки всем страхам девушки, Джон отреагировал на это совершенно спокойно. Ну, то есть, максимально возможно спокойно при нынешнем состоянии, никак не изменив в худшую сторону своего настроения. Минуты через три появилась медсестра и увела Роуза за собой. Правда, предварительно заставив его вытереть ноги влажными салфетками и выдав ему больничные тапочки, а также заставив переодеться в больничную форму, аккуратнее стянуть волосы и сделать дыхательный тест на наличие инфекции. Джон явно разозлился такому времятягству, но никак не возмущался.
По пути сопровождающая быстро изложила ему всё, что ей было известно о состоянии Дженнифер на данный момент. А потом и Элиота, о котором Джон спросил следом.
— ...Вам повезло, — между делом беззаботно произнесла медсестра. — Её как раз только-только доставили в реанимацию.
«Повезло?! О да, твою мать, ещё как повезло!!» — Джон стиснул зубы. — «Кто вообще в такой ситуации говорит «повезло»?!»
— Ваша девочка вообще везучая. — продолжала лепетать медсестра. — Повреждения органов довольно малы — ну, по меркам сложившихся обстоятельств, конечно — а пуля прошла навылет. А ведь пойди она чуть под другим углом, то могла бы задеть и позвоночник — уберегите имена предков! Ох, а если бы там рядом в коробке не спал этот бомж, который вместо того, чтобы сбежать, быстро сориентировался и вызвал скорую... ох, что бы было!
Джон поймал себя на неприятном желании хорошенько отчитать эту дамочку.
— Вы такое говорите всем находящимся на грани нервного срыва родственникам? — раздражённо поинтересовался он.
— О, нет, просто... — девушка замялась. Замерла, залилась неловким румянцем и потупила глаза. — И-извините.
— Неважно, — хмыкнул Джонатан и прошёл мимо неё. — Ну, чего встали? Ведите дальше!
Коридоры показались Роузу бесконечными. Бесконечные повороты, которых на деле было всего-то три штуки, бесконечные светло-серые стены, безразличные и угнетающие. Полудохлый куст в горшке, мёртвый голубоватый свет, от которого болят глаза. Мимо проносится с гулом группа врачей, везущих на каталке ещё одного беднягу, которому не повезло этой ночью. В ушах нарастает звон на высоких тонах. Холодеют руки.
Наконец, вот двери, вот табличка с указанием на то, что пересечён порог реанимационного отделения.
— Только не беспокойте её. — строго говорит медсестра, и её голос бьёт по ушам так, будто она кричит в громкоговоритель. — И никого не беспокойте.
Она осторожно приоткрывает дверь, из-за которой струится уже более приятный, чуть более тёплый свет, пропускает Джона внутрь. Мужчина замирает на самом пороге. Только редкие, нерегулярные сигналы приборов разрушает тишину помещения. Роуз пробегается взглядом по койкам, по лицам находящихся здесь пациентов: и тех, кто в сознании, и тех, кто ещё не пришёл в себя. Краем глаза видит, но пока не замечает даже Элиота и маленький консилиум вокруг него.
Вот... Вот она.
Пересохшие, синюшные губы чуть приоткрыты. Лицо бледное, как мел, веки потемнели, и под глазами сквозь тонкую кожу отчётливо видны паутинки синеватых венок. Низкорослый медбрат-о'арис поправляет капельничный катетер на тонкой, безжизненно-слабой руке. Слипшиеся, спутавшиеся рыжие волосы разметались по плоской больничной подушке.
Дженни, Дженни... как же тебя угораздило? К-как вас обоих угораздило?..
Звон в ушах нарастает, превращается в безумный истеричный писк, в который добавляются, вливаются, как ручейки в и без того мощный поток реки, любые звуки окружающего мира.
— Нэшэ, вам плохо? — обеспокоенно спрашивает медсестра, подняв взгляд на побледневшее лицо Джона.
Он не отвечает, а потом вдруг резко разворачивается и выходит обратно в коридор. Медсестра окликает его снова, видя, как мужчину шатает из стороны в сторону, как подгибаются его ноги, и как всего его трясёт.
— Идиоты... — сквозь сжатые зубы рычит он. — Как так можно было?! Малолетние ИДИОТЫ! — с этими словами он резко поворачивается в сторону и со всей силы ударяет кулаком пепельно-серую стену, делает ещё шаг и бьёт вновь, и заваливается за ударом, оставляя на штукатурке дугу рыжей полоски кровавого следа, падает на стену плечом и оседает на пол. И так замирает, сгорбив могучие плечи, сжавшись в ком на холодном полу.
— Господин Роуз..? — медсестра подходит к нему со спины, но он никак не реагирует. Тогда она наклоняется и мягко кладёт руку ему на плечо.
Зря.
Может, Джонатан и не был киборгом, но его хватка тоже была способна наносить травмы. Медсестре здесь повезло в двух вещах: в крепком саахшветском скелете и в том, что рыжий всё-таки не совсем потерялся, не с головой утонул в эмоциях.
— Н-не надо. Меня. Трогать. — прорычал он в искажённое испугом лицо девушки, и только после этого разжал стискивающие её кисть пальцы. Она обеспокоенно отметила напрочь, до светлого скелета ободранные костяшки на его правой руке, теперь безжизненно свисающей к полу.
И она послушала. Больше не трогала. Только наблюдала, стоя рядом, за тем, как Роуза трясёт всё сильнее. Только предложила вколоть ему успокоительное, но тот ничего на это не ответил.
— Я скоро вернусь. — где-то спустя минут десять неподвижного сидения на полу вдруг сказал он не своим голосом, апатичным и загробным, поднялся с пола и на подгибающихся ногах пошёл куда-то по коридорам. Медсестра, быстро спохватившись, последовала за ним.
Джон не помнил, каков был путь от входа в больницу до реанимации. Он совсем не запомнил ни одного поворота, ни одной приметы кроме облезлого куста в надтреснутом горшке. Мир перед глазами не расплывался, не шёл рябью, даже не кружился, и всё же Джонатан не мог ничего разобрать. Он всё видел, но ничего не замечал, в глаза врезались какие-то отдельные фрагменты пространства, видные, словно сквозь узкую трубу телескопа.
«Где. Тут. Выход?..»
Откуда-то сбоку потянуло знакомой дождевой сыростью, и Роуз пошёл туда, почти на ощупь, опираясь на стену. С разбитой руки на светлую плитку то и дело падали мелкие капельки крови.
Дверь!.. дверь, дверь, как открывать чёртовы двери?!
Когда что-то в голове всё-таки сумело вспомнить, каким образом выполняется это простейшее действие, и злополучная створка найденного запасного выхода отворилась, Джонатан буквально вывалился на улицу, сделав по инерции два неустойчивых шага, упал на колени и упёрся лбом в мокрый асфальт, закрыл глаза. Нагнавшая его медсестра попыталась подойти, но Роуз угрожающим голосом опять наказал ей держаться подальше.
Свежий воздух и шёпот мира вместо запаха медикаментов помогли. Они помогали беспрецедентно. Живой мир всегда давал Джонатану силы — вот не подвёл и сейчас.
Снова начинал моросить дождь. Становилось холодно. Писк из ушей постепенно пропадал, сходил на нет, зрение приходило в норму. И начинала болеть рука. Сидя на земле, Джон провёл несколько минут, потом поднялся, выпрямился, прислонился спиной к стене больницы и тяжело выдохнул, снова замер. Где-то спустя минут пятнадцать так и караулящая его медсестра решилась снова попытаться с ним контактировать, учтя то, что он явно начал приходить в куда более спокойное состояние: больше не глотал воздух рвано и жадно, больше не трясся, и ноги явно начали держать его лучше.
— Ваша рука, — тихо сказала девушка. — Она...
— Ерунда. — нервно отмахнулся Джонатан, оглядев кулак, явственно не только разбитый, но и куда более серьёзно деформированный, плохо поддающийся движению. Кажется, парочка пястных костей такого обращения с собой не выдержала.
— Пойдёмте. — проигнорировав отмашку, настояла медсестра, аккуратно взяла Роуза за запястье и потянула обратно в здание больницы. Он не сопротивлялся. Побрёл за ней разбито и понуро.
Где-то спустя ещё двадцать минут Джонатан снова оказался у дверей реанимации. Теперь уже почти спокойный, почти адекватный. На правой руке красовалась белая перчатка из свеженаложенной фиксирующей повязки. Перелом обнаружили явный, но обследовать свою конечность более тщательно и накладывать перевязку Джон пока не дал. Собственное состояние Роуза сейчас не волновало совершенно. В сопровождении всё той же бессменной медсестры он снова прокрался в уже виденное помещение, и на этот раз просто привалился спиной к стене неподалёку от угловой койки, занятой Дженнифер, и сполз на пол, сложил руки на коленях и упёрся в них лбом. И снова впал в статичное состояние.
[7:40]

… те же сутки, то же место, немного ранее
[7:00]
— …и что мне с ним делать? — в тишине, нарушаемой лишь редкими, не ритмичными сигналами приборов, послышался тихий, злобный, но отчетливый шепот. Все пациенты отделения реанимации, находящиеся в сознании, а также крайне немногочисленные в сей ранний час посетители, могли его хорошо расслышать даже с самых дальних мест.
— Что, что. Следить за ним, пока не приедет кибернетик, — отозвался низкий, приятный баритон. Его обладателя, лично или не лично, знали здесь абсолютно все пациенты. Артур, врач-реаниматолог.
— Почему я?! При чем здесь вообще невролог?! Почему не, скажем, ты?!
— Потому что по его состоянию очевидно тяжелое угнетение нервной системы. А это именно по твоей части. Ну и я, как видишь, все-таки тоже здесь.
— Ты здесь только потому, что в принципе присматриваешь за отделением. А я… да я лично к нему… «По моей части»! По моей части — нормальные, органические гуманоиды первой группы! А не… такие вот, — злобный шепот становится откровенно возмущенным.
— Ладно тебе. У него процентов меньше половины.
— Ха. Ха. Ха. Залепил рану после ампутации пластырем. Ты вообще тех, у кого пятьдесят или больше, встречал? Даже треть — это чудовищно много. Тебе легко говорить, ты-то за него не отвечаешь.
— Ты тоже.
— Лишь по закону, но главврач уже поставил меня в известность, что в случае провала съест меня живьем, целиком, начиная с головы. Этот… этот — какая-то известная персона. Если с ним что-то случится, то разгорится грандиозный скандал. Угораздило же его отключиться именно в нашем районе, именно в мою смену…!
Артур не ответил, лишь пожал плечами, сделал шаг к приборной стойке, прислонился к ней плечом, сложил руки на груди. Низкорослый, слегка полноватый и очень кудрявый, чем-то напоминающий купидончика — он у многих вызывал доверие с первого взгляда. Пациенты любили Артура, и он их немножко тоже. А вот его собеседника, непомерно длинного, угловатого и узкоплечего для илидорца, обладателя когда-то переломанного и неидеально сросшегося орлиного носа, воткнутого между маленьких, глубоко посаженных, злых и цепких глаз, окружающие индивиды откровенно побаивались — как коллеги, так и пациенты. Ост был желчным, вредным, острым на язык, и выглядел соответствующе, вел себя несдержанно и порою откровенно грубо, но специалистом был преотличным. Он ненавидел пациентов, но являлся блестящим исследователем, ученым — этим и держался за свое место, увы, для его целей совершенно необходимое.
— Главврачу игры, — спустя довольно продолжительную паузу снова начал шипеть Ост, — все переставляет фигурки своих подчиненных. И я, этот несчастный подчиненный, вынужден впустую тратить свое драгоценное время, спускать его вникуда. Вместо того, чтобы обрабатывать результаты вчерашних опытов, я вынужден неотрывно сидеть здесь, как нянька.
— Успокойся. Коли выдалась возможность — просто отдохни. Когда, говоришь, обещали прислать кибернетика?
— Зарт сказал, что через двадцать минут. Сорок минут назад. И никаких вестей.
— Значит, недолго тебе еще остал…, — фразу Артура перебил терминал Оста, уведомивший хозяина о новом сообщении. Илидорец немедленно прочитал его, поджал разом побелевшие губы.
— Что?
— Этот мудень уведомил начальство о каких-то своих проблемах. Опаздывает. Насколько — не ясно.
— Ост. Просто сиди здесь и жди. Все, что от тебя требуется — это лишь следить за его органической частью и ловить момент, с которого его будет необходимо отправить в криокамеру. Все. Это все! Только держи руку на его пульсе в прямом и переносном смыслах слова.
— А я не хочу. Не хочу! — Ост выпрямился по струнке, сжал кулаки, с ненавистью посмотрел сначала на своего бессознательного пациента, потом — на хозяина отделения реанимации. — Почему бы сразу не отправить его в эту чертову камеру?! Не хочу. Я. Держать руку. На пульсе этого! Глянь на экран, вассэт! Он выдает такие низкие параметры, с которыми люди просто не живут. А этот, смотри-ка, держится в совершенно стабильном состоянии уже более чем целый час! Кибернетик сказал, пока есть стабильность, никаких мер по сохранению его жизни от нас не требуется. И, твою мать, это все, что он сказал! А я что? Я ничего, сиди и жди?! Бред, бред, БРЕД! У него большая гематома на голове, еще ссадина рядом, и сотрудники скорой отметили носовое кровотечение. Своего пациента я бы немедленно, сразу при поступлении, направил на томограф, но этого?! У киборгов список противопоказаний к диагностическим исследованиям и медицинским манипуляциям по толщине сродни первому тому «Золии и Вердэ», причем у каждого, вдобавок к общему, еще и обязательно наличествуют что-то свое, специфическое. Врач не знал, врач навредил — врач сразу под суд! И что я могу сделать, чтобы точно не навредить? О! Я могу в глаз ему фонариком посветить!
Свое саркастическое предложение Ост резко оборвал реальным действием, на самом деле достав из кармана фонарик. Ну а что, зрачковая реакция — уже много сотен лет как способ оценки состояния больного, в частности, показатель тяжести черепно-мозговой травмы. Сведя вместе темные брови, нахмурив лоб до глубоких складок, Ост наклонился над доставшимся ему горе-пациентом, приподнял ему левое веко, замер на секунду-другую, не слишком удивленный открывшейся ему картиной, но немного обескураженный, и все-таки посветил в глаз киборгу фонариком. Посветил и тут же сплюнул, громко, смачно, но хотя бы без летящей во все стороны слюны — зрачок смуглокожего человека отреагировал на раздражитель цепко, моментально, как будто бы его обладатель сейчас находился в полном сознании и при добром здравии.
— Значит, даже это я не могу с ним сделать! — после проверки второго глаза киборга на натуральность Ост резко выпрямился, стиснул челюсть, и продолжил говорить невнятно, сквозь сжатые зубные пластины: — Простейшие манипуляции оказываются абсолютно безрезультатными из-за его механизации! Ну-ка, ну-ка, Артур, давай прикинем, что у нас выходит. Я, Ост Риос, невролог высшей категории, должен торчать чертову тучу времени над этим, и единственное, что мне в принципе подвластно — это замазывать этому царапины и ссадины люкрелем! Слава небесам, что у этого хотя бы аллергии ни на что не отмечено! А то вот бы совсем здорово было!
— Ну а что ты тут стоишь и скучаешь. Действительно, возьми и замажь. Почему нет. Кстати, а что с его ногой, ты уже смотрел?
— А что с ногой?
— Ребята на скорой отметили травму голеностопа. Ну, глянь.
Ост сделал шаг влево, откинул простыню и пронаблюдал сильно отекшую стопу пациента. Положив на нее руку, медик практически сразу прощупал выступающую тарную кость. Вывих, очевидно, а может быть, еще и перелом.
— Ой, здорово, — фыркнул он себе под нос, активировал терминал и быстро отправил кому-то сообщение. — Ну, зато теперь не я один буду страдать.
— Что ты сделал?
— Как что. Маякнул травматологии. Не знаю, как там помогает замедленный метаболизм этому, но вывихи, надолго оставленные без внимания, склонны давать осложнения.
Через пару минут после этого двери реанимации снова отворились, но прошёл сквозь них, увы, не травматолог, а мрачного вида рыжий человек. Прошёл и сел в углу, прямо на пол, ссутулив широкие плечи и уткнув лицо в сложенные на коленях руки.
[7:40]

[7:50]
— Нет. Нет, это невозможно, — Церт интенсивно замахал перед собой своими короткими гурталинскими ручками. — Не могу себе представить, как Ривзу может навредить ультразвук, но все же рисковать не стану. Даже если бы рискнул, даже если бы решился работать без снимков, на ощупь — то я бы не стал… работать! А если я ему имплант какой там оторву, а? То что тогда, а? Прощай, лицензия? Я не могу так рисковать, даже и не обсуждается. У меня пятеро детей и жена-нахлебница, мне их всех как-то кормить надо.
— Вся больница знает, какой ты бедный и несчастный, Церт, ты об этом постоянно везде напоминаешь. Нормально у этого с ногой… вроде бы. Его левую руку я бы точно трогать не стал, но ногу…? Почему нет? — Ост уже несколько минут как сидел перед постелью своего пациента на гравистульчике, подпирая щеку рукой и изображая на лице показную скуку.
— Нет, нет, даже и не проси, — с взволнованным возбуждением в голосе отрезал Церт. — Киборг с контролируемой моторикой? Да у него везде импланты. Ни за что. Пока не прибудет кибернетик и не скажет, что можно, даже и близко не подойду.
— Ну вот, видишь, — скучающе сказал Ост, вместе со своей сидушкой повернувшись к Артуру. — Не я один такой трус. С этим нормальному врачу работать невозможно. Иди, Церт, что с тобой сделаешь.
— Не трус, — Церт недовольно дернул головой. — У меня просто разум еще не отшибло.
Ост ничего не ответил, Артур как стоял, плечом подпирая приборную панель, так все еще и стоял, а Церт, не задерживаясь больше, покинул реанимацию.
[7:55]

[8:15]
Отделение реаниматологии потихоньку стало полниться посетителями, причем очень неожиданными. Видимо, по больнице пролетел определенный слушок — а его разносчиком, скорее всего, явился Церт. Вначале в реанимацию прибыли две медсестры из травматологии, устроились неподалеку от кровати киборга, заглядывали ему в лицо, вытянув шеи, и тихо о чем-то друг с дружкой перешептывались, почти постоянно хихикая. Потом к ним добавились еще две медсестры, на сей раз из женской консультации. И ни одна, ни одна, удовлетворив свое любопытство, не спешила уходить — как будто бы у них не было работы! На них могло ругаться за это их непосредственное начальство, но Артур, к сожалению, выгнать восвояси их не мог. Девочки не давали совершенно никакого к тому повода, не мешали, но одним своим присутствием реаниматолога отчего-то раздражали. Артур не без оснований подозревал, что дело в простой ревности — на него-то никто никогда не приходит просто так полюбоваться, как на красавчика-Ривза, пусть даже и сильно помятого своим нынешним состоянием. Мужчина коротко, нервно выдохнул, кинул тысячный взгляд на шепчущихся девочек, и тысячный раз промолчал. Нет, так дальше не пойдет, надо чем-то занять себя, а еще хорошо бы и Оста тоже — а то сидит себе с таким видом, будто бы у него разом болят все органы.
— Ост?
— Что?
Артур протянул неврологу всем в Галактике знакомый ярко-желтый тюбик и ватный тампон. Ост поморщился, манерно помялся, но все же принял дары из рук реаниматолога, открутил с тюбика люкреля крышку, обмакнул в прозрачную, густую мазь белый тампон.
— Я об этом еще пожалею, — покачал головой он. — Церт прав, что не стоит трогать этого до прихода кибернетика. Но…
Илидорец подвинулся ближе к пациенту, немного мягко, немного небрежно коснулся тампоном сначала левой, потом правой щеки Элиота, покрывая мазью маленькие, лункообразные ссадины от, вероятно, чьих-то ногтей.
— Видимо, этот уже успел кому-то насолить, — проворчал Ост. — И теперь этот солит еще и нам. Хоть и находится без сознания. Поверни ему голову, Артур.
Реаниматолог выполнил не то просьбу, не то приказ, отвернув голову пациента вправо. Ост, пачкая густо-черные, лишенные какого-либо добавочного оттенка волосы своего неожиданного пациента, покрыл мазью область гематомы и ссадины.
— Есть еще что?
— Правая рука, плечи, вся спина.
— На спину этого ворочать мы не будем. И без того ерундой занимаемся. И, вообще, хватит. Я думаю, пока хватит… По приборам же нет никаких изменений?
— Нет.
— Ну и славно. Как думаешь, сколько этот вообще может так лежать без всяких на то последствий?
— Не имею ни малейшего на то понятия. Но в любом случае, если что случится, то ответственность не на нас, а на опаздывающем кибернетике. Почему еще одного не запросили, раз у того какие-то проблемы…?
— Это к Зарту. Не ко мне.
В этот же момент в углу помещения реаниматологии проявил активные признаки жизни ещё один, но, в отличии от гостей из соседних отделений, совершенно санкционированный посетитель. До последних минут пятнадцати происходящее в палате Джон воспринимал весьма поверхностно. Слышал, но не слушал, не вдумывался в звучащее. Какие-то фразы зацепляли всё-таки его сознание, но, пребывая в каком-то подобии транса, находясь где-то на границе восприятия реальности, он не находил в себе сил и желания как-то отреагировать на происходящее.
Потом это происходящее кое-как начало цепляться, оседать в его голове, и постепенно возвращающемуся сознанию всё больше и больше не нравилось то, что было услышано.
Особенно цепляло одно-единственное слово, с завидной регулярностью повторяемое одним и тем же неприятным голосом. «Этот», «этот», «этот»... да ещё и с такой особенно гадкой интонацией. Когда Джонатан открыл глаза и смерил образовавшееся вокруг койки Ривза собрание взглядом, злополучное «этот» не прозвучало снова, но зато хозяин голоса всё равно проявил себя совершенно чётко. Впрочем, его и по внешности определить можно было безошибочно. По общему виду и по крайне противному выражению илидорской физиономии...
Джон поднялся с пола, медленно и уверенно, с совершенно ничего не выражающим лицом подошёл к койке, занятой Ривзом, минуя посетителей, и замер рядом с Остом. Лишь на секунду, а потом резким, рывкообразным движением схватил илидорца за грудки, основной упор взяв на левую руку, но и правой, игнорируя боль, вцепившись тоже довольно крепко, и резко сдёрнул невролога с гравистульчика вбок, а потом поднял вверх, так, что макушка илидорца оказалась выше головы самого Роуза, а ноги повисли далеко от пола.
— ЭЛИОТ. РИВЗ. — громоподобно не прокричал, но прорычал Джонатан, глядя в маленькие глазёнки Оста. Сейчас в Роузе, всклокоченном, напряжённом, потемневшем от гнева, с трудом можно было узнать мужчину с тёплыми, добрыми глазами, что запечатлён был на фотографии в квартире Дженнифер. В каре-зелёных глазах не было сейчас больше ничего доброго. Только бесцельная, отчаянная ярость. — Его зовут Элиот Ривз. Не «ЭТОТ». — Роуз передразнил характерную интонацию Оста, — Элиот! Ривз! Запомнил, ты, кусок хоргажьего дерьма?! Где твоё уважение к пациенту?!
Произнеся это, Джон не просто отпустил невролога, а почти что швырнул его на пол, вбок, мимо гостий из соседних отделений. Рыжий выпрямился, вытянулся. И так значительно возвышавшийся надо всеми, кто присутствовал сейчас в помещении, теперь Джон стал похож на громадную каменную статую.
— Кибернетик не является? — уже совершенно спокойным голосом, явно не соответствующим напряжённому внешнему виду, сказал Джон. — Так, действительно, вызовите ещё одного. «Это к Зарту»? Так обратитесь к нему.
— Держите себя в руках, мистер, — посредством одного скользящего движения Артур оказался перед Роузом, уверенно посмотрел в его глаза, для чего из-за очень большой разницы в росте ему пришлось сильно задрать голову. Реаниматолог тронул Джонатана за плечи, этим жестом дополнительно привлекая его внимание. — Это реанимация, это не бойцовский ринг, здесь находятся тяжелые больные и нежная аппаратура, выяснять отношения таким способом здесь КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещено. Я могу предложить Вам успокоительное, но если Вы еще раз сделаете что-то подобное, как-то нарушите покой пациентов, то мне придется закрыть Вам допуск в мое отделение.
— Прошу прощения. — совершенно спокойно, но как-то холодно сказал Роуз. И следом добавил: — Но вашему... коллеге, — это слово рыжий выплюнул с какой-то особенной неприязнью, покосившись на объект своей недавней злобы, — стоит следить за тем, что и как он говорит.
Ост, тем временем, поднялся с пола, потирая отшибленный бок, злобно, с ненавистью посмотрел на Роуза. От пациентов и их посетителей неврологу перепадало регулярно в силу дурного характера, но чтобы вот так, подняли и кинули на пол… Оскорбляли, угрожали, писали жалобы, даже били в лицо — но такого еще не случалось. Ост совершенно опешил и не знал, как вообще можно на это среагировать, и собирался с мыслями, прежде чем что-то сказать или сделать, не меньше минуты.
Пациента хоть раз называли вслух по имени…? Нет. Точно нет. Этот рыжий знает его сам. Родственник? Когда он вообще здесь оказался…?
— А вы кто вообще такой, уважаемый? — Ост выделил последнее слово той же интонацией, с которой раньше произносил слово «этот». Илидорец шипел, насквозь протыкая Джона взглядом своих темных, холодных глаз. — Родственник? Припозднились вы, родственник, Элиоту Ривзу, — снова интонации слова «этот», — ответственное лицо уже два с половиной часа как совсем бы не повредило. «Это к Зарту» — вот и обратитесь к нему сами, уважаемый. Мне до вашего киборга нет и не может быть никакого дела, он не мой пациент и не может быть им. Навязан насильно. Слежу, чтобы умирать не начал, — Ост ощерился, придвинул рукой к себе сидушку гравистула и снова уселся на него, закинул ногу на ногу, не сводя глаз с Джонатана.
Джон же перевёл взгляд на Артура.
— Снова прошу прошения, — совершенно будничным, уже абсолютно беззлобным голосом и чуть расслабившись, обратился он к реаниматологу. — Но если он скажет ещё хоть одно слово с этой, — Роуз опять передразнил Оста, — интонацией, я его всё-таки ударю. Могу, правда, сделать это за пределами вашего отделения, если будет угодно. Могу даже за пределами больницы!
Рыжий криво усмехнулся, повертел, недовольно нахмурившись, запястьем поломанной руки. Чёрт, такие выходки могут оказаться чреваты не только разломами, но теперь ещё и смещениями... А, плевать, стоило того! Поморщившись, Джон обернулся в Осту, прошив его взглядом в ответ. Но уже не злобным. Просто очень холодным.
— Кто я? Я — Джонатан Лоуренс Роуз. Дядя вон той девочки. — рыжий указал большим пальцем себе через плечо, на мирно спящую Дженнифер. — А этот парень... её приятель, думаю, можно так сказать. Вот только то, что я ему не родственник, ничего не меняет, и не отменяет того, что мне не всё равно, как с ним здесь обращаются всякие... — рыжий поморщился, изображая явную неприязнь, — Сушёные селёдки. Хотите, чтобы я сам обратился к этому вашему Зарту? О'кей. Отведите-ка меня к нему, уважаемый.
— Меняет, уважаемый, — Ост брезгливо скривил губы. — Не-родственники не имеют здесь никаких прав и никаких влияний. Не думаю, что Зарт будет жертвовать свое драгоценное время на случайных прохожих. Но если вы так хотите – третий этаж, кабинет 32.
— Я не ориентируюсь в этом вашем муравейнике. — буднично пожал плечами Джонатан, совершенно проигнорировав замечание про то, что Зарт, возможно, не захочет «жертвовать своё время». — Так что будьте добры оторвать свой зад от этой лепёшки и проводить меня. Мистеру Ривзу вы всё равно сейчас совершенно бесполезны, и, как дало понять время, вследствие своей кибернетической некомпетентности будете бесполезны в приличном количестве процентов случаев ухудшения его состояния, коего не наблюдается и не собирает наблюдаться. Ближайшие минут пять как минимум. Так что давайте, давайте, нэшэ. Мало ли, у меня возникнет по пути ещё что-нибудь, что я внезапно захочу вам сказать. Ну не унижать же мне вас пред лицом ваших коллег и пациентов, читая лекции по с детства всем известной этике, право дело?
— Меня поражает ваша наивность, уважаемый, — Ост очень манерно изогнул левую бровь. — Морали здесь каждый первый читать горазд. Думаете, сможете откопать что-то, доселе мне неизвестное?
Невролог перевел взгляд с Джонатана на приборы, информирующие о некоторых параметрах состояния здоровья Элиота. Все то время, что киборг провел здесь, они оставались практически неизменными, гуляли в крайне узком диапазоне значений. Машина, что сказать…
А машины — не индивиды. Выключаются очень быстро. Что, если подходит к концу лимит Ривза…? Этот рыжий прав, нет ничего такого, с чем мог бы справиться Ост, а в случае каких-либо изменений в состоянии мужчины отправить его в криокамеру может и Артур. Вот только Артур не отвечает. Не ему потом Зарт будет высказывать все, что думает. И вообще — лично являться к тому, кто строго-настрого запретил покидать неудобного всей больнице пациента?!
— Арена, — сощурив глаза, Ост направил взгляд на одну из медсестер, высиживающих Ривза. Девушка от этого взгляда, от звуков неприятного голоса резко вздрогнула, потупила глаза. — Проводи мистера Роуза к доктору Зарту. И внимательно следи, чтобы он никого и ничего не разломал по дороге.
Псейо кивнула, так и не поднимая взгляд на своего, к сожалению, начальника. Да, отделение неврологии уже тоже знало про то, что в их больнице лежит отнюдь небезызвестный Элиот Ривз.
— Пойдемте…? — робко спросила медсестра у Роуза, подойдя к нему почти вплотную, но все еще пряча глаза в пол.
— Извините, юная леди, но мне нужно общество именно этого господина. — с наигранной печалью вздохнул Роуз.
А потом вдруг резко развернулся, схватил Оста за плечо, снова стащил его со стула — уже куда более осторожно, чем в первый раз, но всё-таки насильно, — и поволок по направлению к двери, крепко удерживая илидорца.
— Клятвенно обещаю, что не буду его бить, и запугивать тоже не буду. — совершенно спокойным, негромким голосом сообщил Джон, обернувшись к Артуру. — Я просто хочу, чтобы данный ваш коллега посмотрел в глаза своему начальнику и сам услышал, что оному я хочу про него сказать.
— Роуз! — предостерегающе окрикнул Артур. — Отпустите его. Это последнее предупреждение.
— Вы уже сделали достаточно, чтобы я подал на вас в суд за переход личных границ, уважаемый, — Ост резко дернулся в сторону, скинул со своего плеча руки Роуза. Встал на месте, как вкопанный. Невролог не повышал голос, но говорил очень холодно, очень четко, выговаривая каждую букву. — Я никуда. Отсюда. Уходить. Не собираюсь. Привязан, — пренебрежительный кивок в сторону Элиота. — Вы вообще к Зарту хотите или со мной в куличики играть?! Пора определиться.
Джонатан сжал кулаки, презрительно посмотрев на Оста сверху вниз, потом кинул быстрый взгляд на Артура. И снова на Оста.
— Не думайте, мáссэ, что меня пугает суд, — усмехнулся Роуз, нагнувшись к илидорцу и посмотрев в его глаза. — Скажите спасибо своему праведному коллеге. Но лучше вам не встречаться со мной больше, потому что сейчас я не разобью вам лицо лишь потому, что только что пообещал этого не делать.
Он резко развернулся на пятках и прошествовал к двери огромными шагами. И замер перед ней на несколько секунд, лишь для того, чтобы сказать с усмешкой, не оборачиваясь:
— Но если я ещё хоть раз услышу от вас «этот» или любое другое слово с такой интонацией, господин реаниматолог вас уже не спасёт.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Эрин ♀ Дата: Суббота, 03-Дек-2016, 23:09:01 | Сообщение # 560    

Клан Созвездия Волка
Ранг: Зрелый волк

Постов: 2284
Репутация: 281
Вес голоса: 5
396-397е советские сутки,
Фельгейзе, Третий город, дежурная больница 7го района
Часть II

Джонатан ушел. Ост, злобный — впрочем, как почти и всегда — в который раз уже вернулся на свое прежнее место, и в который раз с ненавистью посмотрел на своего бессознательного пациента.
— Ост, — через некоторое время негромко окликнул его Артур. — Ты бы думал перед тем, что и как говоришь индивидам. Это все-таки не твое родное отделение, это реанимация, здесь все поголовно находятся либо в состоянии стресса, либо вовсе без сознания. Ты должен не провоцировать, ты должен успокаивать.
— Это меня должны успокаивать, — прошипел Ост. — Теряю здесь… свое время! Мистер Роуз должен мне в ноги кланяться за то, что я сижу рядом с этим, а не пытаться сделать из меня мальчика на побегушках.
— Не думаешь о них — подумай хоть о себе. Если ты не будешь считаться с окружающими, Зарт до конца жизни будет выплачивать тебе четверть заработной платы из-за всех этих бесконечно сыплящихся на тебя тонн жалоб.
— Для меня ваш денежный поводок — ничто, — скривил губы илидорец. — Все, что выше прожиточного минимума — это блажь для слабых.
— Уволит.
— А вот это не посмеет.
В этот момент Джон мерил шагами пространство коридора.
— Пожалуй, сопровождение кого угодно было бы всё-таки не лишним, — досадливо заключил он, потратив почти три минуты на поиски лестницы или лифта, последний из которых, постаравшись, рыжий всё-таки нашёл.
На то, чтобы найти кабинет номер тридцать два на третьем этаже, Роуз тоже потратил несколько минут. Однако он всё-таки его отыскал, и даже без особых приключений. Несколько раз посмотрев на высвечивающиеся на электронной табличке цифры и буквы, точно убедившись, что ни зрение, ни мозг не играют с ним никаких шуток, Роуз решительно приоткрыл дверь, заглянул в кабинет по ту сторону, и только потом негромко постучал костяшками пальцев по косяку.
— Простите, господин Зарт? — обратился он к обитателю кабинета, коим оказался огромных размеров гурталин, одухотворённо покуривающий трубку и что-то печатающий на компьютере. — Меня зовут Джон Роуз, и у меня к вам есть несколько вопросов.
«Да уж, этого я уже не подниму...» — с нервной иронией подумал рыжий, приоткрывая дверь шире и просачиваясь в кабинет.
— Слушаю Вас, Джон Роуз, — немедленно отозвался Зарт. Гурталин не перестал печатать, но поднял глаза на посетителя. — Присядьте.
И кивнул на кресло напротив своего стола.
Джон прошествовал к указанному предмету мебели, почти буквально рухнул в него, и там как-то подозрительно обмяк. То ли у него не было больше сил совершать какие-то сдержанные и плавные движения, то ли... то ли просто больше не было сил.
— Во-первых, у вас есть просто отвратительный подчинённый, которому я очень захотел начистить его фиолетовую физию. — запрокинув голову и закрыв красные глаза, в которых, похоже, лопнуло несколько крупных сосудов, оповестил Роуз. — Где это видано, чтобы пациента называли «этот» и никак иначе? Где воспитание, где врачебная этика?! Чёрт. Ладно, это пока не так важно.
Джон открыл глаза, качнулся вперёд, упёрся локтями в колени и закрыл лицо руками, потом убрал с лица шнурки косичек и посмотрел на Зарта угрюмо и печально.
— Почему Элиот Ривз до сих пор не под надзором кибернетика? Почему, почему за ним присматривает какая-то нервная селёдка, и, как на экспонат, приходят поглазеть какие-то вообще непричастные сотрудники? Полная палата зевак, беспокоящих пациентов, а специалиста-кибернетика нет! Ну если один так серьёзно задерживается — нужно же как минимум попытаться вызвать второго! Вы пробовали?
— Беда, всегда с доктором Риосом беда, — покачал головой Зарт. На кого нажаловался Роуз, гадать не приходилось ни секунды. — Но эта, как Вы выразились, «нервная селедка» — первоклассный специалист, невролог, я не мог выделить господину Ривзу никого лучше. С кибернетиком мы проясняем-с вопрос, проясняем-с. К сожалению, наша клиника не имеет собственного специалиста, пациенты навроде Ривза встречаются нечасто. А Вы кем ему приходитесь, господин Роуз? Родственником? Если родственником — то с вашего письменного заявления мы могли бы что-то начать делать уже сейчас. С черепно-мозговыми травмами нельзя медлить. Особенно если такую травму получил киборг. Думаю, Вы меня понимаете. Но мы связаны законом-с.
— ДА ЧЁРТ ЕГО ПОДЕРИ! — вскрикнул вдруг Джонатан, вскочив, и со всей дури шибанул по столу своей уже и без того переломанной рукой. И тут же, конечно, пожалел, зашипел, скрючился, прижав руку к груди, и рухнул обратно в кресло. Снова в состояние говорить и мыслить адекватно он вернулся только через пару минут. — Простите. Простите, двух детишек в критическом состоянии за одну ночь для меня явно много... Нет, чёрт подери, я не его родственник, и это долбаная главная проблема. Но я же не могу вот так вот просто сидеть и ждать! Где, где этот чёртов кибернетик? Я хоть на руках его сюда притащу.
— Кибернетик в данный момент, — Зарт сверился со своим терминалом, — вероятно, все еще общается с представителями галаполиции. У него по пути возникли проблемы… личного плана. Хотя территориально он недалеко. Есть надежды на скорое прибытие. Полагаю.
Зарт опустил руку с терминалом под стол, после чего коротко, оценивающе посмотрел на Роуза.
— «Двух детишек», вы сказали? — после короткой паузы переспросил он. — А как насчет того, чтобы записать себе… чисто на бумаге… временно… третьего? Вы господину Ривзу друг, я полагаю? Старший друг. Не можете ли Вы ему оказаться, случайно, двоюродным братом? Зятем? Но если Вы вдруг окажетесь, то должны понимать, что если в случае врачебной ошибки он или его другие родственники подадут на вас в суд, разбирательства будут уже серьезные. Впрочем… Не думаю, что мы злоупотребим, и сделаем что-то, что будет для него не очевидно безопасным. И все-таки Вы должны понимать… Никто не застрахован, судьба иногда решает за нас.
Джонатан вскинул на Зарта округлившиеся глаза.
— В-вы... вы это сейчас серьёзно? — со смесью шока и скептицизма переспросил Джонатан, не меняя выражения лица. — Я... Вы не ш-шутите? Серьёзно?
— Ну а что, — Зарт пожал своими широкими, покатыми гурталинскими плечами. — Всякое бывает, знаете ли. Вы не сразу вспомнили, мы по рассеянности не проверили.
Джонатан сверлил гурталина прежним, всё таким же шокированным взглядом секунд с десять, а потом вдруг истерично, абсолютно неадекватно рассмеялся.
— Ради мира во Вселенной, во что я впутываюсь, — надавив большим и указательным пальцами левой руки на веки, нервно усмехнулся он. И, выдержав небольшую, тяжёлую паузу, поправил: — Второго. Он — мой второй «детёнок». Где, что и как мне написать?
— Форма 34А, берется с любого медицинского портала. Хотя бы даже с сайта нашей клиники. Скачиваете, заполняете, печатаете на моем принтере, ставите роспись и все. Потом отдадите эту бумагу доктору Риосу. Она развяжет ему руки. Парню срочно надо сделать КТ, Джон... все здесь это понимают. А дальше по результатам будет видно. И дальше, надеюсь, Ваше заявление больше не потребуется, потому что со своими делами кибернетику давно уже пора бы покончить.
Джон шумно втянул воздух в лёгкие, чуть задержал дыхание, и затем резко выдохнул.
— Хорошо. Подождите немного, я быстро.
Легко найти форму, легко вписать в неё данные. По сути, само действие ничего не стоит. Но стоит подумать о последствиях того, если всё это выйдет боком...
«Если кто-нибудь из них где-нибудь накосячит, мне конец.» — апатично думал Роуз, методично вбивая символы в скачанный бланк. Думал, и всё равно вбивал. На этот раз кнопки не мешались под пальцами, не подворачивались ненужные, не ускользали нужные. И пальцы не дрожали. — «Прощайте путешествия, большинство чужих планет... а в худшем случае ещё и вся личная свобода. Ха. Ха-ха. Им лучше бы знать, что они делают. А ведь у него,» — Джон кинул беглый взгляд на Зарта, — «тоже из-за этого могут быть серьёзные проблемы. Почему же тогда он вообще это предложил? Чисто ради... справедливости?»
Бланк заполнился удивительно быстро. Джон даже удивился, поставив последний символ.
«Ну, я ведь для Дженни даже больший отец, чем Джей, а Эл — её парень.» — пытался хоть каким-нибудь идиотским способом ободрить себя Роуз, отправляя документ на принтер. — «Значит, практически супруг. А значит, я ему практически тесть, родственник. Так? Ха-ха, конечно нет, но разве у меня есть выбор?»
«Вообще-то, есть,» — весьма деловито заявил голос разума.
«Только это, право, выбор ли?» — отмахнулся Джон, вынимая документ из принтера. — «Нельзя вот так оставлять Элиота на произвол судьбы из-за того, что долбаный кибернетик вляпался в какое-то дерьмо. Ох я ему покажу, когда явится...»
— Жалко, что нет документа, который позволил бы мне законно подпортить личико этому доктору Риосу. — нервно рассмеялся Роуз. — Я одолжу ручку? Спасибо.
«Если они накосячат, платить буду в первую очередь я.»
«Но я ведь всегда жил авантюрами — и никогда не жалел.»
Быстрый росчерк подписи ложится на бумагу. Она выходит довольно кривой из-за того, что рука переломана, но это ли так важно.
«Поправочка: почти никогда.»
Зарт молча перехватил заявление, повернул лист к себе, поставил на нем сверху справа и свою роспись тоже.
— Это все, — будничным тоном сказал Зарт. Джонатан коротко кивнул, подхватил заявление и унесся прочь, нервно подпрыгивая.
Оставшись один, гурталин откинулся на спинку кресла, поднял лицо к потолку, приоткрыл пасть и шумно выдохнул.
Одной большой заботой меньше — одной маленькой заботой больше. Сейчас, в данный момент, возложив ответственность за Ривза на этого рыжего, симпатичного человечка, можно начинать исполнять свой непосредственный врачебный долг, вместе с тем сводя к минимуму шансы, что этот известный в Галактике киборг отдаст концы в подконтрольной Зарту больнице. Никому здесь не нужен такой крупный скандал. От него совсем не спасет и то, что действия велись строго по закону. Да и все-таки нехорошо, очень нехорошо, что лежит индивид в тяжелом состоянии, а закон позволяет лишь смотреть на него и запрещает вмешиваться. При работе с киборгом специалист действительно необходим, но если его нет так долго…? Тонкие игры, балансирования на грани закона были Зарту отнюдь не в новинку, и все-таки гурталин нервничал. Ривз показывает стабильное состояние, но если время эффективного вмешательства уже упущено, или если допустит-таки Риос какую-либо ошибку, то разбираться в деле будут с самого начала и до конца. И вот тогда вскроется «невнимательность» главврача, возникнут проблемы.
Впрочем, выбирать из двух зол меньшее — ежедневная рутина практикующего врача.
Активировав свой личный терминал, Зарт написал Осту, ввел его в курс дела и очень вескими словами попросил подойти к проблеме аккуратно и ни в чем не рисковать. Пусть пока делает только самое необходимое и очевидно безопасное.
Не более, чем через три минуты после того, как Джонатан Роуз покинул кабинет Зарта, дверь реанимационного отделения была открыта с выразительного и абсолютно невежливого пинка. Рыжий явился на порог в ещё более неадекватном состоянии, чем было то, в котором он с него ранее ушёл. Его глаза ненормально сверкали какой-то больной радостью, он был бледный и взъерошенный, и зрачки у него стали огромными, как у наркомана.
— «Не-родственники не имеют здесь никаких влияний», да, массэ Риос? — с истеричным воодушевлением вопросил Джон, уцепившись взглядом за силуэт уже знакомого илидорца. — А вот я теперь родственник!
Роуз оказался рядом с Остом буквально в паре огромных, скачкообразных шагов и с силой впечатал в грудь илидорца свежеподписанную бумагу.
— Делайте то, что полагается. А я, кажется, со всем посильным закончил. — взмахнув руками, сказал Джон, чуть полуобернувшись и окинув взглядом собравшийся консилиум. А потом вдруг театрально сконфузился: — А, нет, постойте, не всё.
И резко, с разворота ударил Оста левой рукой в лицо. Не слишком сильно, чтобы не вывести «первоклассного специалиста» из работоспособного строя на промежуток времени более долгий, чем минут десять. И всё-таки такой удар обещал оставить о себе напоминания ещё как минимум на несколько дней.
— Вот теперь всё.
Роуз усмехнулся и чуть размял пальцы ударной руки.
— Что ж, простите ещё раз. — с недоброй усмешкой опять извинился он, выпрямившись и повернувшись к Артуру. — Что, последнее предупреждение исчерпано? Ясно, ухожу.
Джонатан поднял руки вверх и, пятясь, плавненько удалился обратно за дверь, ненормально улыбаясь.
— Но, чёрт побери, стоило того!
А на выходе Джона уже встречал андроид-охранник. Успокоить буйного — дело короткое: схватить железными пальцами за руку, вогнать в вену транквилизатор из припрятанной внутри механической конечности иглы.
Посиди, Джонатан Роуз, посиди. Отступи назад, сядь на лавку, ведь у тебя подгибаются колени и темнеет в глазах. Эмоций становится все меньше. Это правильно — тебе надо немного отдохнуть.
Через несколько минут из реанимации вывезли каталку, на которой, прикрытый белой простыней по шею, лежал Элиот Ривз. Следом за ним шел ссутулившийся, сцепивший за спиной руки Ост, мрачный и угрюмый, сияющий темным синяком на поллица. Проходя мимо релаксирующего на лавке Джонатана, илидорец ничего не сказал, даже не глянул на рыжего, но подумал, что если тот когда-нибудь станет его пациентом, то он хлебнет лишку. И уж, конечно, теперь Артур не пустит его даже на порог реанимации. Эти мысли грели, но не приносили радость.
Просьбу Зарта, не без помощи влияния Джонатана, Ост исполнил абсолютно буквально — кроме КТ, не сделал совершенно ничего. Снимки, странные, непривычные из-за соседства с мозгом корпуса процессора, из-за «заплаты» на черепе и других механических добавок, из-за измененных структур еще одиннадцать лет назад поврежденного мозга, отчасти удалось прочитать даже без кибернетика. Нет повреждений костей черепа, нет сдавливания, нет внутричерепного кровотечения; однако невозможно с уверенностью сказать, не запряталось ли среди давно поврежденных структур мозга свежих добавок. Впрочем, если они и есть, то с этим уже ничего не поделаешь, пусть с данными ими последствиями разбирается кибернетик. Можно, можно оставить ему на то время — ведь симптомов, требующих немедленного хирургического вмешательства, томограмма не обнаружила.
Спустя полчаса до больницы, наконец, добрался кибернетик — хмурый, насупленный, измотанный разборками с представителями советского законодательства. Но заслужил, сам виноват — надо водить осторожнее, соблюдать дистанцию, и не мять бока вдруг резко поворачивающим идиотам.
Элиот наверняка бы порадовался такому вниманию — ведь когда прибыл Руфус Бьянки, у кровати черноволосого собралась уже добрая часть персонала больницы, причем не только среднего звена. Были здесь уже и доктора, преимущественно женского пола, и заглядывали они в реанимационное отделение отнюдь не с профессиональным интересом. Только, в отличие от медсестер, время врачей было ограничено куда жестче: посмотрела несколько минут на неожиданного пациента, удовлетворила любопытство, и пора уходить в свое родное отделение, работать. Но палата не становилась от этого свободнее, поскольку взамен одной любопытствующей сразу же находилась другая. Мужчины тоже заглядывали, тоже любопытствовали, но внутри палаты, слава богу, из них мало кто задерживался.
— Разойдитесь, разойдитесь! — именно по этому столпотворению Руфус и понял, где лежит его именитый пациент, сразу же, едва лишь только пересек порог реанимации. Но его оклик не встретил никакой реакции.
— Давайте, давайте, — нетерпеливо помахал руками Руфус, вплотную подойдя к кольцу страждущих. — Сидите здесь напрасно — он в любом случае не скоро очнется.
Не моментально, но любопытствующие все-таки подчинились — кто-то ушел насовсем, кто-то просто отодвинулся в сторону, но сильно просторнее в реанимационном помещении от этого все-таки не стало.
Руфус сел на гравистульчик рядом с изнывающим одновременно от скуки и от недовольства всем миром Остом, недовольно обернулся через плечо и заметил:
— В моей клинике посетители реанимационного отделения лимитированы количеством. У вас разве нет…? Мешаете, господа.
«Господа» отодвинулись еще дальше, но насовсем уходить по-прежнему не спешили. Руфус коротко вздохнул, но бороться с лишним вниманием больше пытаться не стал. Да и права не имел — не его больница, не его вотчина, и если местный хозяин прямой намек не понял и вмешиваться не стал, ничего не поделаешь. Его воля, его право.
Придется представлять, будто бы здесь нет никого постороннего. Руфус придвинулся ближе к пациенту, заглянул ему в лицо.
«Ну здравствуй, Элиот Ривз», — подумал он. — «Никогда не думал, что мне когда-нибудь доведется работать с тобой. 37,35 при полной осознанности, и ты, знаменитость — лакомый кусочек попался, ничего не скажешь».
Кибернетик, не глядя, протянул руку с терминалом к приборной панели, коснулся специального порта, скачивая себе медицинскую карту Ривза. Мрачный Ост толкнул Руфуса под локоть, протянул ему планшет с недавно сделанными снимками.
— Сделали КТ? — отметил Руфус. — Превосходно. Больше ничего нет?
— За это скажите спасибо, — мрачно огрызнулся Ост. — С боем вырванная возможность. А, знаете ли, его давно уже надо куда-то определить. Этот лежит здесь уже очень долго, в то время как Вы непонятно где шатаетесь.
— Встретил серьезные затруднения, коллега, — мирно отозвался неврологу Руфус. — Серьезные затруднения.
— Я могу теперь, наконец, идти?
— А Вы…, — Руфус посмотрел на бейджик Оста. — Невролог. Возможно, мне еще потребуется Ваша помощь.
— Боже.
Руфус ничего не ответил, вставил в ухо бусинку наушника, запустил речевой синтезатор, заставляя его зачитывать данные с перекачанной медицинской карты. Не все можно было понять так, на слух, без изображений и схем — но общую информацию, основные моменты об особенностях Элиота кибернетик таким образом получал. Медкарта рисовала Ривза интересным, но сложным пациентом — почти все травматики являются уникальными, не типовыми проектами, но даже на фоне них Элиот — это нечто особенное. Средств на его улучшения не пожалели ни капли.
К сожалению, опыт работы с подобными «уникальными проектами» у Бьянки практически отсутствовал. Но Руфус не сильно переживал по этому поводу: киборг — он и на Сохе киборг.
А, нет. Вот на Сохе как раз нет.
Но вне его можно и по ходу дела разобраться.
Пока механический женский голос в наушнике озвучивал данные медицинской карты Элиота, Руфус обследовал самого Элиота. Запредельно низкий пульс, едва уловимое дыхание — киборг находился в состоянии замедленного метаболизма, но причины активации этого режима были пока совершенно не ясны. Руфус отметил отсутствие реакции пациента на болевые раздражители, попробовал обратиться к анализу крови… Ах да, последнего еще нет. Кибернетик недовольно выдохнул, освободил из-под одеяла ближайшую руку Элиота — левую — в принципе, нет совершенно никакой разницы, из вены которой из его рук брать кровь, наполнил шприц красной жидкостью и, подвинувшись вместе с сидушкой немного вправо, влил полученный биоматериал в приемник анализатора, закрепленного на приборной стойке. Почему КТ сделали, а анализ крови не сделали, ведь это так просто…! А теперь придется упускать еще больше времени, ожидая результаты. Но Руфус не стал терять это время даром — внимательно рассмотрел снимки головного мозга Элиота, с помощью программы сравнил их с более ранними, теми, что хранились на медицинской карте Ривза, про себя с удовлетворением констатировал отсутствие новых повреждений. Однако с учетом того, что уже отметили сотрудники «скорой», все же стоило ожидать сотрясение мозга, хотя и не более того. Впрочем, для киборга даже легкое сотрясение — отнюдь не мало. Но оно ли причина такого тяжелого угнетения нервной системы…? Руфус проверил реакцию зрачков Элиота на свет, и Бьянки она, в отличие от Оста, кое о чем сказала. Система здесь, система слушает, поддерживает не только жизненно важные функции своего хозяина… Это хорошо. Но вовсе не значит, что проблема не в ней — состояние Ривза вполне может быть последствием какого-то ее сбоя. Необходима диагностика. И как стандартная процедура, и как необходимость по особым на то причинам — медкарта Ривза сообщала о поврежденном звеньевом импланте. Парню стоило бы поспешить с исправлением этого дефекта.
— Бритву, — Руфус вытянул в сторону руку раскрытой ладонью вверх, поискал глазами кого-нибудь из среднего персонала. «Кого-нибудь»… медсестер тут было даже слишком много. Через полминуты одна из них, «местная», прикрепленная к отделению реанимации, подала ему требуемый предмет. Кибернетик повернул голову Элиота на правую сторону и, выбрав пальцами не то чтобы тонкую прядь его черных волос, сбрил ее без сожаления, оставив левый висок мужчины совершенно гладким, а после протер эту область дезинфицирующей салфеткой. У кого как, а у Ривза, согласно медкарте и свежим снимкам, процессор живет здесь, за стеночкой, вмонтированный вместо потерявшей жизнеспособность области мозга. Факт наличия нейрошунта у пациента Руфус проигнорировал — работа с ним создала бы дополнительные хлопоты — и просто подключился к процессору киборга напрямую, нащупав в его височной кости маленькое, едва ощутимое пальцами колечко разъема и запустив туда щуп диагностического прибора, проткнув его острым наконечником кожу черноволосого. Попал только со второго раза, но это не страшно, просто, возможно, потом место первого укола немного поболит. Экран прибора загорелся, подтвердил ответ системы. Руфус запустил полную диагностику, а также скачал отчет системы на события сегодняшнего дня. Вскоре после этого прозвучало звуковое оповещение с приборной панели, привлекающее внимание к готовым результатам анализа крови. Руфус немедленно с ними ознакомился, но, к своему сожалению, не нашел никаких проясняющих ситуацию патологий. Отчет системы же не только ничего не прояснил, но и добавил новых загадок — как выяснилось, Элиот Ривз начал угнетать свою нервную систему до того, как получил травму головы, и после того, как по каким-то причинам система потеряла контроль над некоторыми областями его мозга. Похожее может случиться при сильном алкогольном или наркотическом опьянении — но вот только в крови Ривза наркотических веществ не было найдено вовсе, а алкоголя — слишком малое количество для подобной реакции.
Чуть меньше, чем через полчаса, была закончена диагностика системы Ривза. Если верить итогам, последняя работала без ошибок — если не считать нескольких мелких, уже отмеченных в медицинской карте проблем, не критичных, незначительных, неизбежно появляющихся со временем. А времени Ривз в качестве киборга провел уже немало.
На этом Бьянки сел, его идеи закончились. Все вроде бы хорошо — и все же механическая система продолжает угнетать нервную, считает режим замедленного метаболизма жизненно необходимым. С какой стороны закралась ошибка — с технической или органической…? Как вывести Ривза из подобного состояния? Возможно ли это в принципе?
На решение этой головоломки Руфусу и консилиуму из местных врачей потребовалось около шести часов. Не сразу удалось обнаружить следы штрандской вытяжки в крови Эла, не сразу в головы врачей вообще пришла идея проверять Ривза на отравление крайне специфическими, не занесенными в реестр веществами. Когда неизвестное вещество все-таки удалось поймать, раскрыть его суть смогли не моментально — оно было совсем новым, описанным во всей медицинской практике едва ли более десяти раз.
Наркотик.
Еще час на то, чтобы промыть, избавить организм Ривза от этой дряни. В это же самое время, наконец, вспомнили о его вывихе, осложненном, как выяснилось по снимкам, повреждением связок. Снова пришел Церт, вправил сустав, наложил фиксирующую повязку.
Судя по происходящим далее событиям, ответ медиками на причины нездоровья их именитого пациента был получен верный. Уже спустя несколько минут после окончания «промывки» система начала медленно, бережно, постепенно возвращать организм Элиота в нормальный режим работы. Когда киборг стал проявлять нормальные реакции на раздражение нервной системы, когда его пульс установился на нормальном для человека его пола и возраста значении, когда дыхание стало ровным и глубоким, врачи, наконец, смогли немного расслабиться и перевести дух.
Теперь вроде бы все наладилось. Теперь вроде бы все нормализовалось, кризис миновал.
Однако, не выявляя никаких органических и программных патологий, следующий час Ривз так и не пришел в сознание. Его не стали дольше держать в реанимации, и к восьми вечера перевели, наконец, в обычную палату.

— Сосед?! — если бы Элиот находился в сознании, то первым, что он услышал бы, пересекая границу своей новой палаты, был бы весьма звонкий окрик старого, скрюченного саахшвета. Старик полулежал на кровати и вытягивал вперед шею, силясь рассмотреть, кто ему достался на этот раз. — Челове-ек? Славно, славно, Кадрас! А ведь я уже давно просил тебя найти мне соседа! Пятые сутки — такая пустота, такая скука…!
— Немудрено — с тобой же никто ужиться не может, педрила, — вполголоса пробормотал медбрат.
— Что? Что, Кадрас, я не слышу!
— Ничего-ничего, тэфэ, ничего, — уже в голос ответил Кадрас. — Сам с собой разговариваю.
— А говорят, что это я странный.
Медбрат ничего не ответил, довез каталку с новым постояльцем палаты номер шестнадцать до пустующей уже пятые сутки кровати, тыкнул кнопку на панели и пронаблюдал за тем, чтобы пациент был переложен на свое новое место с каталки успешно.
— Ты уж извини, брат, — тихо пробормотал Кадрас, нагнувшись к Элу, аккуратно поправив отходящий от его левого виска провод. У органиков, находящихся без сознания, в больнице неотрывно следят за пульсом; у киборгов — за активностью системы тоже. — Свободных мест сейчас и нет почти. Лучше все-таки даже здесь, чем в палате на десять мест, среди бомжей, я так подумал…?
— Кадрас! Ка-а-адрас! А когда он очнется?
— Не могу знать, тэфэ. Доктор мне ничего не сообщил. Вы спросите у него лучше сами, — как раз в это время в палату зашел Руфус, чтобы убедиться, что измотавший его нервы донельзя пациент лежит себе, наконец, в общей палате, и никого своим состоянием больше не тревожит.
Саахшвет пригляделся к бейджику на груди вошедшего мужчины, прищурился… и вдруг резко отпрянул, дернулся в сторону, прижался своей согнутой баранкой спиной к стене.
— Зачем здесь кибернетик?! — осененный чудовищной догадкой, визгливо поинтересовался он. — Зачем, а?!
— Как зачем? Это ж киборг, — бесхитростно пояснил Кадрас. — Вы его, может, даже знаете. Элиот Ривз, слыхали?
Но имя соседа прошло мимо сознания саахшвета. Старик смотрел куда-то перед собой широко раскрытыми, безумно округлившимися глазами, беспорядочно дергал приоткрытой нижней челюстью и никак не мог собраться, чтобы…
…чтобы закатить грандиозную истерику.
— Киборг!!! Уберите, уберите, уберите! Уберите ЭТО из моей палаты, немедленно!!! Я сюда жить пришел, а не умирать!!! Мне нужны живые соседи, а не кровожадные роботы!!! Не нужен мне вообще никакой сосед, я передумал! Уберите! Уберите! Уберите!!!
— Нэнрил, успокойтесь! — меньше чем через минуту от начала криков саахшвета в палату прибежал его лечащий врач. — В чем дело?
Но Нэнрил уже не мог говорить адекватно, он сорвался на нечленораздельные визги и беспорядочно дергался, извивался, как уж, на своей кровати. Что же, уже не в первый раз — здесь все знали, как с этим бороться. В таких случаях Нэнрилу помогает только хорошая доза транквилизатора.
После того, как истерика Нэнрила была успокоена, после получения уверенности, что на новом месте хорошо устроен Элиот, Руфус вышел из шестнадцатой палаты, но пока покидать больницу даже и не думал. Увы или не увы, но пока Ривз здесь — он тоже здесь. И пока Элиот без сознания, Руфус здесь круглосуточно.
Следом за кибернетиком ушел и Кадрас.
Спал на своей кровати буйный старик.
Так Элиот, впервые за дикие сегодняшние четырнадцать часов, проведенных в больнице без сознания, остался один, хотя и ненадолго. Через несколько минут после того, как удалился весь медперсонал и всё затихло, в дверь палаты угрюмым, мрачным силуэтом скользнул Джонатан. Мужчина выглядел откровенно паршиво и был похож не на родственника-посетителя, а на такого же пациента. Белок левого глаза заплыл красным пятном небольшого кровоподтёка, нижние веки были опухшими и синюшными. На правой руке боксёрской перчаткой красовалась наконец-то наложенная шина. Чтобы вернуть точно на прежнее место расколотые кости, кисть Роуза пришлось даже прооперировать. Два часа сна, причиной которым явилось воздействие сначала транквилизатора, а затем наркоза — пусть и местного, но окончательно сморившего, — стали для Джона единственным временем сна за последние двое суток.
— Как же вас угораздило, дурачки вы мои? — негромко спросил Джон в пустоту тихой палаты, замерев рядом с койкой Элиота. Протянул руку и аккуратно убрал с лица киборга несколько обсидианово-чёрных прядок. — Как знал, что не надо мне вас одних отпускать. Была ведь мысль в приёмной участка посидеть и подождать, была ведь. Эх... Думаю, не ошибусь, если предположу, что экспертиза никакого облегчения тебе не принесла, да, Эл? И Дженни... чёрт, дурные вы, ох дурные...
Роуз вздохнул, сунул руки в карманы брюк и постоял так, устало сгорбив плечи, ещё несколько минут, смотря лишёнными какого-либо определённого выражения глазами в не отягощённое признаками сознания, расслабленное лицо Элиота. Потом развернулся и прошествовал к двери.
— Как вы? — участливо спросила ждавшая там медсестра-саахшветка, та самая, которая ранее, утром, встретила Джона и ввела его в поверхностный курс дела.
— Нормально, спасибо, что поинтересовалась... — угрюмо отозвался рыжий, метнув взгляд на бейдж девушки. — Лия. Долго будешь за мной ходить?
Лия молчала, потупив глаза.
— Я что, такой подозрительный? — с нотками раздражения вопросил Джон.
— Вы швырнули на пол и ударили в лицо доктора Риоса... — после небольшой заминки неуверенно пробормотала девушка.
Джон как-то странно усмехнулся.
— Ладно. Стоило того.
— ...Вам не мешало бы отдохнуть, льор Роуз. — тихо сказала Лия примерно через минуту, проведённую в спешном перебирании ногами вслед за куда-то целенаправленно шагающим Джоном. Очень маленькая для саахшветки, обладающая довольно короткими ногами, Лия едва поспевала за рыжим великаном. — Вы очень плохо выглядите.
— Подождёт, — нервно отмахнулся Джонатан, не оборачиваясь. — Сначала я хотел бы поговорить немного с этим... Бьянки? С кибернетиком.
Лия замерла на месте.
— Тогда, эм, льор, — сконфуженно окликнула она Роуза. — Тогда надо в другую сторону...
Джон замер тоже, обернулся и хлопнул на неё удивлёнными глазами.
На то, чтобы отыскать злополучного кибернетика, потребовалось не так уж много времени. На первый взгляд. По факту же изрядно пришлось побегать, спрашивая у встречающегося на пути медперсонала, куда он ушёл. И все постоянно утверждали разное. Создавалось впечатление, что либо Бьянки перемещается сквозь стены, либо большинство просто не знает, как он выглядит. Чертовщина! Балаган!
По крайней мере, так видело ситуацию воспалённое сознание Джона.
На самом же деле свидетелей было всего трое, и один действительно ошибся тем, кого принял за кибернетика. Но так как этот «ошибочник» шёл вторым, Джону пришлось скататься на другой этаж и побегать там. А вместе с ним и бедняжке Лие. Третий же опрошенный сказал всё правильно, и отправил буйного «родственника» и его надсмотрщицу в столовую.
Руфус действительно отыскался там. Сидел за столиком и попивал кофе. Джон бесцеремонно плюхнулся на стул рядом с кибернетиком и, подперев щёку рукой, смерил его слегка расфокусированным взглядом.
— Ещё часов семь назад я был готов разбить вам лицо, — совершенно серьёзно, но довольно легко, без напряжения и без давления сказал рыжий. — Ну кто же так опаздывает к пациенту в критическом состоянии, мистер Бьянки, право слово! Мы тут все почти чокнулись.
— Я уже слышал историю о докторе Риосе, — с неопределенной, вялой, усталой интонацией в голосе отозвался Руфус. Мужчина подпер щеку рукой, посмотрел на Джонатана слегка мутными из-за слишком долгого и напряженного дня глазами. — Не все в этом мире зависит от нас. Зачастую мы просто становимся жертвами обстоятельств. Право слово, будь мой выбор, я бы однозначно предпочел не опоздать, а не разбираться с причинами и последствиями моего опоздания. Я уже видел Вас много раз в коридоре. Вы, видимо, родственник? Если хотите, то Вы уже можете заглянуть к господину Ривзу, его состояние удалось стабилизировать. Правда, он все еще не пришел в сознание. Но, как не раз убеждались мои глаза, родные руки и теплые слова
лечат…
— А я уже слышал историю о полиции, — чуть усмехнулся Роуз. На самом деле, никакой истории он не слышал, и зацепился лишь за слова, сказанные Зартом. — Но ладно, пустое это всё теперь. Постфактум молоть — не дело. — рыжий упёр руки в стол, сдавил пальцами переносицу, устало выдохнул. С полминуты задумчиво помолчал. Затем продолжил тихо и угрюмо: — А к Элиоту я уже заглянул. Нет предположений, сколько ещё он будет... вот таким? Бессознательным...?
— Есть, — Руфус слегка пожал плечами. — Но очень приблизительные. Мы можем «разбудить» систему Элиота, но не самого Элиота. Связь его системы с ЦНС налажена, функционирование последней налажено, но…, — кибернетик отставил в сторону кружку с недопитым кофе, устало потер глаза, — но он не просыпается. Чисто технически он просто чуть глубже, чем спит, о коматозоподобном состоянии говорить не приходится. Система продолжает немного «давить». Бережет его. Это совсем не плохо, но может занять некоторое количество времени. Может, еще минуту. Может, час, может, сутки или даже больше. Его организм пережил очень тяжелую встряску, мистер, не торопите его. Причины для волнения уже позади.
— Хорошо. Хорошо... — Джон откинулся на спинку стула, запрокинул голову и закрыл глаза. И в пустоту пространства между свей головой и потолком тихо, почти беззвучно пробормотал: — Ещё бы с Дженни причины для волнения позади остались — и будет совсем славно.
Дженнифер обещались скоро перевести из реанимации в обычную палату. Её состояние относительно выровнялось и, вроде бы, больше ничем не угрожало, пока она находится под пристальным надзором врачей и приборов. Она должна была давно отойти от наркоза — и она отошла, — но всё равно не приходила толком в себя. Лия ранее говорила, что Джен иногда подаёт признаки сознания, открывает глаза, чуть ворочает головой и что-то шепчет одними губами. Но всё это совсем не подолгу, на совсем короткие промежутки времени, и добиться от неё какой-то осмысленной реакции на что-либо сейчас было невозможно. Она была слишком слаба и, на жалкие минуты наладив весьма хрупкую связь со внешним миром, снова проваливалась в тяжёлый сон. Говорят, нет причин сильно беспокоиться — всё-таки, ситуация серьёзная, это тяжёлое состояние для организма, и Джен не вызывает сверхмерных опасений своим долгим прозябанием вне сознания, но Джон всё равно очень волновался. Только вот ничего полезного касательно Дженнифер он сейчас сделать всё равно не мог — в том числе и потому, что из-за нежелания контролировать свои руки потерял доступ в реанимацию. Но это, на самом деле, толком ничего не меняло — с Дженни всё было ясно и от него не зависело. И потому Роуз пока переключил своё внимание на Элиота.
It doesn't matter what you've heard,
Impossible is not a word,
It's just a reason for someone not to try.©
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Суббота, 03-Дек-2016, 23:09:56 | Сообщение # 561    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
397е советские сутки,
Фельгейзе, Третий город, дежурная больница 7го района
Часть III

«Никогда не думал, что скажу... кхм, подумаю это, но, о Вселенная, как я устал.» — с усмешкой заметил про себя Роуз. Сей факт был для него действительно удивительным, ведь настолько утомлённым рыжий не чувствовал себя как минимум несколько лет. Он мог целый день идти без остановки, таща на плечах тяжёлый рюкзак, но никогда ещё ни один из самых тяжёлых походов к своему истечению не делал его настолько уставшим, настолько слабым. Всего одна нервная ночь без сна и ещё более беспокойный день в больнице. Ха-ха. Кто бы мог подумать, что этого хватит для того, чтобы абсолютно неутомимый, как казалось, Роуз, начал чувствовать, что падает с ног.
— Оу, упущение. Я же не представился. — Джон вдруг резко распахнул глаза, повернул голову к Руфусу. — Не знаю, донесли ли вам моё имя сплетни об этой селёдке, докторе Риосе, но всё-таки лучше, когда индивид представляется сам, верно? — с этими словами рыжий протянул кибернетику руку. Сначала закованную в фиксатор, но потом опомнился и поменял её на здоровую. — Джонатан Роуз.
— А мое имя вы, кажется, уже знаете, — заметил Руфус, но все-таки представился вслух полной формой, пожав Роузу руку. — Руфус Бьянки. Вам бы не помешало перекусить, мистер Роуз, скверно выглядите. Хотите пирожок?
С этими словами кибернетик подвинул Роузу плетеную корзинку с выпечкой, из которой сам едва ли что-то съел. Вроде надо бы, но такая усталость навалилась, что даже нет аппетита.
Джон удивлённо хлопнул глазами.
— Не стану отказываться, — растянуто и неуверенно проронил он, сцапав один из пирожков.
«О, во имя всех богов, еда! Еда!» — до этого момента рыжий совершенно не ощущал себя голодным, — он вообще мало себя ощущал в последнее время, — но вот в эту минуту чувство голода навалилось на него со всей своей мощью. — «Интересно, я вообще ел хоть что-нибудь со вчерашнего утра? Кажется, нет. Да уж, забегался. Джонни, если ты откинешь тут коньки, детишки, придя в себя, явно не обрадуются.» — и следом за этой мыслью, коснувшейся «детишек», последовала другая: — «А ещё наверняка не обрадуются, когда узнают, что ты тут вытворял. Эл, Эл, а я тебе ещё лекции о самоконтроле пытался читать... Чёрт. Дженни прикончит меня.»
Пирожок Роуз проглотил в два счёта, словно изголодавшаяся собака кусок мяса.
— И всё-таки я не понимаю, — дожевав, размышляюще констатировал рыжий. — Что Элиот сделал, чтобы... вот так вот? Ради всего святого, прошлым утром я мог предположить, что он ввяжется в драку, сломает что-нибудь себе или кому-нибудь другому, или что-то типа. Но... это явно не последствия драки, верно? Не понимаю.
— «Элиот сделал»? — мгновенно уцепился за эту фразу Руфус. — А что, были подозрения, что он собирается что-то с собой сделать?
У кибернетика были определенные подозрения на этот счет. По характерным царапинам на руке Элиота Руфус сделал весьма опрометчивый вывод о том, что его пациент по жизни склонен к самодеструктивизму, и имел мысли о том, что прием Ривзом наркотиков относится к той же самой области. Киборг выискал вещество, способное обмануть систему, и принял его, чтобы…? Обойти другой запрет системы…? А не получилось просто потому, что он не рассчитал дозу?
От передозировки наркотическими веществами такой киборг, как Элиот, умирает легче органика. А причины к такому шагу — исходя из газет, исходя из данных последнего медосмотра — ослабленный потрясениями разум отыскать себе мог. Сложно представить, что можно нарыть, если копнуть еще глубже.
— Извините за такой вопрос, мистер Роуз, но я должен его задать, — Руфус выпрямился, посмотрел на Джонатана все еще мутноватым, но теперь еще и немного внимательным взглядом. — Кем именно вы ему приходитесь?
Реакция кибернетика Роуза одновременно и смутила, и насторожила. Очень насторожила. Рыжий подумал, что сболтнул что-то лишнее, выкинул опрометчивую фразу, а Руфус неожиданно ухватился за неё и просто додумал себе что-то нехорошее. Потом вдруг задумался о том, что если Руфус что-то и додумал, значит у него были какие-то основания на подобные размышления. И вот это уже Джону очень не понравилось.
Элиот пытался покончить с собой…? Такое вообще может быть?
— Тестем, — чуть сведя брови, подозрительно сузив красные глаза, назвал Джонатан родственную «должность», которую прописал в бумажке.
«Тесть здесь, а жена не здесь?» — сведя брови к переносице, удивился про себя Руфус. Впрочем, удивлялся кибернетик совсем недолго. — «Что же, всякое бывает».
О том, что у Элиота вообще нет никакой жены, Бьянки и не подозревал. Про Ривза-младшего он слышал давно, даже немного интересовался им с профессиональной точки зрения, но в его личную жизнь и в газетные сплетни журналистов не лез никогда.
— Да, у меня были подозрения определённого рода в связи с тем, что Элиот за предыдущие сутки пережил одно весьма... нелёгкое для него событие, — продолжал Джонатан. — Но нет, я не думал, что он задумает сделать что-то с собой. Он вспыльчивый парень, и я опасался того, что, спровоцированный этим «неприятным событием», он может влезть в какую-нибудь потасовку, просто навредить себе — но не специально. Как это вчера сделал я, вступив в конфронтацию с местной стеной. — Джон усмехнулся, кивнув на свою правую руку. — Однако чтобы он пытался нанести себе вред намеренно... нет, об этом речи точно не шло.
— И все же, если мои подозрения верны, то я бы настоятельно советовал вам организовать встречу господину Ривзу с психиатром, — еще больше наморщив лоб, серьезно сказал Руфус. — Буквально сразу же, как он придет в себя. Могу порекомендовать одного специалиста. Он преимущественно работает с киборгами, опыт в подобных вопросах имеет колоссальный.
— Да вы для начала лучше скажите, что с ним случилось! — Роуз не выдержал, слегка повысил голос, очень недовольно нахмурившись и вытянувшись. — Советы про психиатров я буду слушать тогда, когда пойму, почему они вообще звучат. Я ничего ещё не знаю, понимаете? Ни-че-го. Я даже не понимаю, о чём мы сейчас говорим.
— Что с ним случилось до того, не могу строить догадок, — Руфус пожал плечами, — вам, судя по всему, об этом известно намного лучше. «Нелегкое для него событие»? Ну а мы выводили из его крови некое вещество в достаточно высокой концентрации, до сих пор не описанное толком. Его система, очевидно, тоже не распознала класс. А это сильнодействующее наркотическое вещество, мистер Роуз. Я по-прежнему строю догадки, как и зачем он его принял — совершенно очевидно, что не путем насилия со стороны — но в данных вопросах ВСЕГДА лучше перебдеть, чем недобдеть.
Джонатан шокированно вытаращил глаза, приложил руку ко лбу и шумно выдохнул, оперевшись локтем на стол.
— Фак, — нервно выплюнул он, уставившись куда-то перед собой.
В очередной раз за последние сутки Джонатан задался одним единственным тяжким вопросом, который раз за разом звучал у него в голове всё с большей силой: «Да как он умудрился?!» Зачем, зачем?! Джон, конечно, понимал, что знает Элиота довольно малое количество времени, и всё-таки точно не мог принять версию Руфуса о попытке если не суицида, то как минимум саморазрушения.
Но что тогда? Уж не Элиоту ли положено знать, что киберэлектроника не может корректно сообщаться с мозгом, если тот находится в состоянии полной неадекватности? Нераспознаваемое вещество... Наркотическое! Такого случайно не нахлебаешься. Неужели Эл пытался обмануть свою систему? К чему? Если не навредить себе — то с какой ещё целью? Ну не мог же он рассчитывать на то, что если система не способна распознать вещество, то оно на неё и мозг и плохого влияния не окажет, вреда не принесёт? Сейчас, вспомнив про упомянутое собой «нелёгкое событие», Роуз подумал: мог ли Эл таким весьма... радикальным способом попытаться отвлечься? Так, как обычно делают это органики при помощи алкоголя? Джон ранее водил дружбу с несколькими киборгами и был знаком с фактом того, что определённые механизмы из-за того же принципа адекватности мозга не позволяют им пьянеть. Так вот, мог ли Элиот попробовать забыться более ударными методами, понадеявшись, что серьёзных последствий это не принесёт?
Но... если он действительно хотел отвлечься, забыться — то от чего? От экспертизы он сам ждал злости, боялся выйти из себя. А злобу, ярость — их не глушат ни алкоголем, ни наркотиками. В них спасения в основном ищут лишь те, на кого навалились невыносимым комом апатия и депрессия. Чувства совсем иного спектра, нежели злость...
Что случилось на этой чёртовой экспертизе?! Роуз не сомневался, что первопричина была именно в ней, именно в чём-то, с ней связанном. Не мог утверждать, но почему-то и не сомневался.
Что пошло не так? Что сумело не просто серьёзно взбудоражить, но ещё и перевернуть ожидаемые эмоции с ног на голову? Из-за чего Ривз так рисковал?
Элиот. Зачем. Ты. Это. Сделал?
Бр-р. От бесконечных вопросов и отсутствия понятных ответов на них у Джонатана голова заболела.
— Чёрт, в мозгах не укладывается. — после долгой паузы очень тихо констатировал рыжий, смотря куда-то сквозь Руфуса. — А... возможно, это глупый вопрос, но почему исключено то, что он мог нахвататься этой дряни с чужой руки?
— Он же киборг, Джон, — пожав плечами, сказал Руфус таким тоном, будто бы объяснял ребенку очевиднейшую вещь. — Вы не можете не быть знакомы с возможностями господина Ривза, хотя бы даже просто в теории — и, скажите, много ли вы знаете индивидов, которые физически способны что-либо насильно запихнуть ему в рот? Но даже если представить, что он встретил, допустим, другого такого же киборга, у него обязательно бы остались на теле следы физического воздействия. Характерные ссадины, травмы. Но их нет. Только лишь следы от женских коготков на лице, — Руфус машинально коснулся своей щеки. — И собственных на руке. Чужая рука не протягивала ему ничего… насильно. Да и какой в этом смысл…? Чтобы убить, есть уйма более простых способов. И, смею заметить, гуманных.
— Да, действительно глупый вопрос, — со вздохом констатировал Джонатан, потирая висок. — Просто действительно не укладывается в голове. Эл ни разу не давал поводов задуматься о том, что способен навредить себе... намеренно. Да ещё и так серьёзно, так... целенаправленно. Ну не мог же он ни с того ни с сего пожелать убиться? За прошедшие два дня я успел много поговорить с ним о весьма... откровенных, личных и сложных вещах, весьма актуальных, и нигде он не подал мне поводов бояться суицидальных порывов. Нет, это бред, бред. — Джон сильно потряс головой. Поморщился, потому что от этого действия перед глазами поплыло и закружилось. — Но... у меня есть определённые подозрения насчёт того, почему он мог нажраться этой дряни, однако... Они имеют место быть, могут даже оказаться верны, но если это так — тогда появляются ещё моменты, которых я откровенно не могу понять. — рыжий досадливо скривил губы, прицокнул языком. — Возможно, мне недостаточно знаний об Элиоте — я всё-таки явно далеко не самый близкий для него человек. Но это не отменяет того факта, что, очевидно, для полноценного — или хотя бы какого-либо вразумительного понимания ситуации нужно всё-таки поговорить с самим Элиотом. — Роуз шумно вздохнул. — А для этого придётся подождать, пока он очнётся.
Руфус помолчал немного, размышляя над тем, что сказал ему Джон. Кибернетику тоже было дело до того, каким образом Элиот наглотался наркотиков, и сделал ли он это при попытке убить себя — очень важно это знать, чтобы смочь предпринять превентивные меры, если Ривз, очнувшись, захочет завершить начатое.
Роуз говорит «не верю» — однако многие родственники удавшихся и неудавшихся суицидников говорят именно так… Расспрашивать Джона о его альтернативных версиях Руфус, тем не менее, не стал. Рано пока. Действительно, пусть поговорит с Элиотом.
— Я сообщу вам, когда господин Ривз очнется, — проинформировал Бьянки, и продолжил дальше, без даже намеков на капли вопросительных интонаций, — если вы мне оставите номер своей учетки.
— Что ж, оставлю. — недолго думая, кивнул Роуз. — В этом вряд ли есть особая необходимость, потому что из больницы, очевидно, я ближайшие сутки никуда надолго не денусь и, учитывая популярность здесь моего... — на этом месте вышла очень коротенькая заминочка, потому что рыжий едва успел поймать нервный смешок, — ...зятя, скорее всего о его прихождении в сознание я и так узнаю очень быстро. Но лучше, чтоб ещё быстрее. Так же пишите, если... ну, не знаю, что нового там ещё можно узнать, но если узнаете — пишите.
Джонатан продиктовал Руфусу свой номер, поблагодарил его за просвещение в ситуации и на этом с кибернетиком решил временно распрощаться. Правда, ушёл после этого совсем недалеко — исключительно до стойки буфета.

[3:52]
Элиот понял, где он находится, еще до того, как открыл глаза — сразу же, моментально, ухватил почти на рефлекторном уровне, едва только к нему вернулись первые волны сознания. Все больницы пахнут одинаково, и неважно, где они находятся, какого они класса, и какую специализацию имеют. Варьируют интенсивность, оттенки запахов, но их основа всегда одна и та же. Вот здесь, например, запах антисептика стоит довольно сильный, явный, его даже не надо угадывать по следам, он сразу лезет в нос и проводит по языку легкой кислинкой. Многие бы не обратили на этот запах особого внимания, очень быстро принюхались или даже и вовсе бы его не заметили, но не Элиот. Элиот, в принципе обладающий весьма неплохим для человека обонянием, на подобные запахи был «наточен» — имел слишком большой опыт общения с ними.
Кроме антисептического, в больнице всегда витают разные лекарственные запахи — они могут очень сильно отличаться друг от друга, но снова, по своей сути, узнаются с первого вдоха. Они могут быть размазанными, старыми, перемешанными друг с другом — а могут быть чистыми, острыми и свежими, но, опять же, они всегда есть. Характерный запах имеет и обработанное постельное белье: чуть-чуть сладковатый, совсем едва уловимый, но для Элиота неприятный до тошноты. Ну почему бы не использовать одноразовое…? Ах да. Не все клиники могут себе это позволить.
Даже запах еды в больницах особенный. Однако сейчас едой не пахло, и вообще не пахло больше ничем иным, кроме того, что уже было перечислено — снова специфика больничных ароматов. Воздух здесь никогда не бывает свежим, уличным, и никогда в нем нельзя поймать ароматы цветов или даже хотя бы духов. Сам по себе он совершенно пустой, мертвый.
Мгновением позже, следующим осознанием после места своего нахождения, пришло осознание боли. Эл тихо простонал, сморщил лицо, скривив губы, потянулся рукой к затылку и подсунул под него ладонь, утопив пальцы в волосах. Болел не только затылок — болела вообще вся голова и, как выяснилось при попытке приподнять ее, чтобы подвести ладонь, еще и шея. Но шея хотя бы не мучила долго — ее свело резкой, короткой болью, утыкало иглами, но уже секунд через десять отпустило, а сильная, свинцовая, тяжелая, где-то в затылке пульсирующая боль не делась никуда, и ни на оттенок не ослабла. Элиоту казалось, будто бы вся его голова стала монолитным, тяжелым, металлическим шаром, на котором было высечено слово, абсолютно точно указывающее на сплав, из которого он был изготовлен — на боль.
Что с ним случилось такого, что привело сюда, Элиот пока не вспомнил, не осознал, не задумался. Его сознание еще не совсем отошло от глубокого, неестественного сна, не было готово что-либо вспоминать и анализировать, его хватало лишь на «сейчас».
Итак, сейчас голова болела жутко. Эл накрыл второй рукой лоб, погладил его, задержал пальцы у правого виска, чуть надавив, полежал так секунд тридцать, и только после этого нашел в себе силы открыть глаза. Открыл — и тут же зажмурился; когда, несколькими секундами позже, открыл снова, то его зрачки оказались сужены до неадекватно маленьких при скудном ночном освещении размеров. Вверху, по всему периметру потолка, загороженные по бокам деревянной панелью, чтобы не слепить глаза, мягким, кремово-бежевым цветом светили лампы ночного освещения. Их стараний хватало на то, чтобы находящиеся в палате индивиды четко различали все предметы и даже могли читать бумажный текст, не сильно напрягаясь, но Элиот видел сейчас хуже. Предметы различал, но читать бы, пожалуй, не смог.
Едва ли не первым, что он увидел, был шнурок капельницы, отходящий от его левой руки. Протыкающая кожу игла, зафиксированная к предплечью прозрачной обмоткой… У Элиота зубы свело от одного лишь взгляда на нее. Капельница не доставляла совершенно никаких физических неудобств, вообще не чувствовалась, уж особенно на фоне до краев наполненной болью головы, но все равно причиняла тонну дискомфорта на психологическом уровне. И еще, судя по ощущениям, имеется какой-то браслет на правой руке, на него неприятно класть голову… пульсометр или лекарственный дозатор? Какая разница. Не видно, и слава богу. Элиот отвернул голову в сторону, к стенке, шумно вдохнул сквозь стиснутые зубы, прикусив нижнюю губу, и еще крепче прижал ладонь ко лбу, будто это как-то могло помочь.
Зашевелился в этот момент не только Элиот. Только услышав рядом с собой проявления хоть какой-то активной жизнедеятельности, ещё один индивид, сидящий на какой-то кривоватой складной табуретке, до того утомлённо дремавший, положив голову на край койки Ривза, встрепенулся и резко вытянулся, широко раскрыв воспалённые глаза. По широким плечам, большому росту, заметному даже сейчас, и копне медно-рыжих косичек на голове в проснувшемся легко можно было опознать успевшего изрядно нашуметь Джона Роуза.
Он был здесь почти с тех самых пор, как распрощался с Руфусом, если не считать времени, затраченного на обед, ужин и все остальные приёмы пищи, которые он навёрстывал после беседы с кибернетиком. Определённое время упорно караулил. Где-то после часов двенадцати сознание Роуза сдалось, и он уснул, сгорбившись, уронив потяжелевшую голову на матрас. Дженнифер по-прежнему находилась в реанимации, куда, благодаря выходкам самого рыжего, путь Джону был закрыт. Поэтому он и находился здесь, решив, что так уж будет куда лучше, чем бесполезно сидеть под дверями реанимационного отделения.
Роуз смотрел на очнувшегося Элиота с полминуты, тупо хлопая глазами, сам отходя от нездоровой, поверхностной дрёмы, а потом вдруг просиял лицом и сознанием, окончательно осознав, что происходит у него перед носом. Но торопиться выражать свою радость, да и вообще как-то привлекать к себе внимание он не стал. Вместо этого подождал ещё несколько минут, сохраняя неподвижность и молчание. И только потом негромко, осторожно позвал:
— Э-эл? Ты... тут? — и, плавно протянув руку, легонько коснулся пальцами плеча своего новоявленного «зятя».
Элиот ответил не сразу, хотя сразу понял, что обращаются к нему. Не понял, кто именно обращается. Голос знакомый, но фраза короткая, едва удалось его послушать, и система помогать с идентификацией не спешила. Эл с минуту собирался с силами, чтобы повернуть голову к окликнувшему его мужчине, и еще молча смотрел на него секунд десять, сощурив правый глаз, оказавшийся со стороны потолочных ламп.
Визуальная картинка помогла, сошлась со звуковой. Джонатан. Джонатан…? Неожиданно, но весьма приятно. Сейчас почти четыре утра — он что, сидел здесь всю ночь? И — стоп — как четыре?! Четыре же… было совсем недавно…
Ну да. Вчера.
— Т-тут, — запинаясь, тихо отозвался Элиот. — Не од-держим з-злобной эл-лектроникой, ес-сли т-ты об этом. К-куда пропали пос-следние сут… ки? Я н-ничего не п-помню.
Джон разом с облегчением выдохнул, снова устало сгорбился. Подпер щеку перевязанной рукой, локоть которой поставил на край койки.
— Последние сутки ты, очевидно, почти целиком провел без сознания. — тихо и весьма безрадостно сообщил он. — О том, как ты себя до такого довел, я хотел бы спросить у тебя, — Роуз замученно вздохнул, потерев переносицу, — но об этом мы поговорим позднее. Когда ты придешь в себя. И я... тоже приду в себя. Господи, Эл, это были, пожалуй, худшие сутки моей жизни за последние лет десять... А, нет. Когда Джен пропала, было не лучше. — Джон вяло, криво усмехнулся. — Вы меня изрядно напугали, детишки.
Эл снова ответил не сразу, но на этот раз пауза пошла на то, чтобы переварить услышанное.
— К-как — сутки б-без сознан-ния? — голос Элиота был слишком вялый для того, чтобы отобразить холодок ужаса, льдинку страха, больно воткнувшуюся ему в сердце. Если бы черноволосый находился сейчас не в настолько подавленном состоянии, то он, несомненно, испугался бы намного больше. — Я оп-пять отрубился? Трындец. Сутки, с-серьезно…? Боже. Что т-тебе тут наг-говорили? Ч-что м-может быть хуже, ч-чем пропа…жа Джен? А где… Джен? Почему она не… здесь?
— У Джен есть... свои причины. — мрачно сказал Джон. — Потом расскажу, тоже когда отойдешь полностью. Ты поймешь. А пока — не обижайся на нее, уверен, в иной ситуации она несомненно была бы здесь. — Джон посмотрел на Эла уже не с первичным налетом радости во взгляде, а только с безграничной усталостью. — Что же касается тебя... Если ты забыл, то напомню: ты наглотался какой-то наркотической дряни, и твой мозг пошел вразнос, вступил в очевидный конфликт с системой, и та тебя, похоже, вырубила. Как и зачем ты все это провернул — пока остается загадкой, и прояснить нам причины этого своего опрометчивого поступка явно можешь только ты. — Джон закрыл глаза и уронил голову обратно на матрас, лицом вниз, и остальное пробубнил уже из этого положения: — Если бы мне сейчас не было тебя так жалко, и сам я не был бы таким уставшим, я бы вас хорошенько отчитал, мистер Ривз.
И снова долгая пауза.
— Она меня бросила, — с неожиданно яркой, глубокой печалью в голосе тихо констатировал Элиот, почти не запнувшись ни на одной букве. — После экспертизы, и… сейчас.
Плаванье в море тоски было весьма своевременно прервано неожиданно стрельнувшей в виски болью. С монотонным, беспрерывно страдающим шаром-головой Эл уже почти что начал мириться, но вот это вот стало явно лишним. С громким шипением втянув в себя воздух, Эл переместил обе ладони к вискам и сильно сжал их.
Ощущения были похожи на то, будто бы тупая пила изнутри распиливает череп. Но, к счастью, вспышка была недолгой, отпустила уже через несколько секунд. Эл чуть расслабил руки, и только сейчас заметил, как левая ладонь упирается в какой-то шнур, исходящий из виска. Киборг потрогал его пальцами, погладил кожу вокруг места, где уходил глубже непонятный провод.
Но зато куда он уходил, гадать не приходилось. Элиот обхватил провод пальцами, собираясь его вытащить, но… все-таки не стал, отпустил.
Мало ли. Вдруг то, что находится на другом конце, не просто следит за состоянием, вдруг оно действительно нужно. И вообще, стоит изменить хоть какую-то мелочь без ведома врача — и эти самые врачи немедленно слетаются к месту преступления, как бомжи на бесплатную выпивку. Это Элиот уже тоже успел узнать на собственном опыте.
— Как-кая н-наркот-тичесс-ская др-рянь, Д-джон? — теперь Элиот начал запинаться намного сильнее, но вовсе не из-за неуверенности. Напротив, в его голосе прорезались отчетливые отголоски злости. — Эт-то п-похоже на б-бред. Ты с-сам-то… нет?
Джон вскинул голову, недобро нахмурился.
— Во-первых, Джен тебя не бросала, — процедил он сквозь зубы. — Если тебе от этого будет легче — то хорошо: она тут, совсем неподалеку, — интонации в голосе мужчины стали угрожающе нарастать. — Лежит в реанимации со сквозной дыркой в животе. И не спрашивай меня, как это случилось, я понятия не имею! Очнется — сама скажет. Наверное, — Роуз попытался унять себя, снова стал говорить тише и медленнее. — Если у нее память не отшибло так же, как у тебя. Во-вторых, не знаю, какая наркотическая дрянь, но твой кибернетик и вся та куча врачей, которая плясала вокруг тебя вчера, подтвердят мои слова. Как, ну как вы оба, дураки, умудрились, а?! — Джон обхватил голову руками и жалобно простонал что-то невнятное, но явно ругательное. — Вы тут дурите, а я нервничай...
— Кака-а-ая еще д-дырка в животе? — Эл медленно, осторожно, вкрадчиво перевернулся на левый бок, привстал на локте. Шее быть оторванной от подушки категорически не понравилось, но на фоне головной боли она сильно проигрывала. Ее было уж тем более возможно игнорировать. — Кака-а-ая реанима-а-ация? Н-надо же немедленно в оп-перацион-ную. Что, оч-чередь? Я им покажу… оч-чередь…
Черноволосый привстал выше, дернулся, попытавшись сбросить с кровати ноги, но вместо этого упал обратно на простыню спиной, опять схватившись за голову, на этот раз застонав в голос.
Все, что было раньше, было нежными розовыми цветочками по сравнению с тем, что теперь выдали вместе, сговорившись, голова и шея, мстительно отвечая на опрометчиво резкое движение.
Вернуться из этой пропасти, чтобы попросить помощь, Элиот не успел — теперь, спустя почти десять минут после прихода на терминал сообщения о том, что его пациент проснулся, порог палаты переступил Руфус. Кибернетик был мятый, взлохмаченный на одну сторону — совершенно явно выспался где-то, уложив правую сторону лица на твердую поверхность с рельефом-полосочками.
Быстренько сообразив, что происходит, Руфус подкатил к кровати Элиота медицинскую стойку, снял с крепления трубку, оканчивающуюся иглой, соединил ее с системой подачи раствора, откуда уже было налажено сообщение в вену Элиота, ввел код-команду не дисплее, добавляя в уже подающийся раствор быстродействующее обезболивающее. То ли оно помогло практически моментально, то ли приступ отпустил сам по себе — но не прошло и полминуты, как Эл перестал сдавливать голову, опустил руки, и стал дышать пусть поверхностно и неровно, но теперь хотя бы беззвучно.
— Господин Ривз…? Как вы оцениваете свое состояние?
— Как, как, — нервно отозвался Элиот, не смотря ни на кибернетика, ни на Джона, а куда-то в потолок. — Скоро меня отсюда отпустят?
— Сожалею, но никак не раньше, чем через неделю. У Вас сотрясение мозга, и…
— А та хрень, о которой мне сказал Джон, про наркотики — это правда?
— Если он сказал, что мы выводили Вас из состояния тяжелого наркотического опьянения, то истинная. Вы помните, что случилось, господин Ривз?
Элиот нервно дернул головой, но тут же пожалел об этом — обезболивающее глушило боль не настолько хорошо, чтобы можно было с ней совсем не считаться.
— Что Вы помните последним? — попытался настоять на ответе Бьянки.
— Ой, Руфус, не до этого сейчас, — огрызнулся киборг, прочитав имя своего врача на его подсвечивающимся бейджике. Фамилию обслуживающего персонала Эл, как обычно, проигнорировал. — Джо-он! Почему она не в операционной?!
— Тщ-щ, спокойно, спокойно, — Джон покровительственно положил руку на плечо Элиота и чуть похлопал по нему одними пальцами. — Она там уже была. Давно. Ее раньше тебя привезли, и сразу же прооперировали. Теперь уже все нормально. Состояние стабилизировалось, утром обещали перевести ее в обычную палату. Дженни просто спит, ей больше ничего не угрожает. Успокойся, с ней теперь все будет хорошо. — успокаивая Эла, Джон в большей мере успокаивал скорее самого себя. — О ней врачи позаботятся, а ты пока лучше о себе подумай. Не смей больше так дергаться!
— О себе? — переспросил Элиот, быстро и легко приняв утешительные слова Джонатана о своей подруге за веру. — Легко.
Черноволосый обхватил пальцами провод у своего виска, посмотрел на Руфуса.
— Я могу это из себя вытащить?
Чуть помедлив, кибернетик кивнул. Эл потянул провод от себя, ухватившись за металлический стержень, на несколько миллиметров выступающий над кожей, и уже через секунду брезгливо откинул кабель с сторону.
— Поверните голову, господин Ривз, — Руфус, уже доставший откуда-то листок белой антисептической сетки, ловко наклеил его на висок киборга, закрывая мало заметное глазу место прокола на его коже.
— У меня нейрошунт, вообще-то, есть, — неприязненно уточнил Элиот, потирая свежезаклееный висок, и только сейчас отметив кое-что очень неприятное. — Зачем ты сбрил мне волосы?! Просто раздвинуть пряди в стороны вообще невозможно было?! Твоя стодневная зарплата не окупит мою стрижку, Руфус. Но об этом потом. Что со мной произошло?
Руфус рассказал, в меру сжато, в меру подробно, осветив все основные моменты последних почти что суток. Из рассказа кибернетика Элиот окончательно вынес, что в причине его «отключки» был виноват какой-то странный наркотик, и… все. Больше ничего. Причина — наркотик.
Элиот прикрыл глаза, шумно, с облегчением выдохнул. Наркотик… Господи, какая ерунда. Черноволосый чувствовал себя сейчас так, будто бы он одномоментно высвободился из-под горного обвала.
Ну а Руфус ничего нового от Элиота допытаться не смог. И явным облегчением пациента при уведомлении его о пережитом наркотическом опьянении удивлен не был — просто соотнес его с тем, что он почерпнул из данных последнего медосмотра Ривза.
— Так бывает, что после сотрясения пропадают куски памяти, — напоследок сказал Руфус, когда все темы деловых бесед были исчерпаны. — Но они почти всегда возвращаются в короткий срок. Выздоравливайте, господин Ривз.
Так Элиот и Джонатан снова остались одни, если не считать спящего и лишь потому бездействующего саахшвета-старичка.
— Ладно, со мной выяснили, — Элиот, найдя слева от себя пульт управления кроватью, слегка приподнял изголовье, переводя себя в полусидячее положение. Общаться с сидящим рядом Джоном лежа было почему-то психологически дискомфортно. — Откуда у тебя шина? Вчера… позавчера ее еще не было.
Джон почему-то не сразу понял, о чем спрашивает Элиот — последнее время осознание происходящего давалось ему все труднее. Но когда осознал — скривился, а затем рассмеялся, на неестественно высоких для себя тонах, и не весело, но совершенно истерично.
— Вступил в открытую конфронтацию со стеной, — повторил он фразу, которую несколькими часами ранее озвучил Руфусу. — Потом еще стукнул стол местного... директора? Кто это был вообще..? — Роуз весьма озадачился. В точности должности Зарта он для себя уверен не был. — А потом еще — тебе это может не понравиться, — прославился на полбольницы тем, что врезал по лицу одному из крутившихся вокруг тебя врачей. Он называл тебя "этот"! — Джон в очередной раз припомнил интонацию Оста. Запрокинул голову, провыл что-то едва слышно, снова упал лицом в матрас и мрачно, апатично пробормотал: — Можешь припомнить мне мои советы по самоконтролю. Заслужил.
— Припомню, — согласился Элиот, и повторил, вскинув брови, — «этот». Спасибо, что хоть не «робот» или не «это». О чем ты думал, Джон?! Врачи — невероятно мстительные твари. Хорошо, что я после твоего вмешательства вообще очнулся.
Элиот поморщился, как от приступа зубной боли — поневоле вспомнил Эльсо.
«Хотя кто бы говорил», — вместе с тем подумал Эл. — «Мне эти разумные доводы никогда не мешали хамить медицинскому персоналу. Мы друг друга стоим, Джон».
— А как ты ухитрился настолько сильно повредить руку? — спустя несколько секунд с укором спросил киборг. — Даже я никогда не вредил сам себе до перелома, — Эл опустил глаза, скользнув взглядом по своим более чем выразительным мускулам на руках. Да еще и искусственно усиленным. Джон тоже очень сильный, но… все-таки органик. Черноволосый поднял правую руку на уровень груди, покрутил запястьем. — А ведь в этой суставы отнюдь не железные! Надо же, Джон, как-то учитывать возможности своего организма! Ты все-таки уже не мальчик.
«Не мальчик» — и это мягко сказано: Джон бы точно расстроился, если бы узнал, что в глазах Эла был уже совсем немолод. Даже до этого происшествия со столь ярким свидетельством непрочности его руки.
То, что когда бьешь что-то, психуя, невозможно ничего учесть при помощи разума и логики, Эл сейчас упускал. Не вспоминал себя в истерике, не ощущал безумия своего пса. Как будто бы сам мог остановиться в подобном порыве, если бы это было разумно.
Слава богу, во время вспышек никогда не возникало и мысли задействовать импланты. Эл просто бил, как ему бьется. Само.
— Эй! — довольно театрально возмутился Джонатан, не поднимая головы. — Я, может, и не мальчик, но ещё какую фору могу выдать большей части нынешней молодёжи! Однако, если серьёзно, не уверен, как это так случилось. Неудачно вывернул кулак, согнул запястье...? Не помню. Не до того было. Да и вообще, — рыжий поднял правую руку и чуть качнул закованной фиксирующей повязкой кистью, — с этой рукой у меня всегда проблемы. Лет с пятнадцати стабильно её ломал раз с десяток, если не больше. Порой удивляюсь, как она вообще до сих пор работает. А вот тому, что продолжаю её ломать — не удивлён.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Эрин ♀ Дата: Суббота, 03-Дек-2016, 23:10:17 | Сообщение # 562    

Клан Созвездия Волка
Ранг: Зрелый волк

Постов: 2284
Репутация: 281
Вес голоса: 5
397е советские сутки,
Фельгейзе, Третий город, дежурная больница 7го района
Часть IV

Однако мыслями Элиота сейчас в большей степени владело другое. Черноволосый зацепился за то, что Джон проявил удивительную осведомленность касательно причин его нахождения здесь, не мог не зацепиться: к вопросам проблем со своим здоровьем Эл относился довольно ревностно. И потому поспешил прояснить это недоразумение, дабы оно больше не мучило его буйную голову.
— Джон… Не пойми меня неправильно, я крайне рад, что ты здесь, но… как тебе могли сообщить о наркотиках раньше, чем мне, и без моего на то ведома?!
— Я бы рассказал тебе эту кра-а-айне увлекательную историю со всеми подробностями, в красках и в лицах, — вопреки словам в голосе Роуза никакой энтузиазм не читался совершенно, — Но, извините, пока слишком хочу лечь на пол и вырубиться. Так что пока я просто скажу, что этот... — рыжий поймал себя на том, что произнёс злополучное слово с почти той самой интонацией, и чуть усмехнулся, — ...кибернетик умудрился опоздать на... кажется, часа три. Пока он ещё был в пути, я пошёл к упомянутому уже «директору» разбираться, что это за произвол. Они ничего не делали, просто глазели на тебя так, как рыбы из аквариума таращатся на приставленный к стеклу палец! Я понимаю, что киборг есть киборг, но они не предприняли совершенно, абсолютно ничего... а, нет, ладно: царапинки тебе мазью смазали. И всё! — Джон вскинул голову, посмотрел на Эла страдальчески, с таким выражением лица, будто это его оставляли три часа на произвол судьбы. — На моих гла... ушах травматолог, толком даже не посмотрев на твою вывихнутую ногу, категорически отказался вообще что-либо делать.
На этом месте Элиот немного неуверенно пошевелил своими нижними конечностями, и вот тут, наконец, заметил кое-что неправильное — какой-то толстый, ограничивающий подвижность сустава носок на правой. Откинув одеяло, Эл убедился в том, что «носок» — это обыкновенный ортез строгого черного цвета. Вот же гадость… Сустав ныл, но несильно — и это Элиот тоже заметил только сейчас.
— Так вот, — меж тем, продолжал Джон. — Я явился к «директору» и стал вопрошать, почему они не вызвали второго кибернетика, если этот ТАК задерживается. Вызвали или нет, пытались вообще или нет — этого мне толком так и не ответили. Зато предложили провести парочку гарантированно-безопасных для тебя процедур до приезда спеца. Только им нужна была для этого... одна бумажка... — Джон нервно рассмеялся. — Согласно которой я теперь временно твой тесть.
— Ой, относись к этому проще, — отмахнулся Элиот, потянулся к медицинской стойке и увеличил дозировку обезболивающего сразу на несколько пунктов. Тот страшный приступ головной боли прошел, но ее статичный фон все еще оставался практически неизменным, не слишком облегчился. В том, что Элиот немного «ожил», говорил громче и практически совсем не запинался, благодарить стоило исключительно прояснение его сознания. Черноволосый окончательно проснулся, выплыл в реальный мир — но ему все еще было больно. Эл терпел, почти не выражал своих мучений, но не знал, как надолго хватит его помогающего бороться с неприятностями оптимизма. Сейчас, несмотря на нахождение в больнице, на полученную черепно-мозговую травму, о возможных последствиях которой Бьянки не смог сказать ничего конкретного, на сильную головную боль, Эл вовсе не чувствовал себя умирающим лебедем.
Напротив.
То, что случилось, очень даже можно пережить. По сравнению с самой первой версией объяснения своего бессознательного состояния наркотики, пусть и совершенно непонятная, но все-таки ерунда.
— Они могли просто сунуть меня в криокамеру сразу же, как я только поступил в больницу. Или когда опоздание кибернетика перевалило за законный час. Ну а что? У меня голова разбита — кто захочет возиться с киборгом, который получил подобную травму. Ха. Это здорово, что они все-таки за мной последили. Как смогли, но тут уж надо винить советское законодательство, — киборг пожал плечами. — хотя может и нет. Пожалуй, все-таки нет. Не уверен, что мой замедленный метаболизм сильно помог бы в случае, если бы у меня было внутричерепное кровотечение, а они бы его прощелкали. Я же не говорил, нет…? Когда-то давно оно добавило мне много процентов. Вот знай теперь, раз ты мой тесть. А сегодня все сложилось совсем неплохо, могло бы случиться на тысячу неприятностей больше, но они миновали, — Элиот сделал неуверенную попытку улыбнуться, сощурил глаза, склонил голову к плечу (совсем чуть-чуть, обезболивающее не слишком успокоило и его шею тоже), и спросил: — А как так ты нас вообще придумал поженить с Дженни, рыжий сводник, а-аа? Почему назвался именно тестем? Если о нашей тихой свадебке узнают журналисты, то они и меня сожрут, и от вашей семьи одни только кости оставят. Х-ха, ну а что. Давненько обо мне ничего не печатали. Слу-у-шай, я могу рассчитывать на твое широкое плечо, чтобы доковылять до своей драгоценной супруги, когда она проснется в своих новых хоромах?
— Без проблем. Могу хоть на руках дотащить. — усмехнулся Джонатан. Потом поморщился, сильно надавил пальцами на правый висок. — Но, пожалуй, только когда смогу, наконец, поспать. Сейчас я и себя, кажется, никуда не дотащу.
Голова болела не только у Элиота: у Роуза создавалось впечатление, что он бил стену не только кулаком, но и собственным лбом. Череп будто распирало изнутри, и в висках неприятно пульсировало. Рыжий не был уверен, но подозревал, что если попробует встать и пойти — рухнет прямо на месте из-за того, что голова пойдёт кругом. Перед глазами и так всё слегка иллюзорно покачивалось. То ещё гадство.
— А как придумал?.. Да просто. Мне ещё предлагали побыть твоим братом или зятем, но как-то это ещё меньше похоже на правду, согласись. — Джон кривовато усмехнулся. — Всё соверше-е-енно просто. Я для Дженни почти отец, ты — её парень. ...Парень же? — рыжий подозрительно сощурился, нахмурив густые брови, всем своим видом показывая, что отрицательный ответ на этот, по сути, риторический вопрос приниматься не будет. — Ну и вот. Немножко гиперболируем получившиеся ролевые связи и получаем, что я — твой тесть. Логично? Не особо, знаю. Но хотя бы немного похоже на что-то правдоподобное.
— Логично или нет, но это заставило их шевелиться, — пожал плечами Элиот. — Хотя не хочется думать, что в некоторых случаях это могло бы быть поздновато… В любом случае — спасибо, Джон. Что не остался равнодушным. Мне бы точно не захотелось оказаться здесь совсем одному. А теперь, действительно, иди поспи — видишь, со мной уже все в порядке, и Дженни ты тоже пока не требуешься. Поинтересуйся, есть ли сейчас места в комнате для посетителей. В клинике такого класса койко-место не должно стоить дорого.
— Да, пожалуй, — с неопределённой интонацией согласился Роуз и попытался встать. Весьма неуклюже, уронив свою косоногую табуретку и действительно в первый миг чуть не рухнув следом за ней. Подождал несколько секунд до того момента, когда ноги начнут снова адекватно выполнять свои прямые опорно-двигательные функции, и устало констатировал: — Да, это что-то уже полный капут.
Рыжий сделал несколько небольших шагов по направлению к выходу из палаты, потом замер, обернулся через плечо и тихо заметил:
— Тут не за что благодарить, Эл. Я сделал только то, что не мог не сделать. А кое в чём ещё и изрядно перестарался. — он улыбнулся чуть заметно, скорее печально, чем весело, отвернулся и махнул рукой, продолжив свой прерванный путь к двери. — Спокойной ночи, Элиот.
Но «спокойной ночи» у Элиота не получилось — не исключено, что черноволосый еще и смог бы проспать полдня вдобавок к уже упущенным суткам, поскольку он чувствовал себя вялым и слабым, но погружению под ласковое одеяльце сна мешали боли. Эл выкрутил дозатор обезболивающего до максимально позволенного на саморегуляцию положения, но лекарство действовало откровенно слабо или даже вовсе не действовало. У киборга были подозрения, что в этом может быть виновата либо его система, либо излишние предосторожности со стороны Руфуса в выборе средства, и в любом из этих двух вариантов сам он не мог поделать ничего, а звать к себе кибернетика на помощь совершенно не хотел. Перед врачами вообще лишний раз лучше не отсвечивать — у них обычно возникает слишком много идей, чем можно занять пациента. Элиот не хотел терпеть боль там, где можно бы ее было и не терпеть, но пообщаться с врачом практически по любому вопросу всегда было для него серьезной проблемой. Победили страхи перед медициной и на этот раз, хотя в данном, конкретном случае даже Элиот осознавал, что молчать глупо. Однако переступание собственных капризов и заскоков никогда не было его сильной стороной — не вышло и на этот раз.
Здесь, в этой больнице экономического класса, не приспособленной для киборгов, под надзором неизвестно насколько компетентного кибернетика весьма неприятного вида Элиот не чувствовал себя в безопасности. Он не думал, что здесь работают одни дураки, и что они могут из-за некомпетентных действий причинить ему вред, но допускал кое-что другое, и не без оснований: считал, что в этой клинике способны недоглядеть, упустить что-нибудь неявное. Что-нибудь, что может все-таки иметься в наличии, несмотря на отсутствие к тому прямых указателей. Сотрясение — серьезно, и хотя Элу сложно было привлекать к себе медицинское внимание самому, в данном конкретном случае он предпочел бы, чтобы за ним переглядели, чем недоглядели. Руфус категорически запретил подгонять свой метаболизм, чтобы возможно имеющиеся осложнения сотрясения не вылились в форме лавинообразного потока, а также запретил уходить в автоматический режим, чтобы не менять нормальный режим работы мозга и не проморгать какую-нибудь мелочь, какое-нибудь на первый взгляд ничтожное ухудшение самочувствия, которое на самом деле могло бы сигнализировать о чем-то важном. Элиот не собирался нарушать эти запреты, хотя… хотя проводить больничное время в автоматическом режиме всегда казалось ему заманчивой идеей. Эл не мог гарантировать, что в своем забытом прошлом никогда не проворачивал подобный трюк.
Когда рядом сидел Джон, было намного спокойнее. Рыжий мог приглядеть, развлечь, сообщить медперсоналу, если что-то пойдет не так. Эл, безусловно, доверял ему, и потому рядом с Роузом даже море казалось по колено, но в одиночестве этот эффект легкости, силы пропал очень быстро. Когда не на что стало отвлекаться, боль стала главной собеседницей Элиота, он старался не слушать ее, но у него не получалось.
Ровное, тяжелое, давящее на мозг с силой гурталина основание, и его фон — тугие, ритмичные пульсации в области затылка. Таау-таау-таау-таау-таау-таау. Въедливые, однообразные, отдающиеся эхом внутри головы, проникающие дальше в мозг глубинными течениями. Они не стали сильнее, чем раньше, но Элу казалось именно так, поскольку теперь он заострил внимание на этих ощущениях, «завис» на них, и уже никак не мог отвлечься от этой навязчивости. Мужчина перевернулся на живот, накрыл голову подушкой, придавив ту сверху ладонями, и провалялся так минуты три, пока дышать, уткнувшись носом в простыню, не стало уж совсем дискомфортно. Хотелось бы сейчас заснуть и проспать еще целые сутки, но…
«В выполнении процедуры отказано»
Вот так. И никаких пояснений. Ты просто не получишь сейчас помощь системы для того, чтобы уснуть, негодный мальчишка. Она сейчас не считает целесообразным либо сам сон, либо свое очередное вмешательство.
А, ну да. Она же, наконец, зафиксировала сотрясение. Теперь временно будет урезано приличное количество ее функций, и уж о том, что нельзя ускорять метаболизм, Руфус мог бы и не говорить. Элиот проверил из любопытства, и, соответственно его ожиданиям, эту процедуру система тоже отклонила.
Когда Эл испытывал сложности с тем, чтобы уснуть, он всегда обращался к помощи своей электронной составляющей, и потому не знал такой проблемы, как бессонница. Но что теперь…? Как развлекают себя индивиды, которым вроде бы надо спать, но они не могут…? Книжки читают, фильмы смотрят? А когда тебе не рекомендуется из-за сотрясения пялиться на экран, да еще и голова болит так, что все равно ни на чем не сосредоточишься?
«Не все так плохо», — Эл нашел решение проблемы довольно скоро. — «Смотреть можно все-таки не только на экран».
Несмотря на то, что он чувствовал себя слабым и вялым, черноволосый смог подняться с кровати почти сразу же, как это задумал, он не разлеживался и на потенциально сложную процедуру морально не настраивался. Момент вставания сильно не одобрила шея, но потом она уже почти совсем не возражала — главное было не крутить ею лишний раз. Сместившись к самому краю кровати, Эл нашел на тумбочке свою одежду, аккуратно сложенную, но не обнаружил ни терминала, ни своих дорогих замшевых ботинок нигде в окрестностях кровати.
«Видимо, больше никогда и не обнаружу», — с раздражением подумал Эл. — «Третий терминал покупать за третью неделю. Как так-то, как так?!»
И ведь не спросишь ни с кого! И в баре клиенты могли чужие вещички присвоить, и в скорой, и уже здесь, в больнице. Кому ушло, тому ушло, уже ни к кому с претензиями не пойдешь, ничего не докажешь. Эл поспешил заблокировать свою учетную запись — снова, опять, чтобы таинственный воришка точно никак не смог воспользоваться его счетами. Интересно, как там, за миновавшие сутки, ничего не пропало? Хорошо бы — все-таки пароли не являются абсолютной защитой, на каждый код найдется свой хакер.
Зато вместо ботинок предлагался местный подарочек — широкие пластиковые шлепанцы темно-синего цвета. После некоторых сомнений Эл их все-таки надел — больничный пол уж наверняка еще более грязный, чем эти тапочки. Все оказалось не так уж и плохо — новая обувка пришлось по размеру, и нога с ортезом в тапочек тоже поместилась. Как выяснилось почти сразу же, наступать на поврежденную ногу оказалось хоть и больно, но, если не всем весом, то все-таки возможно. Влияние обезболивающего…? Так или иначе, но до окна Элиот добрался вполне успешно, хотя и сильно прихрамывая. Медицинскую стойку пришлось катить следом за собой, поскольку длина трубки капельницы на такие далекие перемещения рассчитана не была.
Окно, весьма обычное, не обрамленное никакими рамками, в том числе и подоконником, позволило мужчине навалиться на него, прижаться к холодному стеклу не скрытым одеждой правым плечом и лбом. Сложив на груди руки, Элиот смотрел на улицу, на подсвеченный фонарями больничный сад. В столь позднее (или ранее?) время там не было совершенно никого. Лишь большая зеленая клумба без цветов в самой середине маленького парка, несколько петель желтых дорожек, скамейки, украшенные на ножках завитками, и ручной, комнатный фонтанчик едва ли в метр высотой. Ветра нет, нет и дождя, вид из окна был очень похож на статичную картину, повешенную на стене. Не любитель сырости, сейчас Эл бы не отказался от дождя — он бы прекрасно лег на его настроение. Здорово было бы, если бы редкие серые капли падали с неба, с тихим шорохом, который отсюда можно только вообразить, но не услышать, скользили по листьям, делая их глянцевыми, блестящими, сверкающими в свете фонарей. Они стучались бы в стекло с другой стороны, и можно было бы протянуть к ним руку, но не намокнуть и не замерзнуть при этом. Дождь точно бы гарантировал, что в больничном дворике так никто и не появится… хотя если бы появился, то Эл бы непременно вышел туда, на улицу, к кому угодно, просто чтобы пообщаться.
Элиот не поймал момент, когда кусочек памяти, заблокированный травмой головы, вернулся. Это могло случиться почти сразу после его пробуждения, уже через несколько минут после того, как в палату заглянул кибернетик, а могло всего лишь несколькими секундами ранее настоящего момента. Не это важно, важно то, что сейчас Эл, задумавшись о вчерашнем утре, вспомнил его целиком. Как ушел от Эльки, как не написал Дику, как вспоминал Альта, как сидел в баре и как влил в себя наркотик, прекрасно зная, что именно находится у него в стопке. Но это был уже пережитый день, бурных эмоций он не вызвал, просто стало очень-очень грустно.
«Какой же я дурак», — констатировал про себя Элиот. — «Как я мог не подумать о том, что будет, если эффект от наркотика меня все-таки накроет? Надеялся, что, обойдя «несправедливый» запрет системы, я получу такой же кайф, как и обычный органик? Ничего система не делает просто так, ничего. Если уж я не всегда способен пораскинуть мозгами, то, может, мне стоит больше слушать ее? А если бы, еще во время той пробежки по городу, я бы просто ушел в автомат? Тогда ничего плохого бы не случилось. Я бы дошел до дома Дженнифер, там встретил бы Джона... или бы уже не встретил… в любом случае, лег бы в кровать и проспал все положенное на то время. Хорошенькое бы я впечатление о себе оставил. Но сейчас — лучшее…? Сейчас я сильно себе навредил, но так уже есть, и о несбывшемся лучше бы поменьше думать. Мне редко удается сбежать, когда что-то накатывает, потому что как накатит — так уже несет без остановки. Когда вообще автомат помог мне в последний раз совладать с эмоциями? О, так ведь совсем недавно — в утро перед экспертизой, когда я гулял с Джоном. До этого — дома, когда был уже совсем готов пойти вразнос, начитавшись глупых сплетен о себе, а еще ранее — когда был отнюдь не прочь вмазать Азри на базе. Ладно, этот метод приходит на помощь чаще, чем мне показалось вначале. И все-таки рассчитывать на него нельзя — когда он нужен больше всего, то мысли о нем мне даже в голову не приходят. Прощай, реальный мир! Eliot out. Пес за главного. У пса нет автоматического режима».
Стекло запотело неровным пятнышком от дыхания. Элиот чуть отстранился, нарисовал пальцем на нем примитивный собачий силуэт с поднятым вверх хвостом, потом снова уткнулся лбом в стекло. Начавшее было исчезать пятнышко конденсата снова выросло, замутнило большую поверхность стекла, чем раньше, но собака никуда не исчезла. Впрочем, теперь Элиот ее не видел, он не смотрел вниз — снова увел взгляд на садик.
На садик и на звезды. Мигающие белые точки, холодные и колючие, некоторые слегка красноватые, некоторые слегка голубоватые. Чтобы найти цвета среди россыпей нейтральных льдистых крошек, надо присмотреться.
Раньше Элиот был из тех индивидов, для кого звезды не значили ничего особенного, не являлись предметами обожания, источниками вдохновения или образами романтики. Вчера — абсолютно нет; но сейчас снова да. Сейчас Элиота занимало другое.
Первая критическая ошибка. Вторая. Спустя несколько секунд ошибки образуют уже длинный список в левой части поля зрения. То, что случилось вчера; то, что не должно случаться никогда. Система не может работать с одурманенным мозгом, теперь это абсолютно ясно; но должна ли она реагировать на наркотическое опьянение вот так вот страшно? Могло ли в ней что-то повредиться за время работы в непредназначенных на то условиях? Оставило ли это какие-то следы, проблемы? Руфус сказал, что диагностика системы не дала никаких ошибок. Но про поврежденный имплант он ничего не сказал. Поврежденный имплант тоже не смогли определить обычными методами диагностики…
Элиот неясно помнил то, что он чувствовал, когда обрывались связи системы и мозга. Он почти никак не воспринимал окружающую его реальность и очень слабо осознавал самого себя. И все-таки было кое-что, что поймалось, запомнилось, отложилось. Как развалилось мышление на две половинки, как система перестала быть частью целого, как ее сообщения воспринимались как что-то инородное, чужое, навязанное извне. Как разом очистились от нее все те жалкие обрывки мыслей, что еще могли генерироваться мозгом, и как они были… органичны. Неправильны, непривычны. Это был очень короткий миг, непосредственно предшествующий потере сознания, но…
Логично, что разделение надвое при осознании лишь одной части было вызвано ударными дозами наркотика по мозгу, Элиот думал об этом, но не принимал за неоспоримую истину. Ночь — очень плохое время для разумных размышлений, а утренняя часть ее — самая тревожная часть. В это время проблемы склонны раздуваться до немыслимых размеров, страхи вырастают большими и сильными, проклевываясь и обильно разрастаясь из сухих, нежизнеспособных семечек, логика дрожит, спрятавшись где-то в тени, а неутомимые, безжалостные фантазии щедро питают все плохое, что выходит на свет.
Критическая ошибка, даже одна, пусть мелькнувшая и, казалось бы, теперь бесследно исчезнувшая — очень плохой синдром. Разделение сознания — один из самых страшных.
И пусть, и пусть и то, и другое объясняется просто, логично и дóлжно успокоить. Сейчас это абсолютно не важно.
А еще долгая потеря сознания, случившаяся не впервые, но о первой в этом новом, «большом» мире не знает никто. Обе объяснимы логично. При этом первая рационально сигнализирует о страшных изменениях. О неумолимом, необратимом, никогда не делающем пауз процессе.
Это плюс расщепление. Плюс близкое к сотне количество критических ошибок. Поврежденный имплант. Сотрясение мозга.
Раннее, еще наполовину ночное утро — лучшее время для паники, слез и депрессии. Но Элиот знал, что ему делать, знал, к кому надо спрятаться под крыло. В целом свете был только один индивид, к которому он бы обратился за помощью с подобными проблемами. За утешением, которое было так ему сейчас нужно. Очень нужно было зацепиться за чьи-нибудь слова, что все эти проблемы являются именно тем, чем пытается объяснить логика, и что ни одна из них (почти ни одна) не даст последствий. Что раздутые страхи — не более, чем раздутые страхи, и их легко проткнуть, всего лишь коснувшись пальцем их тела.
В вопросах своего здоровья Элиот безоговорочно верил одному индивиду. И его же не любил, встречи с ним избегал всю свою жизнь. Индивиду, о котором уже успел сегодня подумать несколько раз.
Отвернувшись от окна, Эл медленно, тихо, стараясь идти совершенно бесшумно (что с больной ногой и сопровождением-стойкой не являлось элементарной задачей), подкрался к прикроватному столику своего соседа. Если у Элиота украли терминал — это совсем не значит, что рядом вообще нет терминала, которым можно воспользоваться. Аккуратно, двумя пальцами подняв старинный терминал своего соседа-саахшвета, Эл уполз с ним в самый дальний угол палаты, прислонился спиной к стене, активировал экранчик, слава богу, не запароленный, и… только сейчас сообразил, что не сможет ничего сделать со своей учетки, уже заблокированной.
Извини, сосед, но тебе придется пожертвовать несколько единичек на межпланетную связь. На видеовызов, не письмо.
Сколько сейчас времени на Стоне, Эл даже не посмотрел.
— Эйна? — слабо отблескивая фиолетовыми глазами, прошептал Элиот, сразу же, не здороваясь, переходя к сути, как только увидел на экране знакомое лицо. — У меня проблемы. Приезжай, прошу. Фельгейзе, Третий город, какая-то больница седьмого района. У меня сотрясение, и… потом расскажу.
Отбой.
Кое-кто уже доказал свою полную надежность, подарив одиннадцать лет назад вторую жизнь. Кого-то ждут большие командировочные. А кое-кого другого — длинный-длинный остаток ночи, который еще надо как-то пережить, перетерпеть, не имея никакой возможности скрыться от себя, от своих мыслей и от сильной, навязчивой головной боли. Элиот вернулся в свою кровать, улегся на нее спиной ко всему миру, ссутулив свои широкие плечи, уткнулся, вжался лбом в холодную стену. На лицо киборга нападали черные змейки-прядки, ложась на щеку, проходя поперек носа, касаясь губ, вплетаясь в ресницы и закрывая глаз. Чуть приоткрыв губы, Элиот дышал неглубоко, поверхностно, и не то чтобы совершенно бесшумно. Но он не обращал на это никакого внимания — все еще находясь в реальности, Эл чуть-чуть из нее «выпал», самыми обычными и почти всегда неконтролируемыми средствами индивида-органика. Утонул в том, что никак не мог из себя изгнать. И, хотя его внутреннее состояние менялось с течением времени, плавно и постепенно улучшалось, облегчалось, до прихода Джонатана Элиот так и не смог уснуть, не пошевелился ни разу, не изменил своего положения в пространстве, хотя и выплыл с темных глубин, был прибит волнами к песчаному берегу.

Иногда Дженнифер казалось, что она приходит в себя. Она открывала глаза, видела висящее на стене табло электронных часов, и ей казалось, что они тикают. И потом она снова закрывала глаза. Иногда сквозь пелену нездорового сна она слышала, как кто-то ходит рядом, что-то говорит. В голову пролетали отдельные слова, но бились в накрывший сознание непроницаемый купол и отскакивали в пустоту, бесследно растворяясь. Иногда она чувствовала, как кто-то что-то делает с ней, как ворочает её руки и колет их иголками. Иногда кто-то бережно поправлял на ней одеяло. Снова слышала. Порой в её голове даже проносились какие-то короткие, бессвязные ошмётки мыслей. И всё сквозь постоянный сон, сквозь толстую, прозрачную, но непроницаемую пелену. Даже когда наркоз и все его последствия ушли, у Джен всё равно было слишком мало сил для того, чтобы краткие мгновения полусознания превратились во что-то большее.
Но, как и у любого пациента, состояние которого постепенно, по чуть-чуть улучшается, с течением мучительно долгих даже в состоянии сна часов сознание всё больше и больше отвоёвывало у забытья голову рыжей. И в один прекрасный момент, кое-как разлепив тяжелые веки, Дженни поймала себя на мысли. Какой-то совершенно неважной — но всё же мысли.
Сквозь окно сочился мягкий белый свет. Джен не сразу поняла, что это из окна. Она вообще не сразу поняла, где это она, и что находится вокруг. Сначала взгляд её упирался исключительно в стык серой стены и белого потолка, и ей в голову не приходило куда-то отвести его. Не приходило в голову, что вокруг есть что-то ещё, и что это именно стык стены и потолка. Потом Джен всё-таки вспомнила о возможности переводить взгляд благодаря тому, что поток воздуха раскачал длинную, лёгкую занавеску на окне, и тень от неё задрожала в поле зрения. Дженни рефлекторно посмотрела туда и, наконец, увидела окно. Увидела мир, и вспомнила, что она существует. Всё ещё существует.
Спустя ещё какое-то время Джен стала осознавать, что она, очевидно, в больничной палате. Вспомнила частично, как сюда попала. Обеспокоенно покосилась на свой живот, сокрытый, увы, одеялом.
«Я, кажется, почти оказалась с тобой по соседству Лиззи.» — с мысленной усмешкой — на настоящую не было никаких сил, — подумала она. — «Какая же дура...»
Положив голову на сложенные руки, привалившись на койку Джен верхней частью себя, кто-то спал. Его лица не было видно, и Роуз не сразу определила присутствующего. Впрочем, сначала она и не попыталась — взгляд никак не хотел фокусироваться на ближнем плане пространства. Когда же этого, наконец, удалось добиться, Дженнифер безошибочно опознала в дремлющем Джона.
Дженни смотрела на его рыжую голову минуты три, и только потом попыталась позвать его. Губы ссохлись настолько, что было больно их размыкать. Звука не получилось — только едва слышное сипение. Но даже эта жалкая попытка отозвалась жгучей болью пониже рёбер. Джен попыталась ткнуть дядю в локоть, лежащий вплотную к её пальцам. Но для начала пришлось повспоминать, как шевелить пальцами...
Джон проснулся раньше, чем Дженнифер успела толково совладать со своей же рукой. Резко вскинул голову, уставился в лицо племянницы расширившимися глазами, в одном из которых по-прежнему виднелся отчётливый кровоподтёк, весь вытянулся, напрягся. Но спустя минуту снова обмяк, его глаза вернули нормальный размер. В чёрных зрачках на мгновение мелькнула радость, а затем снова исчезла. Теперь он посмотрел на Дженнифер уже не удивлённым и не счастливым взглядом, а просто очень, очень усталым.
— С добрым утром, малявка, — голос у Роуза был совсем неправильный, хриплый и тихий, совсем не в пример его обычному, звучному баритону. И не выражал ничего, кроме утомления и грусти. Лёгкой и какой-то светлой, но всё-таки грусти. — Выспалась?
Он протянул руку, аккуратно убрал с бледного лба Дженни тонкие растрёпанные прядочки. Она ничего ему не ответила, только попыталась чуть-чуть улыбнуться — слабо и сонно. Только сейчас, ещё раз смерив дядю взглядом, Дженнифер заметила шину на его правой кисти. Посмотрела на нее вопросительно, чуть дёрнула головой, приподняв брови, и произнесла одними губами, без единого звука:
— Откуда это?
— Это ничего, ничего страшного, — убаюкивающе проронил Джонатан, мягко гладя племянницу по рыжей макушке. Джен знала, что он скрывает очередную неприятную историю, знала, потому что уже видела, как разрушителен он бывает при сильных эмоциях. Знала, но не стала признаваться, не стала злиться. То ли потому, что не было сил, то ли потому что понимала — это не его вина. Ему было отнюдь не до самоконтроля. — Потом расскажу, как так получилось.
Джон до сих пор выглядел очень плохо. Однако чувствовал себя хоть не сильно многим, но всё-таки лучше. Теперь все очнулись, теперь всё в порядке. Расставшись с Элиотом, Джон действительно сумел получить место в «палате» для посетителей, однако выспаться ему было не суждено. Через без малого два часа его, по его же просьбе, разбудили из-за того, что Дженнифер перевели из реанимации в нормальную палату.
Согласно словам врачей, она до того момента так и не приходила в себя. Роуз решил, что будет лучше, если он окажется рядом, когда она всё-таки придёт. И потому вновь долго не спал, долго ждал, дежурив у койки девушки. В один прекрасный момент сон одолел рыжего, конечно, снова, и всё-таки его по-прежнему было мало.
Сейчас было почти восемь часов утра. И теперь впервые за двое последних суток Джонатан наконец-то смог вздохнуть с абсолютным облегчением. Вот теперь он действительно мог полноценно подумать и о себе.
— Если вы ещё хоть раз меня так перепугаете, детишки, я точно окочурюсь. — усмехнулся рыжий, убрав руку от головы Дженни. — Второй раз за месяц! А ведь я уже, хе-хе, «не мальчик», чтоб такое переносить без последствий. — он улыбнулся слегка ехидно, припомнив слова Элиота.
— Прости. Я не хотела. — уже не беззвучно, но не громче шёпота, сказала Дженнифер. — Просто... просто кое-что пошло не по плану...
— Знаю, — печально кивнул Джон. — Я тебя ни в чём не виню.
И эти слова болью отозвались где-то в груди Джен, острой иглой кольнули сердце. Рыжая вспомнила Брайана, его грязные ботинки, заплаканные серо-голубые глаза и фразы, совсем не похожие на то, что обычно могут сказать подростки, потерявшие кого-то, кто был очень дорог им. И его произнесённое тихим голосом, но такое громкое «докажи». Однако сейчас оно больше не вызывало в груди такой бури эмоций, как было в минувшие уже сутки. Всё ещё казалось неприятным, но не обжигало, не заставляло рваться изнутри и трещать по швам.
Зато в памяти всплыл ещё один факт из того дня.
«Я его бросила. Бросила одного в такой сложный день!»
— Как там Эл? Экспертиза..? — Дженнифер пробежалась глазами по видной части палаты, будто желая убедиться, что она ничего — если точнее, никого — не упустила. — Он... он где-то здесь?
— Сразу говорю: он тебя не бросил, не забыл про тебя и ничего из этой серии! — тут же припечатал Джон, чтобы избежать повторения одного уже успевшего случиться эпизода. — Ну, как сказать, здесь ли он. В этой палате — нет, в больнице — да. Правда, я не возьмусь сказать, хорошо ли это, — Роуз тяжко вздохнул, — потому что он тут не как посетитель, а тоже как пациент.
Глаза у Дженнифер разом расширились и округлились, задрожали уже не синюшные, но всё ещё бледные губы. Она вся как-то заметно напряглась, подобралась.
— Что..?! Что с ним?! — Джон опешил от того, с какой силой её ледяные пальцы стиснули вдруг его запястье. Девушка резко приподнялась с кровати, уперевшись в матрас локтем, игнорируя боль, прострелившую живот. — Это всё Шакс?! Шакс?!
Она всё ещё шептала, но её шёпот звучал как крик.
— Успокойся, успокойся, — Джон приподнялся, обхватил плечи племянницы рукой и мягко заставил её опуститься обратно на подушку. Это было легко — сил к сопротивлению у Джен не было никаких. — С ним уже всё нормально. Он пришёл в себя, я с ним успел даже поговорить. Больше ему ничего не угрожает.
О том, угрожает что-то Элиоту или нет, Джонатан мог судить весьма поверхностно, потому что не был всё-таки уверен, не способно ли для его кибернетической составляющей наркотическое приключение закончиться какими-то иными неприятными последствиями, нежели те, что уже были выявлены. Руфус не выказывал подозрений о чём-то таком, и всё-таки...
— И нет, это не Шакс, — тут Джон тоже не был уверен. Бывший угнетатель Элиота мог быть непричастен к произошедшему физически, однако имел все шансы быть причастным косвенно, и тогда эта фраза была бы весьма некорректна, хоть Джен и имела в виду явно именно что-то более прямое. — А вот что на самом деле случилось, он... он сам тебе расскажет, думаю. Должен, по крайней мере.
Роуз не хотел и не собирался насильно лезть в отношения племянницы и Эла. И потому подумал о том, что киборгу может не понравиться, если Джон вместо него расскажет Дженни о случившемся. Со своей весьма субъективной точки зрения. Пусть лучше Ривз это сделает сам. Сам выберет правду, которую можно сообщить Джен, и попридержит то, что захочет.
Джон, конечно, надеялся на искренность со стороны Элиота, но всё же решил оставить ему право на недоговорки — и, может быть, даже ложь. Только совсем небольшую.
— Где он? — тихо спросила Дженни, отпустив запястье дяди.
— Сейчас будет здесь, если хочешь. — усмехнулся Джонатан. Девушка слабо кивнула. — Тогда подожди, я его приведу. Не скучай пока.
Роуз поднялся со стула и спешно вышел из палаты, измеряя холодный пол широкими шагами. Серые коридоры заставили немного поплутать — Джон плохо помнил, куда и как шёл ночью, однако нужную палату он нашёл быстро. А вот то, что он нашёл внутри неё, рыжему не понравилось.
It doesn't matter what you've heard,
Impossible is not a word,
It's just a reason for someone not to try.©
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Суббота, 03-Дек-2016, 23:10:42 | Сообщение # 563    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
397е-398е советские сутки,
Фельгейзе, Третий город, дежурная больница 7го района
Часть V

Элиот лежал, отвернувшись к стене, прижавшись к ней лбом, как-то скрючившись и съёжившись. И, судя по дыханию, не спал. Защитная поза, отвёрнутость от мира — после подозрений о попытке заглушить сильные негативные эмоции это всё снова вызвало у Джона неприятную, липкую тревогу.
Роуз подошёл к койке Элиота быстрым, но беззвучным шагом, чуть склонился над киборгом.
— Эл, ты как? Не спишь? — тихо поинтересовался он. — Дженни пришла в себя, не против бы тебя увидеть. В гости хочешь?
Элиот медленно повернул голову к Джону, заглянул ему в лицо, помолчал несколько секунд, переключаясь из своего внутреннего мира на мир реальный.
— Хочу, — тихо и серьезно отозвался он, и немедленно принял сидячее положение, одной рукой упираясь в простыню, второй — придерживая шею, зная, что от такого движения ее снова сведет болью. Знал и не ошибся, попытался смягчить негативные ощущения и не смог.
Элиот посмотрел на медицинскую стойку, потом — на предплечье своей левой руки, куда был воткнут катетер. Немного поколебавшись, мужчина разорвал привязку, вынул иглу из вены, слизнул выступившую на коже темную каплю крови. Пусть, пусть прибор ябедничает и Руфус приходит в гости — Эла уже тут не будет. Ну а что…? Все равно то, что из трубки капает, никак ощутимо не помогает, а разгуливать по больнице, возя за собой стойку — то еще удовольствие.
— Я в принципе могу ходить сам, но было бы неплохо, если бы ты поддержал меня под руку, — тихо попросил Элиот Джона. — Так мы доберемся до палаты Дженнифер явно быстрее. Как она, как? Уже совсем в сознании? Она помнит, что случилось? Ей больно? Она… что-нибудь спрашивала про меня?
Роуз не смог не отметить особым вниманием последний вопрос Элиота. Рыжий не был уверен, почему, но тот покоробил его, как-то неприятно зацепил. Даже в отношении тяжело раненой Дженнифер Ривз одним из первых пунктов подумал о себе — может, это так ткнуло? А что если... Эл эгоист или у него такая низкая оценка собственной важности? Ночью, не увидев рядом Джен, он в первую очередь подумал, что она его бросила, даже видя рядом её дядю. Неужели Элиот действительно был уверен в том, что Дженни могла бы намеренно и сознательно бросить его одного, узнав о таком его состоянии? Неужели она похожа на кого-то настолько бессердечно-жестокого? Неужели он так уверен, что никому не нужен?
Роуз уже успел поймать некоторые моменты, которые намекали ему на второе.
«А ты думаешь, я от поддержки так уж прямо отворачиваюсь? Не все так просто. Как-то так получается, что поддержать меня некому.»
«Нет, Эл, ты ошибаешься. Проблема не совсем в этом.» — грустно подумал Джонатан. — «Просто никто не сможет тебе помочь, если ты всё так же будешь прятать свои проблемы. Поддержка не имеет смысла, если её оказывают без знания неприятного дела. Выбери, наконец: либо ты хочешь, чтобы тебя поддержали, либо желаешь по-прежнему стараться выглядеть абсолютно самодостаточным, но крошиться изнутри.»
— Если тебя это успокоит или порадует, первым, на что она обратила внимание после наличия меня — твоё отсутствие. — с усмешкой заметил Джонатан. — Волнуется о том, как ты пережил экспертизу. И аж подскочила, когда я ей сказал, что ты здесь тоже в роли пациента. Испугалась, что это Шакс с тобой умудрился что-то сделать. Я сказал, что ваш общий зубастый знакомый тут непричастен, но рассказ об истинной причине оставляю на твоём языке. Собственно, на остальные твои вопросы я не могу ответить — потому что я тут же пошёл сюда, потому что мысли о тебе пришли ей в голову первыми, и она захотела тебя узреть — убедиться, что я не вру, и твоё критическое состояние позади..? Мы не успели больше ни о чём поговорить. — рыжий чуть дёрнул плечом. — Ладно, давай, вставай, не будем заставлять её ждать слишком долго.
Джон мягко помог Элиоту осторожно подняться, хотя не был уверен, что черноволосому это нужно, раз уж он даже ходить сам может. Но помочь ведь совсем не сложно.
— ...Потому что она настолько слаба, что я опасаюсь, как бы она не уснула снова, пока мы тут болтаем. — продолжил он, поддерживая Эла. — Не знаю, как много она помнит, и может ли внятно составить воедино цепь того, что случилось. Но даже если помнит всё, то рассказать явно сможет не прямо сейчас. Сейчас она говорит-то с трудом.
— Хрено-о-во, — вяло протянул Элиот, погладив ладонью шею со стороны спины. — Крепко, значит, ей досталось. Веди. Блин, Джон, ты такой высокий, что мне с тобой стоять вот так рядом, да еще и заваливаясь вбок, как-то даже некомфортно. Надеюсь, твоя Юки не ниже меня ростом будет…?
Передвигаться, опираясь на руку Джона, оказалось намного удобнее, чем самому, и даже почти безболезненно, поскольку теперь можно было переваливать на больную ногу самый минимум собственного веса, все остальное передавая на удержание новоявленному тестю. Путь до палаты Дженнифер оказался совсем коротким, даже медленно передвигающиеся Элиот и Роуз преодолели его лишь чуть более, чем за минуту. Этот путь, не слишком сложный, Эл, даже не запоминая специально и не прибегая к помощи системы, мог бы потом легко повторить и сам.
Дженнифер оказалась единственной обитательницей своей палаты — Элиот увидел ее сразу же, от самого порога, будто бы заранее знал, куда смотреть. Занятая койка у окна; еще одна пустая рядом, и две другие пустые на более ближних позициях. Дженнифер определенно повезло с соседями, хотя лично Эл бы не хотел валяться один в столь больших, но притом пустых хоромах.
Скучно, грустно и одиноко.
Бледная-бледная кожа, контрастирующие больше обычного с ней веснушки, четко обозначенные на лице венки, сухие губы и темные круги под глазами. Элиота кольнуло острое чувство дэжавю, когда он увидел Дженнифер на больничной кровати в таком вот виде. Он замер на месте как вкопанный, уперся обеими ногами в пол, и громко, испуганно выдохнул, расширив ноздри, как увидевший опасность конь. Что коня, что Элиота — попробуй-ка сдвинь с места! Но черноволосый стопорился недолго, уже через несколько секунд взял себя в руки, и дальше пошел к кровати Дженнифер уже сам, отпустив руку Джона, неловко приступая на травмированную ногу.
— Джен? — замерев перед кроватью Роуз, Элиот, на несколько мгновений позабывшись, заглянул Дженнифер в глаза, прямо, открыто, всем корпусом подавшись вперед — как будто бы даже жадно, стремясь утянуть в себя максимум возможного за эти короткие секунды.
Да, Джен. Не такая, как Бидди. В сознании. Не в коме.
Дженнифер следила за новоприбывшими от самой двери — однако в том, что она действительно здесь, вся собой целиком, а не просто лежит на кровати в виде восковой куклы, как Уилан, Элиот убедился только сейчас. Холодная рука, сжимающая его сердце, отпустила, и, освобожденное, оно забилось быстро-быстро, будто бы пыталось наверстать те такты, что были упущены ранее.
— А я по тебе соскучился, — Эл сказал первое, что пришло ему в голову, чуть улыбнулся. Посмотрел вниз, ища какую-нибудь подставку у кровати, в которую можно было бы упереться коленом, но так и не нашел; зато нашел табуретку почти в самой зоне доступа, ее можно было бы подтянуть к себе рукой. Но Эл не подтянул, вместо этого просто уперся в кровать ладонями, нагнулся к Дженнифер, потерся щекой о ее щеку, и мягко, легко, едва касаясь, поцеловал ее в губы, а потом выпрямил локти и завис над ней, наблюдая сверху, но уже снова избегая ее карих глаз. — Глазками блестишь. А говорить ты сейчас можешь?
— М-могу, — запнувшись, тихо отозвалась Дженни. В её шёпоте уже прорезались более громкие, более голосовые нотки, но они были какими-то неестественно-высокими и сиплыми. Она плотно сжала задрожавшие губы, чуть сдвинула руку и обвила холодными пальцами запястье Элиота. В уголке левого глаза вдруг набухла слезинка, скользнула вниз и скатилась по виску в разбросанные по подушке пряди медных волос. — Прости меня, Эл, прости. Я х-хотела вернуться к концу экспертизы, я хотела! Н-но не смогла... не смогла. Если бы я знала, что ты... что ты... что с тобой случилось?
Джон, помощь которого Элиоту перестала быть нужна, теперь стоял поодаль, почти у самого входа, опираясь о стену плечом.
— Вижу, что не смогла, Джень, — Элиот переместил вес на одну руку, второй погладил Дженнифер по влажному виску. Голос киборга звучал немножко серьезно, немножко грустно. — Нет нужды за такое извиняться. А я… мои ночные прогулки вче… позавчера на каком-то месте плохо кончились, и теперь у меня на голове здоровая шишка, — на последних нескольких словах в голосе Эла выключилась грустная интонация, включилась игривая, но тоже какая-то вялая, слабовыраженная. — Хочешь потрогать?
Эл сильно наклонил голову, приткнул ее к боку Дженнифер, ластясь под ее руку. Слабую, но, спасибо всевышнему, не безвольную.
— И сотрясение, — после короткой паузы добавил он. — И ногу вывихнул, когда, наверное, падал. Не спрашивай, как именно я до этого дошел, не помню. Толстый дядя, который, судя по бейджику, получил диплом кибернетика, говорит, что так нормально, так случается, должно пройти. Мне просто надо отлежаться. Ну а ты? Как твой живот? Как так получилось?
Джон, выглядящий отстранённо, но на самом деле внимательно слушающий, тихо, но тяжело вздохнул с явным неодобрением. Впрочем, оно не было направлено на то, чтобы кто-то его заметил.
Джен кое-как оторвала руку от матраса, запустила пальцы в мягкие чёрные волосы киборга, принявшись вяло перебирать их. Это было приятное, успокаивающее действие, навевающее какое-то чувство уюта и безопасности даже сейчас, здесь, в больнице, с продырявленными и заштопанными кишками.
— Я... всё так сумбурно... — подумав, вяло отозвалась Дженни на вопрос Элиота. — Я плохо помню последние несколько часов. — на самом деле она хорошо помнила совершенно всё, что странно, учитывая уровень опьянения, до которого она довела себя под конец всего ночного приключения. Однако решила, что пока не готова взяться за то, чтобы это объяснять. — Это был какой-то грабитель... угрожал пистолетом. Ему нужен был мой терминал. А я попыталась драться с ним. С травмированной ногой. Я имела шанс его одолеть, если бы не нога. Но... я всё равно дура. Это было так... такой переоценкой своих сил в тот момент.
— Бери меня с собой гулять, — негромко, но очень серьезно предложил Элиот. — Как можно чаще. Или всегда, пока есть возможность. Может быть… может и не было бы тогда нас здесь сейчас обоих.
Черноволосый снова выпрямился — жаль было ускользать от пальцев Дженнифер, но чертова шея в таком положении болела так, что наслаждаться ласками не получалось. Вместе с тем Эл почувствовал, как от не слишком плавного подъема у него зашумело в голове. На ногах тоже стало держаться сложнее — возможно, капельница все-таки была для чего-то нужна. Пришлось подтянуть к себе стульчик и сесть на него.
— Я бы мокрого места не оставил от того, кто посмел наставить на тебя оружие, — Эл нахмурился, прикусил нижнюю губу. — Бедная моя. Хорошая.
Киборг протянул руку к голове Дженнифер, и теперь уже сам стал перебирать ее прядки. Рыжие, сочные, даже сейчас, мягкие и пушистые.
— Хорошая, — повторил он, и вдруг почти улыбнулся, но поймал себя, снова прикусив губу, стараясь выглядеть серьезным. — Женушка любимая. Ты знаешь, что пока мы были без сознания, твой дядя устроил нам закрытое и неофициальное бракосочетание? Ай-яй. Как я мог пропустить все угощения на собственной свадьбе.
Глаза у Дженнифер вдруг сделались круглыми, как два блюдца. Она сначала пристально посмотрела на Элиота, потом сфокусировала взгляд на дальнем плане, за спиной киборга, на высокой фигуре дяди. Через пару секунд он заметил её пристальное к себе внимание, простодушно улыбнулся, пожав плечами, и, разведя руки в стороны, бесхитростно пояснил:
— Мне просто срочно нужно было стать его родственником! — Джон кивнул на Эла.
Дженнифер усмехнулась, снова сфокусировала взгляд на сидящем рядом с койкой киборгом. Не то чтобы она поняла, что эти двое имеют в виду, но сейчас у неё не было сил на то, чтобы захотеть это выяснять. Дженни упёрлась рукой в койку и на этот раз плавно, осторожно подвинулась вверх, чтобы подушка оказалась почти под поясницей, приняла этакое подобие полусидячего положения. Вообще-то, можно было бы сделать это куда проще, посредством механики самой койки, но пульт находился на непосильно далёкой сейчас прикроватной полочке. Джен приподнялась ещё немного, для чего пришлось уже заметно согнуть торс, потерпеть кольнувшую живот боль, и мягко коснулась губами щеки Элиота.
— И всё-таки я должна извиняться. — грустно сказала она, вновь перейдя на шёпот. — Это со мной случилось, очевидно, уже сильно после конца экспертизы. Просто... просто я провалилась в кое-что своё и не смогла уже выплыть.
Элиот помолчал немного, обдумывая ее слова. Неприятно и довольно сильно кольнувшие слова.
— Ну и я после провалился, — чуть пожав плечами, сообщил он. — Помнишь, как мы обсуждали приступы паранойи, что нельзя хвататься за терминалы и беспричинно, казалось бы, своим друзьям названивать? Выходит, иногда все-таки надо. Ты провалилась, я провалился, так вот мы с тобой и не встретились. Расскажешь потом — это должно быть что-то серьезное. У меня же банальное, очевидное и совершенно предсказуемое. Глупый дурак. Но теперь я закрою эту страницу. Сколько тебе здесь валяться, уже сказали? К тебе приходил твой врач?
— Нет... Нет, не приходил, — Дженнифер поджала губы, отвела взгляд куда-то сильно в сторону, то ли на черту горизонта между стеной и полом, видную из-за края кровати, то ли куда-то на накрытые одеялом пальцы своих ног. Помолчала с полминуты, напряженно что-то обдумывая. — Как ты? Не физически... морально.
— А должен был прийти, — с нажимом сказал Элиот, нахмурившись. — В этой больнице, видимо, не только до киборгов нет никакого дела? Ты же уже давно пришла в сознание. Не знаю, как я, голова слишком сильно болит, чтобы можно было ей чем-то думать и что-то определенное чувствовать. Я нажму?
Эл наставил палец на самую большую кнопку на панели, выпуклую, гладенькую — чтобы ее могли найти даже вслепую больные, страждущие немедленного прихода своего врача — но нажимать пока не стал, посмотрел на Дженнифер. Рыжая посмотрела на него пристально, долго и красноречиво, подозрительно нахмурив брови, но так ничего и не сказала. Вздохнула, вновь чуть отвернулась и молча кивнула. Элиот нажал, звуковой оповещатель отозвался коротким и, насколько это возможно, не противным сигналом. Значит, скоро прибегут. Эл поднялся с табуретки и отошел чуть в сторону, прислонился спиной к стене, сложил руки на груди и прикрыл глаза — каким-то неведомым образом не яркий свет в палате раздражал даже зрачки-точечки.
Минуты через три — непозволительно долгое время, явился врач. А если точнее — явилась. Это оказалась высокая, даже для своей расы слишком вытянутая солонианка. В палату она вошла неспешным шагом, гордо задрав подбородок, величественно расправив плечи, одетая в белое, вся такая до блеску начищенная и величавая. Смерила взглядом собрание посетителей и пренебрежительно хмыкнула на Элиота:
— Вам бы стоило надеть что-то на ваше верхнее тело, субъект. Здесь не стриптиз-бар. — обернулась, через плечо посмотрела на Джона: — А вам я бы, имейся моя на то свобода, вообще запретила бы вход в больницу, громила.
— Лучше бы здесь был стриптиз-бар, — недовольно огрызнулся Элиот, только сейчас обративший внимание, что, действительно, его верхняя часть тела не одета, и ходить так по больнице не слишком-то принято. Хотя, хотяяяя…. Привлекать так внимание медсестричек вне их профессиональных интересов — проще некуда. — Там обслуживают не в пример быстрее и качественнее, чем в вашей маленькой подпольной больничке. Но зато теперь я точно знаю, почему ты здесь работаешь — это место ведь достойно тебя — твоя пациентка пребывает в сознании уже скоро как полчаса, а ты и глазом не дернула, пока кнопку не тыкнули! Да и то, ждали мы тебя после этого еще непонятно сколько! Так и двинуться можно в ожидании, совершенно буквально! Это кнопка неотложного вызова, сеньорита! Неотложного! Здесь даже подписано — что, так до сих пор и не прочитала?!
Солонианка снова смерила Элиота пристальным взглядом с ног до головы.
— А вы вообще кто и почему здесь находитесь?
— Стриптизер, как ты уже заметила, — фыркнул Элиот. — Развлекаю больную. На посещение палаты имею право. Видишь, даже наш сервис развлечений работает не в пример быстрее, чем ваш лечений.
— Во-первых, у меня есть другие, куда более срочные дела, нежели стабилизированная девчонка с заштопанной дырой в брюхе. А во-вторых, обращайтесь ко мне на Вы. — с некоторым даже презрением в голосе фыркнула докторица. — Пошли бы вы лучше прочь, звёзды разрухи и первых полос желтых газет.
— Уважение надо еще заслужить, — Эл нехорошо улыбнулся. — Ты же пока набираешь только отрицательные баллы.
И вот только теперь солонианка перевела взгляд на Дженнифер, обратила на неё всё своё явно ну о-очень драгоценное внимание.
— Доброе утро, мисс Рууз. — она зажгла экран сжимаемого в руках планшета, принялась что-то там вытыкивать, больше даже не глядя ни на Джен, ни на кого иного, всем своим видом показывая занятую скуку.
— Роуз. — громко и весьма недовольно поправил солонианку Джон, отстранившись от стены и пройдя ближе к женщине. — А то, как вы общаетесь с пациентами — и вовсе неприемлемо, массэ... — рыжий метнул взгляд на табличку, пристёгнутую к карманчику на пиджаке солонианки. — Церея.
— Молчать! — громко, но абсолютно безразличным тоном заткнула мужчину врач, махнув рукой. — С вами я вообще разговаривать не собираюсь. Ваше деструктивное поведение опустило вас в моих глазах до уровня мебели. И, во-первых: не Церея, а доктор Санта Рýэ; во-вторых: не смейте использовать по отношению ко мне это отвратительное саахшское слово, которое вы сейчас произнесли, мистер Рууз.
— Роуз! — на этот раз возмутилась уже Дженнифер.
Солонианка посмотрела на неё, сощурив чёрные глаза до состояния щёлочек, фыркнула и отметила что-то на своём планшете.
— Не важно. Что ж, вернёмся к делу, от которого ваши зазвездившиеся посетители нас безжалостно отвлекают. Как вы себя чувствуете?
— Кажется, хорошо, что вообще чувствую. — прошипела Дженнифер, стиснув пальцами край одеяла.
— Ваш сарказм здесь не уместен, — холодно отрезала солонианка. Странно усмехнулась, — мисс Рузо.
— Интересно, — снова включился в разговор Элиот. — Вот ты спрашивала, кто я. А зачем? Если не можешь запомнить даже «Роуз», то мои фамилии ты и с десятой попытки бы не выговорила. Хотя знаешь, что. Я на определенное уважение все-таки готов.
Эл стрельнул взглядом на терминал докторицы. Тот тут же очень недовольно пискнул — не так, как бывает, когда приходят сообщения. Когда Церея бросила взгляд на сам собой зажегшийся экран, Эл вывел в его текстовом редакторе вполне вкусненькую сумму.
— Я готов называть тебя на «Вы» и быть таким же вежливым, как сейчас, каждый день. В том случае, если стабилизированная рыжая девочка станет твоей главной задачей, на ее кнопочку ты будешь реагировать моментально, и будешь готова выполнять все ее капризы. Даже странные. Даже если она пожелает себе заказать в палату второго стриптизера.
Церея — солонианка? Пфе, какая она солонианка, с таким-то отношением к работе. А раз так, то можно опробовать к ней подход, который полезно применять к любому доктору дешевой больнички.
Солонианка смерила экран холодным взглядом, посверлила то, что он показывал, глазами секунд этак с десять, и вслед за этим лицо её просияло — настолько, конечно, насколько позволяла это отобразить не очень богатая солонианская мимика. Церея сощурилась, выразительно усмехнулась и подошла поближе к Элиоту, остановилась напротив него, так близко, что могла смотреть на него сверху вниз.
— Мы могли бы начать разговор с этого, — мягким, почти что ласковым голосом заметила она, подхалимски улыбнувшись. — Но не начали. И это не важно. Вы ошибаетесь, если думаете, что лишние единички к зарплате могут заставить кого угодно плясать под вашу дудочку, — в этот момент улыбка Цереи сменилась на какую-то странную, хищную и даже жутковатую. — И ошибаетесь, если думаете, что мне мало моей зарплаты. Жаль, что время материальных средств платежа прошло, и предложение «можете засунуть свои деньги себе в задницу» будет звучать некорректно. — солонианка резко развернулась, сделала шаг прочь от Элиота и посмотрела на него через плечо с нескрываемой неприязнью. — Вам я-а-авно не повезло оказаться в нашей миленькой «подпольной больничке», мистер Ривз.
Элиот усмехнулся, широко и болезненно, сделал шаг вперед, положил солонианке на плечо ладонь. С силой положил — и давил на него вниз все то время, пока говорил.
— Одна ошибка, Цери. Всего одна. И ты вылетишь с этого места быстрее, чем еще раз успеешь произнести мою фамилию.
Докторица усмехнулась ядовито и презрительно.
— Вы далеко не первый, кто мне это говорит, господин Ривз.
Интонация, с которой Церея произнесла последние два слова, вторила точь-в-точь тому, как некогда Ост Риос, с которым Элиоту не довелось ещё встретиться в сознательном состоянии, произносил слово «этот», за которое схлопотал по лицу. Джон же, безошибочно опознав эту ноту, весьма неприязненно поёжился.
Солонианка же, наконец, вернулась к тому, зачем пришла — к Дженнифер и её состоянию. Бегло и без какой-либо заинтересованности поведала девушке о том, что с ней случилось по описанию бомжа-свидетеля, какие повреждения она получила, какие действия были проведены во время операции, и сколько за эту самую операцию придётся заплатить (покойся с миром, бесплатная медицина), вколола ей, кажется, какой-то антибиотик. Красочно описала, сколько швов Джен наложили, а также поведала примерные прикидки того, сколько она, Дженнифер, должна будет провести в больнице. Сообщила, что как минимум неделю, а там уже посмотрят, достаточно ли прошло заживление тканей, чтобы отпустить пациентку домой без опасений об ухудшении её состояния.
После этого Церея весьма недоброжелательно распрощалась со всей честной компанией рыжих и кибернетизированных нарушителей больничного спокойствия и белой каравеллой удалилась в коридоры.
— Да что не так тут со старшим персоналом?! — закатив глаза, устало возмутился Джонатан, проследив то, как солонианка скрылась за дверями палаты.
— Дешевая медицина, — скривился Элиот. — Она еще хуже, чем обыкновенная. Абсолют зла.
Черноволосый прикрыл глаза, запустил руку в волосы, погладив ладонью левый висок. Кусочек сетки-пластыря неприятно царапнул кожу. Голова постепенно наращивала внутри себя чувство боли, и теперь та уже, кажется, даже начала накладываться на звуковые и визуальные образы, мешая их нормальному восприятию. Ладно, ладно, то обезболивающее не было совершенно бесполезным.
— Первое, что сделаю, когда приедет Эйна — подарю ей самый большой на свете букет цветов, — Эл приложил вторую руку к другому виску, надавил на оба, потер. — Почти у половины киборгов регулярно случаются головные боли. А у меня это, кажется, вообще впервые. Если бы регулярно… как они живут вообще?! Я безумный везунчик. Можно, я пойду немного полежу? А вы следите за мумией. Глаз не спускайте. Если что, будет ей мгновенная расправа.
Возражений не нашлось, слов сопутствия — тоже. Джон просто молча подошел, взял Эла под локоть, чтобы помочь ему добраться до своей палаты. На этот раз все та же на самом деле короткая дорога показалась киборгу в десять раз длиннее — на обратный путь у него осталось совсем немного сил, и энтузиазм от желания достичь цели на том конце пути отсутствовал. Теперь цель — кровать. Ну, кровать и кровать… упасть на нее хочется, накрыть голову подушкой тоже, а дальше что? Опять валяться без сна и слушать бесконечное «таау-таау»? Теперь к нему добавились еще и глухие удары гурталинских кулаков изнутри черепа в области затылка, странным образом отдающиеся в висках. Тот еще концерт.
К вялому, едва живому удивлению Элиота, Руфус его в палате не встречал. Трубочка без спроса выдернутой капельницы как валялась на кровати, так и продолжала валяться. Тут что, действительно, на самом деле всем глубоко плевать на пациентов?! Немыслимый беспредел. Элиот возжелал скорого прибытия Эйны с новой силой.
Зато вместо Руфуса Эла ждал кое-кто другой — саахшветский старикашка, который в столь раннее время уже изволил пробудиться, и, помня о подселении в нему киборга, но не наблюдая оного в кровати на его законном месте, ожидал прибытия своего врага в боевой готовности: забитый в угол кровати, от пяток до шеи укутанный в одеяло и злобно-испуганно сверкающий глазами.
— Это не ремонтный цех! — как-то даже жалобно вякнул он, с неожиданной надеждой заглянув в глаза Джонатана. — Эт-то больница для ж-живых индивидов. Не р-роботов.
— Я не робот, я киборг, — вяло возразил Элиот, перебираясь на свою кровать, скинув тапочки (с правой ноги — не без усилий) и нажимая на кнопку вызова врача.
— Ну. Я и говорю, — после долгой паузы, с подозрением, с шипением в голосе выдал саахшвет.
Элиот откинулся спиной на простыню, опустил лежанку, приложил ко лбу тыльную сторону ладони. Кожа горячая и влажная. Или это только кажется…? Чем сильнее становится головная боль, тем хуже удается воспринимать сигналы от настроенных на внешний мир органов чувств.
— Звать тебя как, сосед? — через довольно короткий промежуток времени, через силу, надеясь отвлечься хоть немного на разговор, поинтересовался он.
Нэнрил в ответ зашипел, сжался еще сильнее. Этот невинный, в общем-то, звук, корябнул Эла по ушам зубьями тупой пилы.
— Очень приятно, «Шшш». А я Элиот, — казалось, с последней фразы прошло лишь несколько секунд, но говорить стало ощутимо сложнее — произнесение собственных слов требовало все больше усилий.
— Не ври. У роботов не бывает имен.
— А, точно. Извини. Я три… шесть… семь… девять… два…
— Убирайся. Убирайся отсюда, убирайся!!! — старик очень быстро перешел с визглявого шепота на уверенные крики, на которые куда быстрее, чем на нажатие кнопки, прибежал его врач.
— Нэнрил, успокойтесь! — очень-очень устало сказал он, своей большой фигурой нависнув над кроватью пациента. Эл уже не смотрел никуда, закрыл глаза, но слушать, что происходит вокруг, еще пытался, и по голосу решил, что врач Нэнрила — гурталин, причем уже довольно старенький. — В самом же деле, ну. Сколько можно.
— Когда отселите от меня робота, сразу успокоюсь! Уберите, уберите!!
— Тшш, — врач кинул виноватый взгляд на Элиота, но киборг этого не увидел. — Где робот? Какой же робот? Все нормально, хорошо. Здесь Вы в полной безопасности.
— Если этот старый продолжит визжать, то… я сам его успокою. Радикально, — едва ворочая языком, тихо, но слышно пообещал Элиот. Что именно визжал Нэнрил, ему дела не было — дело было, что тот в принципе визжал, непереносимо громко, на неприятно-высоких тонах, атакуя больной мозг еще и снаружи.
Врачу даже не пришлось успокаивать саахшвета дополнительно — после угрозы киборга тот и так замолчал, перепуганный на самом деле, и теперь трясся крупной дрожью. Однако когда гурталин попробовал уйти, Нэнрил снова принялся орать и заявил, что оставаться наедине с роботом не может, и что персонал больницы не имеет права бросать его в таком опасном положении. Элиот уже ничего этого не слышал — отфильтровывал голос соседа.
Ну а Руфус пришел только минут через пять-шесть, снова мятый и снова заспанный.
— За смертью… посылать тебя, доктор, — простонал Элиот, головные боли которого усилились еще намного больше относительно тех, что были всего несколько минут назад. — У вас… кнопка не работает?
— А зачем Вы отключились от капельницы, господин Ривз? — покачал головой Руфус, так и не ответив на издевательский вопрос пациента. — Тут датчик, видимо, барахлит. Я не узнал.
— Так с этим… делать что-то… надо. Везде у вас… одни сбои.
— Не моя больница, — Бьянки только плечами пожал. — Власти не имею. Господин Ривз, повторяю, Вам рекомендован постельный режим. Я не просто так это сказал. Вы что, хотите, чтобы головные боли остались с Вами в виде осложнения? Они могут не проходить несколько лет.
— Я тогда эвтаназию подпишу, — едва слышно выдал Элиот, сейчас совершенно уверенный, что не шутит. Руфус коротко, нервно вздохнул, взял левую руку Ривза, вставил в нее катетер обратно. Мужчина даже не дернулся, это действие никак не прокомментировал — просто не заметил, что ему иглу вкололи в вену.
Лекарство начало действовать быстро, принося облегчение и, слава богу, забытие.
А Нэнрил, не орущий лишь от того, что утомил сам себя, все требовал и требовать приставить к нему медсестру в качестве постоянного надзирателя. Успокоить окончательно настырного старика удалось только через час, когда его лечащий врач пригрозил ему досрочной выпиской из больницы за нарушение порядка.
Знал, чем припугнуть.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Вольф_Терион ♂ Дата: Воскресенье, 04-Дек-2016, 15:54:15 | Сообщение # 564     В браке
Сообщение отредактировал(а) Вольф_Терион - Воскресенье, 04-Дек-2016, 17:47:36
Ранг: Зрелый волк

Постов: 1007
Репутация: 130
Вес голоса: 4
Анурах, конец 376-х суток, 377-е сутки. Часть 1

На самом деле отправиться домой было лишь первоначальной идеей Азри, которая крайне быстро растворилась в его голове без следа после того, как он пересёк порог дома Ланы и дверь за ним закрылась.
Порой сложно поверить в то, насколько резко и быстро может измениться настроение у индивида. Вот в одно мгновение оно светлое и сияющее, словно бриллиант чистой воды на солнце, или же тёплое, спокойное и уютное, как комната с камином в зимний день, когда на улице бушует суровый мороз. Но вот мелькает в голове одна единственная мысль, быстрая как гиперзвуковой самолёт, как молния от нежданной грозы. Мысль эта совсем не всегда должна быть непроницаемо чёрной чтобы напрочь в одно мгновение отравить душу, она не должна содержать горечи или боли, нет, она может быть просто слегка-слегка грустной, заставляющей задуматься глубже, взгрустнуть, устало вздохнуть. Эта мысль в некоторых случаях становится как маленькая снежинка, катящаяся по заснеженному склону. Понемногу к ней прилепляется ещё одна снежинка, потом ещё одна. И вот уже по склону катится совсем не снежинка, а увесистый снежный шар. Проходит ещё миг и этот шар становится настоящей разрушительной лавиной, сметающей всё на своём пути. Лавина захватывает, тащит за собой, из её ледяных, колючих и цепких объятий выпутаться сложно, порой даже невозможно, по крайней мере без сторонней помощи. Она медленно увлекает за собой в тёмные глубины мыслей, затягивает словно болото в мутную жижу бессмысленных, ненужных и нерационально плохих размышлений. Нельзя назвать подобное нормальной реакцией на перемены обстановки, но порой и Азри был подвержен подобным проявлениям.
Почему так быстро изменилось его настроение после, казалось бы, очень удачно проведённого времени? Да что там «казалось бы», действительно хорошо проведённого. На самом деле проблема была именно в этом «хорошо». Ещё минуту назад длай просто не задумывался об остальном мире, от всепоглощающей скуки, от пыльного Анурахского пейзажа его отвлекали Лана, потом те или иные заботы, потом снова она. Не было времени у него задуматься о том, что на самом деле это всего лишь часы нормальной жизни и что они не продлятся вечно, ведь по сравнению со временем, принадлежащим обычной, довольно скучной и однообразной жизни, время проведённое с Ланой, весьма интересно проведённое, казалось булавочной головкой на фоне звезды-гипергиганта. Теперь же, когда Азри вышел из той уютной, интересной, необычной для него атмосферы в свою серую обыденность, настроение его стремительно пошло ко дну, словно напоровшись на огромный заточенный клинок айсберга слитого целиком из набившей оскомину реальности, такой обычной, такой тихой, такой нелюбимой.
Нет, конечно Азри нельзя было охарактеризовать как субъекта с шилом в заднице, но и торчать деревянным колом в песочной почве Анураха ему тоже не улыбалось. Новая работа, которой его совсем недавно нагрузили? А чем, собственно, отличается она от торчания целыми днями под землёй? Да она отличается лишь тем, что теперь над головой не камень, а выгоревшее от горячего солнца небо, но в целом ему всё так же приходится смотреть за суетой других, при том что сам он остаётся почти без действия. Заполнять отчёты по каждому дню? Не работа это, а лишь попытка загрузить хоть как-то живую единицу персонала колонии, дабы та не бездельничала. В целом времяпрепровождение Азри казалось довольно жалким в обычные будни, явно не этого он ожидал идя на службу в полицию. Нужно отработать наказание? Так послали бы в такое место, куда ни один нормальный полицейский, дорожащий своей жизнью, не пойдёт служить. Мало что ли неблагополучных районов в пространстве Совета с повышенным уровнем преступности. Азри бы с радостью согласился служить на самом опасном участке, несмотря ни на какие угрозы, лишь бы не протирать штаны так, как он делает это сейчас. Мало удовольствия для бывшего капитана, когда-то командовавшего собственным звеном истребителей и не раз попадавшего в серьёзные переделки, просто торчать на пыльной индустриальной планетке и всеми силами пытаться изобразить хоть какую-то деятельность. Не хватало движения, не хватало опасности, не было каких-то привычных сложностей, всё было слишком просто и скучно. Возможно именно так чувствует себя глубокий старик, который почти всю жизнь работал по чёткому расписанию, который не давал себе отдыха. Каждый день у этого пожилого индивида был полон забот, он не позволял себе каких-то радостей жизни, не давал себе расслабиться или развлечься, всё время он находил себе какие-то заботы, вечерами падая от усталости. И при этом каждый вечер после тяжёлого дня он думал о том моменте, когда его обязанности кончатся, он выйдет на пенсию и будет предоставлен себе и только себе, сможет наконец-то вырваться из собственноручно созданной клетки из расписаний и ограничений, развлечься и оторваться. Но вот настаёт тот момент, когда просыпаясь утром этот старик понимает, что вот он долгожданный день, всё, он свободен от собственноручно созданных оков, гуляй и веселись сколько хочешь, средства заработанные за всю жизнь позволяют это. Вот только полная свобода и возможность отправиться куда угодно вдруг теряют смысл. Что с ними делать? Этот пожилой индивид просто не знает как поступить с ними, ведь это есть нечто совершенно непривычное, будто пришедшее из другого мира. В его голове, привыкшей постоянно думать только о работе, к слову совершенно бесполезной порой, созданной лишь для того, чтобы нагружать себя самого, совершенно нет идей, как же воспользоваться неожиданно обретёнными возможностями. И тогда этот старик начинает увядать, былая энергия исчезает, он более не видит смысла в жизни, драгоценное свободное время он напрочь выжигает пламенем безделия даже не задумываясь об упускаемых возможностях.
Прошлая работа на службе во флоте у Азри само собой не была бесполезной, не было бесполезным и его обучение, его навыки вправду были довольно обширными, при желании он бы вполне мог бы избежать участи простого полицейского и найти себе более высокооплачиваемую работу. Но вот только за занавесом дел он совершенно упускал в молодости все остальные радости жизни, он привык жить в напряжении, по расписанию, по команде. Подъём по сигналу, служба, отбой по сигналу и так изо дня в день, а недели, месяцы и годы летели. В один момент жизнь предоставляет практически на блюдечке свободное время и средства, нормальный индивид воспользовался бы этим, передохнул, развеялся. Но не Азри, ведь если смотреть правде в глаза, он просто не имел представлений о подобной совершенно беззаботной жизни, не хватало ему сейчас пресса забот, который выдавливал бы из него не только силы, но и скуку. Ведь как говорят? Чем бы солдат не тешился лишь бы зае...Устал. А Азри не уставал. И при этом просто не знал, как воспользоваться неожиданной свободой. Ведь если посмотреть на ситуацию реально, то времени свободного у него было полно и при этом никто не ограничивал его в перемещениях на период выходных, которых было много. Однако каких-то дельных идей в голову длая не приходило.
Прошедшая ночь была большим прогрессом для Азри, ибо раньше он бы даже не подумал о том, что пойдёт с кем-то не работающим с ним бок о бок на свидание, не думал, что сможет провести ночь в самом что ни на есть интимном смысле с индивидом, которого практически не знает. И на этом список «обновок» в меню известных развлечений для Азри не заканчивался, всё было в новинку. Ладно ещё незнакомый индивид, так этот индивид ещё и не принадлежал к одной с ним расе, это был человек. И не просто человек, и существо едва ли не из другого мира. Хотя о радикальности различий между собой и Ланой Азри пока не слишком задумывался, до него подобные мысли ещё не дошли. Но даже без этой последней мысли, всё остальное для далёкого от обычной жизни Азри было словно поток ледяной воды, пролитой на иссохшую, пыльную землю его интереса к жизни. Благодаря этой воде на некогда сухой почве Азри помимо кустарников колючей и грубой травы появились новые молодые травинки интересов, росточки любопытства к жизни другой, нетипичной для себя. А благодаря ли, с другой стороны, только лишь Лане и какой-то единственной ночи, или же было что-то другое?...
Додумать последнюю мысль длай не успел, от неё его отвлёк особенно сильный порыв тёплого ветра, притащивший с собой за шкирку целую стену пыли, неприятно забившей глаза и нос, оставляя после себя характерный «пыльный» запах и желание срочно промыть горло. «Разбуженный» от мыслей Азри неожиданно осознал, что как-то странно выглядит его невесть сколько продолжающееся стояние под дверью дома Ланы, можно подумать, будто он какой-то андроид-телохранитель. Или маньяк. На последнюю мысль Азри даже чуть фыркнул, усмехнувшись, почему-то мысль о себе как о маньяке, открыто караулящем свою жертву у порога её дома, вызывала у него неоправданный смех, в свете резко испортившегося настроения имевший горькие нотки и потому звучащий безумно. Благо на улице никого не было, мало кому улыбалось бродить по пыльным улицам, когда лицо бесцеремонно лижет шершавый от песка, очень тёплый и сухой воздух, гораздо лучше перемещаться на уютном флаере с профильтрованной и охлаждённой атмосферой.
Поначалу немного развеяли, но после усугубили не лучшее расположение духа мысли о возможном маршруте от дома Ланы. Логично было пойти домой, но в свете последних размышлений Азри туда совершенно не хотелось, видеть пыльную, маленькую комнатку, напоминающую тюремную камеру, только не в пример более дырявую, совершенно не хотелось. Никакого полезного занятия Азри в голову не пришло, потому принял он для себя довольно нестандартное решение – просто прогуляться. Особого удовольствия от прогулок длай не получал, однако всё же допускал, что порой гулять бывает интересно и познавательно. Что ж, познавательность точно должна была присутствовать, ибо в этом городе Анураха Азри гулять не доводилось и ему было интересно, как же живут индивиды более подкованные материально на этой планетке. Не может же быть такого, что абсолютно весь Анурах скучен, а пыль витает не только в воздухе, но и в настроениях его жителей?..
Сойдя с крыльца, больше похожего на гладкую бетонную плиту, брошенную перед домом и утыканную по углам лампочками на случай ночного выхода или прихода домой, длай направился туда, где по его мнению находится центр городка.
Если бы Азри не находился во флегматичном настроении, то ему бы вполне мог понравиться этот городок. Это было совсем не то глухое местечко, в котором жил Азри, этот городок не представлял собой сборище домиков собранных из старых жилых модулей. Встречались конечно, причём на окраинах часто, домики модульного типа, да и сама Лана жила в подобном, вот только конструктор, из которого подобные домики складывались был гораздо более современным, качественным и позволял сооружать очень завидное жильё, дом Ланы был далеко не самым «навороченным».
Если не акцентировать внимание только лишь на домах, а оглянуться вокруг, то можно обнаружить ещё множество других отличий.
Первое из них это сама структура города. В отличии от «посёлочка», где обитал Азри, этот город имел чёткую радиально-кольцевую структуру, причём даже сами лучи располагались под определёнными углами относительно друг друга. Разве что лучи были разной ширины, но разноширокие лучи-улицы располагались симметрично, потому не создавали чувства хаотичности.
Второе отличие было так же в структуре, а вернее в плавном нарастании количества этажей по мере приближения к центру города. Домик Ланы находился на самой окраине, оттого имел всего один этаж, хотя площадь его, по мнению Азри, с лихвой компенсировала отсутствие второго этажа и была даже излишней. Самым большим было здание в самом центре города, которое легко было узреть посмотрев сквозь идеально прямую улицу вдаль. В конце «луча» виднелось сооружение, подобное исполинскому кристаллу синего сапфира. Даже нет, не сапфира, скорее тонкому украшению, в тоненькую оправу которого вставили застывшие кусочки ярко-голубого неба. На вскидку Азри давал ему размер в двенадцать этажей.
Улицы представали взору удивительно широкие и, в отличии от той узенькой улочки, на которой находился ранее, нынешняя улица, к которой Азри вышел задумчиво переставляя ноги, была совсем не безлюдна. Индивидов было всё равно меньше, чем можно было бы ожидать, но это пеших, зато вдоль дорог, в специальных «карманах», стояло немало флаеров, причём, как мог судить не слишком разбирающийся в них Азри, довольно дорогих. Длай даже несколько удивился, отвлёкшись немного от своих неприятных и неизвестно куда ведущих мыслей, почему ему не доводилось лицезреть летящих по небу железных птиц своими глазами, раз их столько стоит здесь, но очень быстро нашёл этому объяснение: Где он их мог видеть при условии, что почти всё время он провёл в захудалом посёлочке, куда ни один уважающий себя владелец подобной «птички» не заглянет? Ответ – нигде.
Ещё одним преимуществом города было то, что ближе к центру, благодаря довольно высоким зданиям, ветер ощущался гораздо слабее и был гораздо менее неприятным, что не могло не радовать. Не могло не радовать нормального индивида, но Азри не слишком-то оценил сей факт, лишь констатировал его для себя. Совсем недавно на него не тяжёлым, но неприятным и неожиданным грузом давили мысли о своей бесполезности здесь. Казалось, что его жизнь ещё с момента ухода со службы стала понемногу терять краски, и даже более того, терять ценность. Так же обесценивается дорогая ваза, являющаяся произведением искусства, в постапокалиптическом мире. Сейчас же неожиданно возникшие мысли ушли, но пыльный осадок остался в разуме. И Азри захотелось его смыть. А что может быть для этого лучше, чем тихий бар и кружечка чего-нибудь? Ну или рюмочка, смотря что употреблять. Но только почему-то, совершенно необъяснимо, не хотелось Азри производить алкогольный ритуал очищения в этом, без сомнения, элитном городке, где жили всякие приезжие бизнесмены, а в барах, да нет, даже не барах, подобных простых заведений тут явно не было, а в ресторанах происходили деловые встречи. Хотелось длаю чего-то более простого, более привычного и не загруженного манерами. Сходу в голову приходили всякие бары при космопортах, где всегда собирался контингент несомненно более простой в своих манерах, но совсем непростой по своей истории, содержанию. К счастью, Азри уже знал где находится наиболее крупный из ближайших космопортов и был просто уверен, что в нём найдётся подобное заведение. Чтобы переместиться туда длай воспользовался уже привычным вихрециклом, правда комфортным этот транспорт совсем нельзя было назвать даже в нормальных условиях, а уж когда несёшься по песчаной равнине, на которой, ко всему, ещё и ветер поднялся, то становится совсем нехорошо. Мельком Азри подумал, что неплохо было бы научиться пилотировать флаер или что-то подобное, это существенно увеличило комфорт перемещения, однако довольно быстро эта мысль хоть и не пропала, но перешла в тот ящик памяти, что полагался мыслям, отложенным на довольно долгий период.
С другой стороны, скорость, ревущий вокруг ветер и постоянно летящая в глаза пыль очень неплохо отвлекали от бесполезных мыслей, не оставляя времени на всякие глупые размышления и плохое настроение. Сейчас настрой длая был абсолютно нейтральным, таким же сухим от эмоций как и всё окружающее его пространство, состоящее исключительно из песка и песчаника.
Но самого главного Азри ещё не знал, а именно того, что госпожа Вселенная имеет довольно странное понятие о юморе, это раз. Два, это то, что у неё было страстью осуществлять желания индивидов, вот только с маленькой оговоркой: Осуществляла она именно те желания, которые ничего своему владельцу хорошего не обещали предоставить. И ладно бы осуществляла просто плохие пожелания, так даже изначально относительно нормальные «хотелки» она исполняла так, что в итоге просто обязана была случиться беда. Азри ещё не знал, что, возможно очень скоро, он познает на себе суть поговорки «Осторожнее с желаниями». Ведь Вселенная и вправду осуществит его желание о возвращении к энергичной жизни, в которой могут быть и яркие события, и может даже опасности. Только слепит эти события она по-своему, поизвращавшись и решив поиграть в режиссёра, который старательно пытается осуществить неожиданный поворот сюжета. Осторожнее с желаниями, ведь они могут осуществиться так, как никто и не думал, прошлое может коснуться из глубокого, позабытого сумрака слабой рукой, но это прикосновение может как просто напомнить о чём-то, так и привнести тьму в реальный мир. Не нужно чего-то радикального порой для того, чтобы что-то изменилось. Достаточно лишь того, что прошлое вспомнит о твоём существовании и решит напомнить о себе...
Но пока что Азри даже не мог хоть краем мысли задеть, какие встречи могут произойти у него на тихой индустриальной планетке, ведь его прошлое для него всегда было именно прошлым, никогда он не старался рыться в нём, хотя, конечно, частенько оно само всплывало в памяти, но редко приносило хорошие ощущения.

Довольно скоро перед Азри замелькали постройки уже знакомого космопорта. Ангары-склады, гравитационная вышка, гигантское серое пятно посадочной площадки. Но в данный момент Азри интересовала не техническая часть космопорта, а развлекательная, потому пересекать периметр он не спешил, а пошёл по дуге вокруг космопорта. Можно было бы перелететь через забор, да вот незадача, не из тех был этот вихрецикл, чтобы вытворять такое. А ведь когда-то, в детстве, Азри мечтал покататься на настоящем, раллийном вихрецикле, который способен вытворять такое, что и не снилось нормальному человеку. Ну и конечно довольно плохой идеей обычно является просто так кататься по посадочной площадке кораблей, ведь сверху-то не очень видно когда под металло-керамическое брюхо залетает кто-то. Даже если видно, то уже априори поздно, любого размазывают или сжигают, в зависимости от двигателей, посадочные моторы. Потому, Азри предпочёл потратить лишние минуты, но облететь космопорт по безопасной траектории и в конце концов остановился около «гражданской» части космопорта, возле длинного зала ожидания и прижавшихся к нему довольно-таки многочисленных построек.
В самом зале ожидания тоже были свои кафешки, ресторанчики, буфеты, однако это было не то, что его интересовало. В подобных заведениях он мог бы сидеть от скуки, как делал на Стоне, но сейчас у него были более конкретные цели, а именно посидеть в одиночестве, выпить и постараться не думать ни о чём.
С этой целью стоило направиться в ту из построек, что не слишком-то привлекала внимание, находясь несколько на отшибе, позади остеклённого здания космопорта. Зданьице было маленьким, ничем не примечательным, в общем-то, по крайней мере внешне. Никаких зазывающих вывесок или же вырвиглаз люминесценции не было, да в общем-то даже вывески какой-либо крупной не показывалось глазу, лишь, если подойти поближе, можно было разглядеть прямо на двери спроецированную табличку, которая гласила: «Бар «Пыльный закат»».
– Владельцы явно не особо задумывались над названием, когда организовывали бар. – Констатировал Азри после того, как взглянул сначала на голограмму, а после оглянулся вокруг, словно за те мгновения, что длай смотрел на светящиеся буквы пространство могло подшутить на ним, развеять в прах его комментарий по поводу названия бара тем путём, что изменило бы окружающее пространство, придав ему ради разнообразия вид не пыльной и скучной пустыни, а, например, каменных джунглей тихого города. Взгляд Азри вокруг подтвердил то, что он всё ещё находится на Анурахе, а убедившись в данном факте длай не задумываясь шагнул навстречу дверям бара, которые оказались лишь на половину автоматически – пришлось мазнуть рукой по сенсору, чтобы непримечательные затворы серого металла дверей, по стилю подобные шлюзу старого-престарого корабля, разъехались в стороны. Одно хорошо, они хотя бы сами закрылись после входа Азри на территорию бара, отрезав его от выцветшего света улицы, от её пыли и сухого, горячего воздуха, не слишком приятного даже длаю. На смену режущему глаза солнцу пришёл довольно-таки густой полумрак. Он оказался на удивление приятным, обволакивающим, ласкающим уставшие от яркого солнца голубые глаза длая. Да и воздух в заведении оказался на удивление прохладным, довольно влажным, что после иссушающего воздуха улицы было как глоток прохладной воды, хотя почему «как», для длай с их способностью принимать в себя влагу из воздуха это и был глоток воды. Атмосфера в заведении оказалась именно той, которую хотел видеть Азри. В подобных заведениях ему доводилось бывать как в свободное от службы время, так и после аварии. Обычно, правда, подобные заведения располагались на космических станциях, но и на планетах, около космопортов, такие частенько бывали, правда не на всех. Там, где вся романтика космических полётов, образа жизни пилотов и капитанов судов были задушены официальностью и бюрократией подобных заведений встретить невозможно. Однако на Анурахе, благодаря его относительной свободности от оков правил, такое заведение нашлось. Что привлекало Азри в подобных местах и чем, собственно, это место так отличалось от обычных баров, куда ходит простой или совсем непростой народ, но не относящийся к...хм...тому роду индивидов, что практически живут космосом или же часто в нём бывают на борту кораблей, но не как пассажиры? Это довольно сложно объяснить тому, кто не чувствовал эту атмосферу на себе. Точно так же сложно, как объяснить простому пешеходу, что чувствует профессиональный гонщик за рулём. Не менее просто, чем рассказать индивиду без обоняния как пахнет морской бриз. Это нужно ощутить самому.
Кто-то скажет, что подобных заведений потому и нет на «цивилизованной» территории, что в таким местах вполне вольготно чувствуют себя всякие сомнительные индивиды, порой живущие не совсем законной жизнью. Да и вполне законно живущие индивиды тоже нередко устраивают неприятности, которым в таких заведения другие посетители порой даже очень рады, всё же вполне себе смотребельное зрелище, драка та же самая, разве что бармены и владельцы подобных заведений редко остаются довольными подобными происшествиями. А порой, в местах более диких, в таких заведениях и пальба случается. Что ж, так уж повелось, что в такие заведения ходят довольно простые индивиды, которые не прочь отстоять своё мнение в буквальном смысле ударными методами и у которых на пьяную голову, уставшую после дальнего рейса по галактике за пультом управления кораблём или сложными рабочими днями в тех.отсеке, отпадает всякое чувство такта, взамен которого приходит прямолинейность и желание развлечься.
Если уж речь зашла о контингенте. Чем особенны такие заведения с этой точки зрения? Тем, что собираются здесь в основном те, кто на жизнь зарабатывает космосом, как бы странно это не звучало. Капитаны грузовых, пассажирских кораблей, корабельные инженеры, грузчики и прочий-прочий список индивидов, работающих на кораблях. Ну и конечно здесь собираются те, кому услуги вышеозначенных могут понадобиться. Хотя конечно подобное перечисление есть довольно стереотипное, заходят сюда и вполне «земные», простые трудяги, а иногда и пассажиры ждущие своего рейса, но которым не интересно сидеть в скучном холле космопорта.
Атмосфера в подобных заведениях всегда довольно простая, а простота эта распространяется на всё, начиная от дизайна и заканчивая нравами посетителей. К слову о дизайне. Этот бар никакими необычными финтифлюшками не выпадал из обширного списка других подобных заведений. Приглушённое освещение давало возможность чувствовать себя уютно, прикрытым тенью, благодаря этому не создавалось ощущение пристальных взглядов, которое порой бывает в общественных местах. Вся мебель не представляла собой каких-то изысканных сооружений, обычные полимер металлические столики серо-чёрного цвета, в которые встроены небольшие экранчики, с которых можно пролистать меню. Прямо напротив входа, на противоположной стороне зала, – барная стойка, а за ней подсвеченный переливчатым светом стеллаж с бутылками и всякой барной посудой.
Столики расставлены на довольно большом расстоянии друг от друга, не все посреди зала, многие помещены в некие ниши в стене, неглубокие, но создающие ощущение защищённости. А главное, в таких барах всегда напитки подаёт живой индивид, а не робот, как это бывает во многих других заведениях. Тоже некоторый плюс перед иными заведениями. К барной стойке Азри и направился, на ходу прикидывая, что напиваться он не собирается уж точно, особенно учитывая, что прогулка немного смягчила плохое настроение, на месте которого осталась ровная площадка, совершенно не содержащая эмоций, слегка присыпанная пылью. Не долго думая, длай назвал бармену то, что отвечало требованию «не напиться» и при этом первым пришло в голову.
– Ноль-пять какого-нибудь тёмного пива, вяленое мясо и овощных чипсов. – Перекусить немного Азри тоже был совсем не против, хоть и завтракал совсем недавно. Порой он замечал за собой такую тенденцию, что после перепадов настроения ему начинает хотеться что-нибудь употребить из еды, благо, подобные перекусы совершенно не вредят фигуре длай. Им вообще сложно попортить фигуру.
Пока бармен хлопотал за стойкой выкладывая перед Азри заказанное, длай в свою очередь понемногу оглядывался вокруг, не то чтобы с любопытством особым, но и не безразлично. К тому же, чем ещё заняться в баре? Но особо ничего интересного не было, то ли потому что был ещё слишком ранний час, не так-то много тех, кто пойдёт в бар почти что утром, то ли этот бар не пользовался особым спросом. Пожалуй, сейчас здесь сидели исключительно те, кому или совсем нечего было делать и в таком заведении эта часть народа просто пыталась найти себе развлечение хоть какое-то, или же те, кто уже не первый день целенаправленно заменяли кровь в своих венах этиловым спиртом и некоторыми другими веществами. Азри определённо относил себя скорее к первой группе индивидов. Покончив с рассматриванием не слишком-то интересного живого наполнения бара Азри перенёс свой взгляд на голографический экран, довольно крупный и расположенный прямиком под потолком за барной стойкой. Поначалу Азри почему-то даже и не приметил его, да даже не просто не приметил, он его даже не услышал, хотя звук был на достаточно нормальном уровне громкости. На экране носились с бешеной скоростью спортивные флаеры, выполняя всяческие причудливые финты в воздухе и в этом необычном танце железных птиц Азри без труда узнал соревнования по аэро слалому. Зрелище длая вполне заинтересовало, потому потягивая пиво он постепенно полностью переключил своё внимание на то, что происходило в кадре. И во второй раз за сегодня Азри задумался о довольно неожиданной идее, что ему бы хотелось попробовать себя в чём-то подобном, ибо было любопытно сравнить насколько отличается полёты на флаере от полётов на истребителе в атмосфере планеты. Учитывая, что многие фигуры высшего пилотажа, которые выкручивали флаеры на экране, были Азри если и знакомы, то очень смутно, это говорило, как минимум, о том, что явно в управлении флаером найдётся множество новой информации. За подобными размышлениями Азри быстро опустошил первую кружку пенного напитка и не оставляя горло сохнуть без хмельного напитка тут же заказал вторую порцию. К этому моменту соревнования по слалому ушли с экрана, а их место заняли какие-то бои, то ли бокс, то ли бои без правил, чёрт их разберёшь. Не то чтобы Азри ничего не смыслил в боевых искусствах, но он знал скорее те их разновидности, что пригождаются в реальном бою, а вот в соревновательных видах боевых искусств он был не силён и даже не интересовался ими, его не очень-то занимало смотреть на то, как два индивида бьют друг другу морду на потеху зрителям. Смысл смотреть это, если можно самому устроить? Да и зрители очень быстро найдутся. Вот только драться просто так не имеет смысла, Азри в этом разубедить мало кто мог бы. Так, попивая пиво, закусывая его мясом и овощными чипсами, да порой бросая взгляд на экран, когда по нему транслировалось что-то интересное, Азри просидел несколько часов. Никакие мысли сейчас его не беспокоили, он расслабился и скорее прибывал в состоянии полусонного забытия, но это не значило, что он ничего не видел и не слышал вокруг, другое дело, что происходящее его мало волновало.
Когда рядом с ним впервые за сегодняшний день кто-то присел, он даже не попытался перевести взгляд вбок, мало ли кто пришёл выпить в бар? К тому же Азри сидел по середине ряда стульев за барной стойкой, потому удивляться неожиданному соседу действительно было странно. Но если бы длай хотя бы подключил периферийное зрение, он бы уже не думал, что этот некий посетитель бара присел рядом случайно. Некоторое время незнакомец-сосед никак себя не проявлял, лишь коротко попросил бармена налить чего-то, но Азри не прислушивался, потому что именно заказал «сосед» – не знал.
Азри намеревался было допить содержимое своей кружки, да так и завис, держа её перед собой в правой руке, когда незнакомец ожил.
– Я вижу ты всё такой же неразговорчивый... Харрос. – Голос «незнакомца» прозвучал до ужаса знакомо. Не просто знакомо, это был словно раскат грома, прилетевший вслед ушедшему далеко от грозы прошлого Азри. Нет, он неплохо умел запоминать голоса, как и лица, потому ошибиться не мог, и при этом всячески старался убедить себя, что незнакомец либо обознался, либо вообще обращается не к нему. Вот только вариантов иных не было, места поблизости пустовали, и к тому же само имя, которое произнёс «незнакомец». По сути это было и не имя даже, а прозвище. Прозвище из прошлого, которое Азри старался забыть. Прозвище которое не сулило ничего хорошего, прозвучав в этот момент. Настроение длая, до этого ровное как бетонная плита, резко взорвалось, разлетелось на куски радугой эмоций. В этой радужной палитре было и раздражение, и грусть, злость, сожаление и тревога, неясно чего больше. Так и не допитая кружка, сжимаемая с силой едва ли не превышающей порой прочности толстого стекла, медленно встала на стол с тяжёлым стуком. После этого Азри каким-то механическим движением скользнул рукой с терминалом над сканирующей панелью, дабы оплатить счёт и лишь после всех этих процедур обронил совсем не весёлым голосом, в котором не читались никакие эмоции.
– Вы обознались. – После этого Азри шагнул было к выходу, но крепкая рука илидорца-«незнакомца» схватилась за запястье руки длая. Надо отдать должное реакции Азри. Со скоростью света его настроение заняло чётко агрессивную позицию. Правая нога остановилась и молниеносно шагнула назад, одновременно с этим схваченная рука Азри ловко извернулась, пальца ухватились за запястье илидорца, вместе с этим Азри резким движением развернулся и пользуясь инерцией тела провернул кисть илидорца вовнутрь, а левая рука Азри при этом удивительно мягко легла на локоть « незнакомца» и чуть надавила, вынуждая того уткнуться лицом в барную стойку, причём довольно ощутимо. Судя по всему, никто вокруг даже сообразить не успел, что же произошло, столь быстро отреагировал длай на вторжение в личное пространство, даже сами непосредственные участники физического контакта не сразу осознали произошедшее, для Азри всё произошло на автомате, о чём говорила несвойственная осознанному движению плавность и скорость, а илидорец не сразу осознал, почему вдруг упёрся лицом в стол, а рука его удерживается в крайне болезненном состоянии. Хотя очень быстро Азри отпустил своего неожиданного противника.
– Кажется, я предупреждал тебя, что лучше бы нам не пересекаться впредь, Лок. И уж тем более стоило помнить, что касаться меня без моего согласия может быть чревато. – Голос Азри звучал холодно – А теперь советую как можно быстрее объяснить, почему ты оказался около меня, если не хочешь остаться калекой. – Безусловно Азри ещё по голосу опознал своего давнишнего «партнёра», вот только после некоторых не менее давнишних событий он не горел желанием возобновлять этот контакт. Однако холодная рациональная часть явственно утверждала, что просто так его старый знакомый не стал бы даже приближаться к нему.
Илидорец же в свою очередь вполне слышимо изобразил нечто нецензурное из своего богатого матерного словарного запаса, отлепляя себя от стола и растирая вывернутую ранее руку. Затягивать с объяснениями он не стал, осознавая, что насчёт «калеки» Азри явно не шутит.
– Мог бы для начала поздороваться со старым другом. – Проворчал глубоко пропитым и прокуренным, оттого противно скрипучим голосом контрабандист.
– Поздоровался бы, если бы где-то рядом был друг. – Всё так же холодно продолжил длай. – И у меня кончается терпение.
– Да поговорить я хотел с тобой, поговорить, что тут не ясного, солдафон? Причём в твоих же интересах меня выслушать. – Тёмно-серые глаза Лока и голубые длая наконец-то столкнулись взглядами, как сталкивается каменное остриё с ледяным айсбергом. Азри неплохо умел читать взгляды и в глазах Лока сейчас он не видел чего-либо, что позволило бы усомниться в серьёзности разговора. Правда было в них и нечто тревожащее длая. Какой-то...Страх? Волнение? Сомнения? Уверенности не было. Но всё же Азри решил не рубить с плеча и таки узнать, что хочет сказать ему старый контрабандист, с которым когда-то они успели поработать довольно тесно, до тех пор, пока их взгляды на мир не разошлись достаточно существенно.
– Может и солдафон, но не идиот, так и быть, говори. Хотя не припомню момента, когда ты что-то делал не видя выгоды для себя, потому сразу говори и цену. – Скрестив руки на груди произнёс длай.
– Цена очень проста – целостность собственной шкуры. Вот только поговорить я бы предпочёл не здесь, да и тебе вряд ли захочется, чтобы посторонние уши слышали... Что-то о тебе, не приемлемое для чужого слуха. Понимаешь, о чём я?
Вот теперь Азри по настоящему становилось не по-себе. Нет, не страх, скорее какое-то беспокойство. Чего это старый контрабандист так озаботился вдруг целостностью своей шкуры, повидавшей немало, и тем более, при чём тут Азри? Да плюс ещё и «что-то неприемлемое для чужого слуха».
– И где ты предлагаешь поговорить? – Поинтересовался Азри без особого энтузиазма. Какая-то часть его уже заранее чувствовала проблемы, причём существенные. Это немудрено. Когда из теневой части прошлого выходит что-то в светлое будущее, то это никогда не сулит ничего хорошего, а Лок явно был именно из той «тёмной» части жизни Азри, которую он давно оставил позади, да и, по правде говоря, входить в ту темноту он совсем не планировал когда-то, так сложились обстоятельства. А теперь прошлое даёт о себе знать вновь.
– У меня на корабле будет идеально, ушей там точно нет. Ну, это ты и без меня знаешь. Не позабыл ещё где провёл почти год?
Азри помнил, очень хорошо помнил. И всё происходящее ему нравилось всё меньше и меньше, но в какой-то мере происходящее его интриговало. Это было именно то, что возвращало его в давнюю, динамичную жизнь, потому несмотря на все риски, он всё же решил подыграть Локу.
– Не забыл, к сожалению.
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Воскресенье, 04-Дек-2016, 16:02:04 | Сообщение # 565    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
Анурах, Фельгейзе, 397е - самое начало 398х суток. Часть 2

«Тиира», корабль Лока, расположился на посадочной площадке совсем недалеко от бара, правда несколько на отшибе от других кораблей, но это было неудивительно, учитывая тот момент, что далеко не всегда старенький переделанный грузовик служил исключительно для перевозки легального товара. То есть, на борту-то товар был, но далеко не он был самым важным содержимым обычно.
Собственно, благодаря кораблю, в какой-то мере, Азри и познакомился с Локом. Случилось это через девять месяцев после того, как длай вышел из госпиталя. Долгое время он сидел на Вермальте, на то были веские причины, однако в какой-то момент это стало казаться каторгой, ибо при этом Азри не занимался практически ничем полезным, а это выматывало похлеще чем чтобы то ни было. Тогда длай покинул Вермальт и устроился сначала на один гражданский корабль, потом на другой, третий, четвёртый... Места работы он менял как перчатки, потому что, вопреки ожиданиям, пилотирование обычных лайнеров и простых грузовиков оказалось дико скучным и обычно заключалось исключительно в сидении за пультом, в то время как автоматика делала всё, что нужно.
Так, в один прекрасный день Азри сидел в баре на одной из станций после очередного рейса и старательно заливал свои недобрые мысли, которые психологи предпочитали называть «посттравматический синдром», спиртным. Вот чем страшно для Азри было отсутствие постоянных забот, постоянной нагрузки – он начинал думать, вспоминать то, что было когда-то. А совсем недавно на тот момент произошло очень многое, это всё кого угодно выбьет из равновесия. Гибель Аннэт, которую Азри воспринял особо тяжело, авария, в которой ему неплохо досталось, после чего одиночный штурм базы наёмников, пусть и довольно удачный, но повлекший за собой крайне болезненные последствия, из которых потеря руки была цветочками... Пил Азри много и часто, стоило только получить свободное время в своё распоряжение. Да и во время полётов он тоже порой не гнушался алкоголем, правда в умеренных количествах.
Именно в один из таких запойных вечеров он познакомился с Локом. Как? Довольно просто, всё началось с банального мордобоя. Как потом выяснилось, Лок не сошелся в условиях сделки с клиентом и тот решил силовыми методами оставить услуги контрабандиста без оплаты. К счастью для Лока в тот день на его стороне сыграли два основных фактора: противники Лока хоть и превосходили его числом многократно, но были до жути не организованны и уж точно не тянули по навыкам даже до бойцов-любителей, полагались на холодное оружие не думая о том, что в неумелых руках оно скорее вредит владельцу, превращая его в самоуверенную и оттого глупую мишень. А второй фактор, это выпивший Азри. Выпивший достаточно, чтобы «тормоза» разума отпустили его и позволили ввязываться в авантюры, но не достаточно, чтобы ослабеть. В общем, состояние его было как в том древнем Земном анекдоте про еврея, украинца и грузина, который нынешним жителям галактики ничего не скажет...Иными словами, на пьяную голову силушка в руках появилась и Азри очень вовремя вмешался в разборку. После этого спаситель со спасённым выпили за знакомство, Азри рассказал о том, что никак не может найти работу с активным образом жизни, а Лок, приметивший совсем не гражданские навыки длая, вовремя ухватился за состояние Азри и его слова, посулив тому работу, о которой тот не пожалеет и которая точно не будет скучной. С того момента они стали партнёрами.
«Тиира» действительно была тем кораблём, который пусть и не удовлетворял Азри полностью, как бывшего пилота сверхманёвренного истребителя, но и не была медлительным ведром, управление которым сводится исключительно к заданию курса полёта. «Тиира» вполне была способна вытворять в космосе неплохие трюки, несмотря на то, что это был в общем-то лёгкий грузовик, тщательно переделанный Локом для своих целей на свой вкус.
В начале Азри просто пилотировал судно, попутно занимаясь и технической частью корабля, а заодно ещё и выступая на ролях «начальника службы безопасности», а так же телохранителя Лока. Хотя нет, роль телохранителя Азри занял позже, когда Лок, понемногу подготовив Азри, рассказал, чем на самом деле занимается и почему его сделки проходят в довольно странных, захолустных местах. Тогда выяснилось, что Лок на самом деле никакой не частный грузоперевозчик, принимающий относительно небольшие заказы, на самом деле работодатель Азри промышлял контрабандой, и ни чего-то там, а оружия, причём не простого, а того, на продажу которого никакую лицензию не получишь.
Тогда Азри, несмотря на свою крайнюю эмоциональную подавленность и почти полное безразличие к происходящему, за что его кстати Лок и прозвал Харросом, что с исконно длайского отдалённо можно было перевести как «ледяная тень», а к слову старый контрабандист неплохо знал расу Азри, решил напрочь порвать все связи с Локом, и не просто порвать, а сдать его первому же полицейскому отряду. Однако умел Лок убеждать. Может быть потому, что сам страстно верил в свои слова. А объяснил свою деятельность Лок очень просто и не замысловато, но при том относительно логично, выставив чёрные делишки богоугодным делом, спасающим брошенных Властью индивидов. Если отойти от лирических и возвышенных тонов, то Лок рассказал Азри правдоподобную историю о том, что советские власти не в силах защитить всех, и особенно это касается маленьких поселений, стоящие в некотором отдалении от центральной зоны власти Совета, для них единственная возможность защититься от всяких пиратов и бандитов это иметь в своём распоряжении нормальное оружие. И он, Лок, даёт возможность людям выжить. Конечно же он подкрепил свой рассказ жалостливой историей о трудном детстве, прошедшем без родителей, которые погибли как раз при нападении пиратов на маленькое поселение на границе зоны Совета. К стыду своему Азри поверил в эту историю и в общем-то оправдывать подобное легковерие состоянием тяжёлого стресса было глупо. В глубине души Азри давал себе отчёт, что согласился совсем не из-за добрых побуждений, а только потому, что ему как наркоману нужно было чем-то заглушить тоску и боль, а ничего лучше сомнительного и опасного образа жизни для этого помочь не могло.
Со временем он даже втянулся. Ходил на «стрелки» с заказчиками Лока, которые порой совсем не походили на бедных колонистов, иногда даже дело доходило до реальных разборок с применением того самого оружия, но судя по тому, что Азри был до сих пор жив, выигрывала команда Лока. Шли дни, Азри и вправду удалось приглушить свои болезненные эмоции активным образом жизни и постоянным риском. К чести Лока, он не занимался ничем более сомнительным, чем торговля оружия. Никаких наркотиков, рабов и прочего, только оружие. Так думал Азри до определённого момента, который резко изменил всё. Подробности можно опустить, но суть заключалась именно в том, что Лок то ли в один момент оступился, возжелав большей наживы, то ли он с самого начала умело дурил голову Азри, неизвестно. Вот только в один прекрасный день Азри узнал, что Лок совсем не такой честный контрабандист-оружейник, думающий о том, как помочь бедным колонистам, в реальности он оказался замешан в том, что Азри никак простить ему не мог, это претило неожиданно проснувшейся совести. Лок засветился в своей связи с работорговлей. И вот тогда Азри, до того бывший «ледяной тенью», резко вспыхнул, ожил, причём очень серьёзно. После этой вспышки Лок несколько недель провёл в больнице. Обратиться в полицию Азри не мог, потому что и сам был замешан в тёмных делишках, но всё же сказал Локу, что если тот ещё хоть раз попадётся ему на глаза в своей роли контрабандиста, то он его пристрелит. Что ж, всё же при новой встрече не пристрелил.
Но вернёмся в реальность.
В «Тиире» ничего не изменилось с тех пор, как Азри её видел в последний раз. Всё тот же старый, грязно-серый корабль, напоминающий собой большую таблетку, рассечённую в области носа надвое, утыканную всякими небольшими надстройками, антенами и даже парой оружейных башенок. Внутренности так же остались вполне привычными, довольно просторными, но всё же не на столько, чтобы ощущать себя на свободе.
Вслед за Локом Азри прошёл в кают-компанию корабля, где располагался небольшой бар, стол большой и пара столиков поменьше, большой экран для развлечений, несколько диванов и кресел.
– Вижу, ты ничего не изменил с тех пор. – Заметил Азри и ехидно добавил – Работорговля не приносит достаточно денег, чтобы обновить корабль?
На мгновение рывшийся с какой-то целью за барной стойкой Лок вдруг замер. Азри видеть этого не мог, так как барная стойка полностью скрывала невысокого илидорца, ко всему ещё и нагнувшегося, от его взгляда, однако услышать неожиданную тишину было легко. Кстати что ещё Азри насторожило – на корабле было просто невероятно тихо. Можно было предположить, что «чёртова дюжина», как любя называл свой экипаж из тринадцати индвидов Лок, просто сошла на берег отдохнуть, вот только вряд ли все бы отправились куда-то на такой скучной планетке. Это наблюдение тоже не вселило Азри каких-то хороших предчувствий.
– Мне кажется, мы пришли говорить не об этом. – Немного охрипшим голосом произнёс Лок, выйдя из-за барной стойки с двумя стаканами фиолетовой жидкости, один из них он протянул Азри – Кажется, тебе эта настойка нравилась ранше. – Азри машинально взял стакан, но пить не спешил.
– Именно, поговорить, а не пить. Выкладывай уже, что хотел такого важного сказать. Я всё ещё помню своё последнее обещание.
– Не горячись. – Примирительным тоном произнёс Лок, после чего уселся на диван. – Ты тоже присаживайся, выпей, не бойся, не отравлю – Как-то нервно хихикнул старый илидорец-контрабандист, что было совсем уж странно. И похоже он осознал свою ошибку. Однако, стерев с лица усмешку, продолжил. – Ладно, хватит шуток. Знаешь, я помню как когда-то ты меня выручил и сколько раз из передряг я выбирался только благодаря тебе. Признаться, не думал, что бывший пилот, пусть и военный, может быть ещё и хорошим бойцом на земле, с оружием в руках... – Задумчиво произнёс Лок.
– Если ты пригласил меня слушать комплименты, то не стоило, могу заплатить проститутке и попросить её расхваливать себя, и то приятнее получится. Моё терпение кончается.
– Да нет, ты послушай, я не про это хотел... – Илидорец с каждой минутой выглядел всё мрачнее, словно что-то грызло его изнутри, выедая жизнь и оставляя пустую оболочку из кожи. – Я вот о чём. Тогда ты помог мне, но и помог тебе. Я помню, ты рассказывал о своём прошлом. И помню почему дал тебе прозвище. Помню, что случилось с тобой, кому ты пересёк дорогу. – Илидорец неожиданно поднял на Азри свои каменного цвета глаза, пристально смотря, с вызовом.
Длаю же становилось с каждой минутой всё более отвратно. Он не хотел вспоминать, не хотел заново видеть образы того, что было. От некоторых моментов прошлого едва ли не появлялись фантомные боли. И вообще разговор не к добру, Азри начинал догадываться, к чему ведёт Лок, но догадка эта казалась просто неправдоподной и при этом крайне реальной.
– Что ты хочешь, Лок? – чётко спросил Азри, шагнув ближе к илидорцу и буквально выжигая его холодом своих синих глаз. – При чём тут они?
– Да при том, идиот! Они ищут тебя, ты им нужен, слишком ты много знаешь, слишком много видел. У тебя есть доступ к информации, ты важен. – Лихорадочно проговорил илидорец – Гюнтер ищет тебя, уже нашёл. Он долго оправлялся после удара ваших войск, когда тебя освобождали, потом долго искал тебя, но вот ты, чёртова ты знаменитость, чёртов новоявленный полицейский, чёрт бы тебя побрал за то, что ты появился в моей жизни... – Теперь речь Лока больше походила на бредни психа, вот только Азри вполне понимал, что бреда тут не так много.
Гюнтер? Освобождали? Что ж, это исчерпывающая информация для длая.
Некий Гюнтер являлся главарём «Чёрной метки», группы профессиональных наёмников. Именно эта группа стояла за нападением на конвой два года назад. Именно с этой группой вступил в бой Азри и его звено, когда прибыл на место последней дислокации флота. Именно эта группа наёмников когда-то захватила Азри, после того как он разрушил их зенитные системы на одной из баз. И они же пытались выбить из него информацию, как вскрыть те пресловутые контейнеры с каким-то новейшим оружием. Азри думал, что «чёрную метку» всё же ликвидировали, но, выходит, что нет. По видимому до Гюнтера так и не добрались. Кто такой сам Гюнтер? Никто толком не знал, что-то поговаривал, что бывший вояка из какой-то силовой организации людей. Но что все точно знали, что он просто маниакально упёртый, когда хочет чего-то добиться. И маниакально жестокий.
Но Азри отказывался воспринимать то, что сказал Лок. Слишком всё было неожиданно. Да какой там неожиданно, просто бредово! Главарь одной из крупнейших групп наёмников охотится на Азри? Неизвестного индивида, который разок перешёл дорогу наёмникам? Брёд! Хотя необычного. Учитывая информированность Азри, положение его отца, замешанность Азри в охоте Вермальтской внешней разведки на «Чёрную метку» и его вина в разрушении одной из баз...что ж, у Гюнтера правда были причины точить клыки на Азри. Только остаются некоторые вопросы. И один из них, при чём тут Лок.
– Допустим, я тебе поверю, но откуда ты знаешь про «чёрную метку», откуда знаешь про охоту её главаря на меня? Почему прилетел предупредить? Отвечай. – Со сталью в голосе потребовал длай.
– Всё просто, если посмотришь дальше своего носа... – Устало ответил Лок и, встав с дивана, протянул Азри терминал – Глянь фото из электронных писем.
Несколько озадаченный, Азри принял терминал в свои руки и открыл нужную директорию. То, что представилось его взору, по началу не было воспринято как что-то реальное. Всё было словно какой-то плохой сон, в котором отсутствует всякая логика. Всё больше Азри надеялся проснуться в своей постели и забыть этот неправильный сон, в котором спокойная жизнь в один момент рушится, причём, казалось бы, без всяких причин.
А с экрана на Азри взирали мёртвые глаза Хигинса, человека из команды Лока. Причём глаза были отдельно от тела. Точнее от головы, а вот уже голова да, отдельно от тела. Да и вообще всё тело бывшего инженера больше походило на разбросанный случайным образом, а после собранный в кучу конструктор лего. Тут несложно было узнать стиль работы одного гурталина, который был правой рукой Гюнтера по части карательных операций. Как его звали Азри не помнил, зато прекрасно помнил, каково это когда он работал с ним. Ну, как работал, пытался выбить то, чего длай не знал. Но волнует ли это садиста, получающего удовольствие от самого процесса?... Хотя слова «садист» и «гурталин» довольно странно сочетаются. Однако, признать его навыки определённо стоило, палач точно знал своё дело очень хорошо. Какое главное качество палача? Причинить максимальную боль, при этом не убив допрашиваемого и не сведя его с ума.
Очень быстр Азри понял, что не хочет видеть то, что было на экране терминала.
– Что это, Лок?.. – хриплым голосом поинтересовался Азри у своего бывшего товарища по оружию, а ныне врага. Вот только вместо ответа за его спиной прозвучал до зубной боли знакомый щелчок, с каким снимается с предохранителя оружие, а следом мрачный голос контрабандиста.
– Они считали, что раз мы работали вместе достаточно долго, то я должен знать, где тебя найти. Что ж, тут они были правы. А вообще, я не позавидую твоим друзьям, если они у тебя есть. Как видишь, от моей команды остался только я. Троих убили, остальные разбежались. Конечно, кто не разбежится, если будет знать, что из ожидает такое – Лок кивнул на терминал в руках Азри – Вот только в одном «чёрные» оказались неправы, они думали, что ты доверишься мне и я спокойно привезу тебя им тёпленького, но им невдомёк было, что мы расстались не лучшим образом. Но это неважно, важнее, что у меня нет выбора, ты должен оказаться у них любой ценой, лучше живым, иначе не жить мне. Эх, жаль ты не выпил своё пойло... – Искренне грустно произнёс илидорец качнув головой. – Как бы всё упростилось. Но, ничего не поделаешь. Оставляю выбор, пей это пойло и засыпай, или же мне придётся проделать в твоей голове дыру и доставить труп. – Несмотря на то, что голос Лока звучал уверенно, Азри видел, как вздрагивают у того руки, как сбивается дыхание. Лок был прекрасным контрабандистом, негодяем, лжецом, но не хладнокровным убийцей. На этом стоило сыграть.
– Слушай, опусти пушку, мы найдём выход, улетим в безопасное место и там всё обдумаем, найдём как спастись. – Азри сделал осторожный шаг навстречу Локу, но тут же остановился, когда тот тряхнул пистолетом и лицо того исказилось от вихря эмоций, словно его лицо было пластиком, рядом с которым провели потоком огня.
– Стой на месте! Ты ничего не сможешь, единственный выход это привезти тебя им и тогда меня оставят в покое! – Голос Лока уже конкретно дрожал.
– Не оставят, ты свидетель, а свидетели долго не живут. – С удивительным спокойствием ответил длай. – Последний раз предлагаю, опусти оружие.
– А иначе что, Харрос?.. Оружие у меня вообще-то. – Устало произнёс илидорец.
– Да, тут ты прав – согласился Азри. – Тогда, у меня остаётся один вариант, не так ли?.. Выпить ту дрянь, с чем она там, со снотворным, наверное. Одобришь?
– Разумный ход – согласно кивнул илидорец и махнул пистолетом, мол, иди. Сам тоже пошёл следом. И это было ошибкой.
Азри не спеша подошёл к столе, на котором оставил стакан с фиолетовой жидкостью, явственно пахнущей спиртом и чем-то ещё. Медленно поднял стакан, сам при этом шагнул чуть левее, так, что левая нога стукнулась о гравистул.
– Чокнёмся, нет? За твоё здоровье... – Азри медленно начал поднимать стакан к лицу, довольно театрально и медленно. То, на что он рассчитывал произошло, Лок сфокусировал своё внимание на стеклянной таре, оставив пистолет в прежнем направлении, даже не подумав продолжить смотреть в прицел. Он явно думал, что его взяла и противник повержен в пух и прах. Но был Лок всегда слишком самоуверен. Графистул лёгким толчком левой ноги катнулся к Локу, даже не ударившись, а коснувшись его. Это отвлекло и ввело в заблуждение илидорца, на мгновение отвлекая его. Этого должно было хватить. Быстрый шаг вправо, одновременно поднятая правая рука со стаканом выпрямляется, бросая тару в лицо илидорцу, а левая в этот момент стальной хваткой впивается в то место, что у огнестрельного оружия является затворной рамой. Всё видится словно в замедленной съёмке, вот он стакан, медленно ударяющийся о лицо Лока, вот пистолет, что Азри отводит влево от себя своей механической рукой. Вот, уже почти успех, так всё просто... А вот короткая синяя вспышка, обжигающая глаза, это выстрел лазерного пистолета. Пистолет достаточно в стороне от Азри, чтобы тот не получил луч в голову, грудь или прочее важное место, но всё же недостаточно, чтобы полностью избежать попадания. Пучок синего света словно сапфировый клинок вгрызается в плечо Азри, прожигает костюм, панцирь. От плоти исходит отвратительно пахнущий дым, луч прожигает длинную борозду по краю ключицы, верхней части передней дельты и существенно повреждая плоть в области средней дельты. Жгучая боль, совмещающая боль как кинетическую, от фотонного давления, так и термическую, пронзает левую сторону тела. В глазах мутнеет. Органическая рука бы разжалась, но к счастью у Азри не всё органика и потому левая рука пистолет не отпускает. Это спасает от второго выстрела, который проходит совсем близко, но не касается.
Пересиливая боль, не видя ничего за кровавой пеленой, Азри бьёт кулаком правой примерно туда, где находится голова Лока. Судя по обратной отдаче и тому, что пистолет стал неожиданно свободно двигаться волею левой руки – Азри попал. Воодушевлённый успехом длай дёргает пистолет на себя, а отчаянно цепляющегося за него Лока бьёт левой ногой в живот, заставляя того отлететь. Сам же Азри обратной отдаче удачно присаживается задницей об стол. Всё кончено. Длай наводит пистолет на поднимаюегося с пола Лока.
– Ты ошибся, решив, что всё будет так просто – Прошипел сквозь зубы Азри. В его глазах горит голубое пламя гнева, разумные мысли с трудом не выгорают напрочь от жара злости и боли, смешанных в один убийственный коктейль. Палец на спусковом крючке выбирает свободный ход и...останавливается. Мучительная дилема. Нет, никакой жалости, но нет уверенности правильно ли будет убить безоружного противника. Неуместная мысль, сомнения всегда плохи в бою, даже когда враг кажется поверженным, всегда нужно доводить дело до конца.
«Убей его, ведь он бы убил тебя не задумываясь» – говорит безжалостная часть, которая никогда не подводит в бою, которая сохраняет жизнь.
«Он безоружен, он беспомощен, ему некуда идти, его всё равно ждёт смерть. Оставь его, позволь попытаться жить, он не виновен в том, что его заставили напасть» – Говорит добрая, мягкосердечная, но от того слабая и уязвимая часть, но делающая Азри тем, кто он есть, а не оставляя его... Ледяной Тенью. Бездушным существом, которому плевать на всё, которое легко умрёт само и столь же легко заберёт чужую жизнь. Харрос... А не лучше ли быть холодным, бесчувственным? Ведь тогда тебя невозможно ранить. Чем ранишь того, для кого не существует душевной боли потому, что душа мертва? А физическая боль вызывает лишь первобытные инстинкты. Нет для такого добра, нет зла, есть только «я» и «остальные». Такой никогда не любит, он не способен любить, он мёртв, его сердце бьётся чисто механически, его кровь тепла килокалориями, но в остальном подобна жидкому азоту, который убивает, вымораживает всё, к чему прикоснётся. Но ведь хорошо, когда нет чувств, не так ли?.. Или всё же нет, может всё же без чувств плохо?.. Смысл жить не получая удовольствия? Да, там где удовольствие, там и боль, но без света нету тьмы. Без жизни нет смерти. Без смерти нет жизни. Но если выбрать смерть другого, останется ли своя жизнь?..Не физическая, внутренняя, так, которая заставляет получать удовольствие рядом с тем, кого любишь и чувствовать болезненное одиночество в иные моменты. Не факт. А живые эмоции стоят того, чтобы их сохранить. Нельзя убивать безоружного, этот принцип был для Азри слишком важен. Это было всё равно что убить что-то в себе. И без того слишком часто в душе был холод и смерть, не стоит забирать ещё больше тепла у себя. Убивать нужно тогда, когда без этого погибнешь, сейчас же Лок не представлял угрозы, он всё равно скорее всего умрёт потом.
– Ты... Проживёшь сколько сможешь. Не хочу марать об тебя руки. – С усилием, сквозь зубы и боль произнёс Азри, после чего перевёл пистолет в парализующий режим, благо он был. Короткая вспышка миниатюрной антенны и противник без сознания. Азри, морщась от жгучей, но немного ослабшей боли связал руки илидорца при помощи ремня от его же штанов, после чего запер в одной из кают и прострелил электронный замок. Ничего, выберется, если захочет, через вентиляцию, если додумается, а если нет, то всё равно скорее всего его найдут довольно скоро.
Теперь была главная проблема, появившаяся неожиданно.
– Чёрт... – Коротко выдохнул длай, взглянув на горящее болью плечо. К счастью лазер оказался не слишком мощный, потому не прорезал ткани, а скорее прожёг, потому ткани обгорели и запеклись, кровотечения не было, да и рана была не очень глубокой, но болезненной. И нет, несмотря на то, что рана запеклась, он движения плечом корочка лопалась и сквозь неё просачивались тонкие ручейки синеватой крови, словно слёзы на обугленной земле.
К счастью Азри помнил, где находится медотсек. Какому идиоту пришло в голову закрыть шкафы с медикаментами на замок?..Плевать. Удар механической рукой, даже не разряд, а целая электродуга боли в пелече и стекло рассыпается мелким крошевом. И ещё пара таких ударов, пока не появляется всего нужного по мнению Азри. В медпомощи длай понимал маловато, потому положился на свою интуицию и давние инструктажи из академии. Вначале плеснул на рану какой-то антисептик из бутылочки и с трудом сдержался, чтобы не взвыть от боли, на глазах выступили жемчужины слёз. Азри пожалел, что допустил ошибку и поспешил её исправить при помощи автоматического пневмо-лазерного инъектора с обезболивающим местного действия, которым спешно обколол рану вокруг, словно надеясь цепочкой уколов отгородить боль от остального тела. Это помогло, боль не исчезла, но стала тупой, застряв внутри цепочки уколов.
Что ещё сделать Азри не знал, потому просто залил борозду из балончика с биоклеем, а после наложил не очень аккуратную, но крепкую повязку. Особой надобности в этом не было правда, кровотечения как такового не было, лишь проступали через запёкшуюся плоть бисеринки синей крови. Завершающим этапом стали несколько больших глотков медицинского спирта, который хорошенько обжёг горло. Лучше обезболивающего не придумаешь в случае, когда понятия не имеешь, какие таблетки принимать. Ещё одну блестящую бутылочку алкогольного обезболивающего Азри прихватил с собой.
На несколько минут Азри устало привалился к столику, который наверное занимал местный корабельный врач. Понемногу спиртное начинало действовать, комната перед глазами начала покачиваться, по телу разошлось тепло.
– Бывало и хуже... – Пробормотал Азри и устало прикрыл глаза, но всё же переборол желание улечься прямиком на столе. Нужно было добраться до дома, передохнуть, отодрать от себя расплавленную на плече форму, выспаться и решать, что делать дальше. Хотелось приключений и развеять скуку? Что ж, за что боролся, на то и напоролся, Д'Хаворд.

Первый раз Азри очнулся ранним утром следующих суток. Каким образом добрался до дома Азри помнил очень смутно, обрывками. Кажется, кое-как он добрёл вчера до своего вихрецикла, периодически отхлёбывая спиртной трофей из медотсека, ибо цепочка из анестетика очень скоро перестала действовать, а взять с собой инъектор Азри просто не сообразил, не до того было. Доехать на вихрецикле с одной рабочей рукой? Если задаться целью то, похоже, возможно. Дома длай кое-как, снова потревожив рану, стянул с себя испорченную одежду и даже не расстеливая постель рухнул в неё, чувствуя себя так, будто бы он всё же умер, только кто-то забыл его забрать на тот свет.
Несмотря на дикую усталость сон не шёл. Ныло плечо, а мысли были подобны рою разъярённых пчёл, однако в один момент усталость всё же одолела боль и тревогу, затянув в тёплое забытие, в которое всё же просачивались абсолютно бредовые мысли, обрывки воспоминаний. В поверхностных снах царила разруха, кровь, искажённые обломки воспоминаний. Сон походил на торнадо из стеклянных осколков, режущих душу, мгновенно сдирающих с неё кожу до самых нервов. В итоге рано утром Азри проснулся абсолютно разбитый, да и употребление спирта не прошло бесследно – голова раскалывалась, а во рту было ощущение полнейшего заброшенного курятника, в котором отчётливо чувствовался привкус крови, похоже, острые зубы хорошенько прикусили язык, когда Азри пытаясь перебороть боль сжимал зубы.
Кое-как поднявшись Азри добрёл до ванны, перед этим прихватив свою личную аптечку, военную, приобретённую когда-то давно на экстренный случай, что ж, вот он и случился, случай этот.
И Азри пожалел, что зашёл именно в ванную, где было большое зеркало, ибо видок был тот ещё. Вокруг глаз, словно мокрая синяя гуашь, виднелись густые круги, а сами глаза были тусклыми, как у покойника.
На плече пятнами остались капли расплавленной синтетической ткани одежды, их Азри осторожно отскрёб от панциря при помощи пинцета из аптечки, оставив на их месте прожжённые каверночки.
– Никогда больше не буду носить синтетику, – поморщился длай.
Наконец, дошла очередь до раны, боль в которой пульсировала, но не жгла калёным железом. Очень осторожно Азри снял налепленную кое-как вчера повязку и понял, что лучше бы этого не видеть. При ярком свете и более здравом взгляде, не замутнённом болью, рана была явно более серьёзная, нежели казалась вчера. Во-первых, биоклей, который Азри щедро налил в рану, просто-напросто не прижился, а лишь сделал хуже. Он прилип к запёкшейся корке при вчерашних неосторожных движения постоянно понемногу отслаивался вместе с коркой, а под почерневшей плотью явно виднелись синие хлопья запёкшейся крови, удивительно было, что сейчас Азри вполне способен был терпеть боль. Сама рана оказалась так же глубже, чем казалось вчера, раза в полтора. К счастью, в военной аптечке обнаружился и инъектор, которым Азри вновь окольцевал рану в обезболивающее. После этого, Азри решительно убрал из раны весь биоклей вместе с коркой, из-за которой рана походила на творение неумелого кулинара, засунувшего мясо в перегретую духовку. Верх обуглился, а изнутри проступал кровавый сок, пахнущий металлом и гарью. А капельки крови на корке вполне можно было принять за диковинную приправу.
По мере отдирания корки рана снова начала гореть, даже несмотря на обезболивающее, но терпимо всё же.
Теперь, в здравом рассудке, идея повторно заливать такую борозду не казалась хорошей, вот только проблема, идеально подошедший бы для сшивания медицинский степлер отсутствовал и единственным вариантом оставалось просто тщательно залепить рану многослойной повязкой, что Азри и сделал, надеясь, что на удивление слабое кровотечение таки образом остановиться удастся. Под финал, в аптечке обнаружились таблетки нормального обезболивающего, которое тут же оказалось в организме.
Теперь, когда боль отступила впервые достаточно далеко, можно было отдохнуть ещё немного, чем Азри и занялся, на этот раз устроившись более удобно и...таким образом проспал пол дня.
Спешить было некуда, с Д'Сиарисом по поводу своего отъезда Азри не видел смысла говорить, слишком много пришлось бы объяснять. А то что уехать нужно Азри не сомневался, вот только стоял вопрос куда. Это длай решал за завтраком, лениво потягивая кофе и стараясь выесть приготовленный омлет, хотя кусок в горло не лез.
Куда можно отправиться? На Вермальт? Нет, вряд ли. Скрыться там безусловно легче всего, но это значило бы, что придётся там прятаться невесть сколько, потому что обращаться к кому-то с просьбами на Вермальте значило нажить себе ненужных вопросов. Другие варианты?.. В общем-то другой вариант был только один. Фельгейзе. Оттуда проще было следить за обстановкой, там были и те, к кому Азри мог обратиться за помощью без лишних вопросов. И в первую очередь... Элиот. Сам не зная почему Азри решил, что если и начать с чьей-то поддержки, то именно с Элиота. По крайней мере с ним у Азри вроде как складывалось вполне нормальное общение. Вот только перед тем как писать Элу, предстояло сделать пару мелочей, определиться с рейсом и...Немного вооружиться. На эти два простых действия Азри потратил почти весь день и в конце концом стал владельцем крупнокалиберного плазмо-кинетика «Молот-22». Сравнительно компактный пистолет для своей огневой мощи. По компоновке подобный древнему земному маузеру, у него точно так же блок боевого питания располагался перед рукоятью. Рукоять отведена под углом немного назад, ствольная коробка квадратная, с радиаторными прорезями. Ствол с импульсными компенсаторами на конце чуть выступает, имеется откидной калиматорно-голографический прицельный модуль. И стоит ствол целое состояние (маленькое состояние правда, но всё же), но на подобных штуках лучше не скупиться. И само собой Азри заказал билеты до Фельгейза, вылет ночью этих же суток, или скорее поздним вечером.
В конце концов домой вернулся длай только поздним вечером и тогда наконец сделал последние штрихи на почти законченной картине своих планов.
С помощью терминала в своей руке Азри отбил письмо Элу, надеясь, что он всё же дойдёт рано или поздно до проверки своей почты.
«Привет. Понимаю, что у тебя наверняка своих дел сейчас выше крыши и тебе не до моих просьб, но у меня образовалась небольшая проблема. Ты первый, к кому пришло в голову обратиться, и к тому же некоторые обстоятельства сильно сужают список лиц, которым можно на данный момент доверять. Писать подробностей не могу, надо обговорить лично. К утру буду на Фельгейзе, если ты не слишком далеко, может сможешь приехать. Если нет, то сам говори куда мне ехать. И пока не говори никому, что я прилетаю на Фельгейзе, на всякий случай. До встречи, напиши как решишь о месте встречи.»
Отправить.
Оставшийся вечер Азри потратил на то, что собирал вещи к окончательному и бесповоротному отъезду.
А ранним утром 398-х суток Азри, чувствующий себя мягко говоря не лучшим образом, заселился в довольно дорогой отель в самом центре Третьего города Фельгейзе, на предпоследний сверху этаж. Пока всё было спокойно, но чувство напряжённости не оставляло Азри ни на минуту.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Эрин ♀ Дата: Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:49:33 | Сообщение # 566    

Клан Созвездия Волка
Ранг: Зрелый волк

Постов: 2284
Репутация: 281
Вес голоса: 5
398е советские сутки, Фельгейзе
Часть I

Из неглубокого, но удивительно цепкого полусна-полузабытия, навеянного седативной компонентой обезболивающего препарата, Элиот выплыл не сильно позднее полудня. Не так много проспал, на самом деле, но только если не учитывать проведенные до того в бессознательном состоянии целые сутки.
Щеку ласково грел падающий из окна лучик Фальтиса. Эл приоткрыл один глаз и тут же зажмурился — свет снова больно уколол его, но теперь это уже не было столь странно, ведь звездный лучик был гораздо ярче тех тусклых ночных ламп, которые раздражали зрение всего лишь несколько часов назад.
И на этот раз зрачки-точечки полностью убрать дискомфорт помогли. Эл еще минут десять лежал на кровати с открытыми глазами, изучая скучный, серо-бежевый больничный потолок, никаким иным образом не выдавая того факта, что он уже проснулся. Впрочем, датчики не обманешь… но никого обманывать Элиот и не стремился. Он просто чувствовал себя слишком вялым, чтобы совершать какие-либо телодвижения. Даже просто повернуть голову, чтобы посмотреть, в палате ли сейчас находится тот визглявый старикан, казалось очень сложной задачей. Эл не чувствовал себя очень уж плохо, просто очень устало, измотано, и был бы совсем не прочь поспать еще немного. Голова его больше не мучала, даже не болела, а так, лишь напоминала своей тяжестью, что она все еще есть, все еще помнит и не одобряет того, как небрежно ею стукнули сначала о край барной стойки, а потом еще и об пол. Слегка подташнивало, но одновременно с этим хотелось есть. Странное, неприятное ощущение, но его вполне можно перетерпеть. С другим бороться оказалось сложнее — со скукой. Именно она в конце концов заставила Эла как-то вяло пошевелиться, слегка приподнять изголовье кровати, осмотреться.
«…жи! Лежи спокойно и не вставай! Я вызову охрану, слышишь, вызову!!!» — что же, сосед был здесь. Того, что Эл ухватил с его губ, вполне хватило, чтобы понять, что прекращать отфильтровывать голос Нэнрила еще явно рано. Судя по артикуляции, старик не кричал, но все-таки говорил довольно громко, с нажимом. Эл точно не хотел сейчас перенапрягать подобными звуками свой мозг, а на какой-то более вразумительный диалог с соседом, видимо, рассчитывать вообще не приходилось.
Эл уже начал было вяло раздумывать, как бы пошутить на тему того, что он не может встать с кровати физически из-за каких-нибудь «роботических» проблем, но от этого крайне важного дела его оторвал приход медсестры. Тоненькая, как тростинка, и черная, как уголек таними принесла ему…? И поставила на прикроватный столик…?
— … что это? — посмотрев на поднос, на котором размещались маленький, саморазогревающийся контейнер, ярко-розовый шипастый фрукт размером с яблоко и, судя по исходящему от поверхности жидкости ароматному пару, кружка горячего илри, как-то очень грустно поинтересовался Элиот.
— Ваш завтрак, — вполне тепло улыбнулась медсестра. — С добрым поздним утром, мистер Ривз.
— Я вообще-то уже вставал сегодня, — заметил Элиот. — Правда ненадолго и, очевидно, во вред себе. Где же завтрак, сеньорита? Что-то я здесь его не вижу.
Медсестра коротко вздохнула, нажала на кнопку, приподнимая изголовье кровати Элиота вместе с самим Элиотом еще выше, выдвинула из бортика обеденный столик, установила его над животом черноволосого.
— Не капризничайте, мистер Ривз, — с мягким неодобрением отозвалась она, по-своему истолковав недовольство Элиота. Быстро, ловко медсестра рассервировала более чем скромный даже по меркам мужчины-органика комплекции Эла больничный завтрак. — Это не ресторанные блюда, само собой. Но какие здесь положены, такие и положены. Приятного аппетита.
— Ну да, — негромко буркнул Элиот вслед удаляющейся в сторону двери медсестре. — Раз уж все равно потом включите это в счет, могли бы предоставить хоть какой-то выбор, хоть какие-то вариации. В размерах порции.
Но сколь бы смешон не был этот завтрак, а делать нечего, кушать все равно хочется, несмотря на то, что вместе с тем и мутит немного. Эл, не слишком спеша, разделался со своей порцией до последней крошки, но, конечно же, насытиться этим не смог даже и близко.
«Надо как-то решать проблему с продовольствием здесь, потому что, питаясь так целую неделю, я ноги протяну», — Эл переложил посуду на прикроватный столик, а надкроватный снова сложил. Отвлекся всего на несколько секунд, но…
Бррр. Как холодно, как мокро, как неприятно! Эл резко повернул голову влево, отчего шею немедленно свело болью, и узрел стоящего посередине комнаты Нэнрила, сжимающего в руке пустой стеклянный стакан.
— Ты офигел, старик?! — даже не зло, а просто очень-очень удивленно выдал Элиот. — Ты что, думаешь, что я от этого заржавею, и с кровати точно встать не смогу?
Судя по крайне самодовольному лицу Нэнрила, по его сощуренным глазам и по руке, уверенно и даже как-то победоносно сжимающей стакан, именно так он и думал.
«Надо же мне как-то обезопасить себя», — читая по губам, Эл очень четко представлял себе эмоции говорящего, основываясь на мимике последнего. Вот и сейчас, например, видел, что саахшвет говорит со злым сарказмом. — «Я должен быть уверен, что ты не сможешь пошарить по моим вещам, пока я буду на процедурах».
Что ответить на это, Элиот, с запозданием начинающий злиться, не нашел, и просто молча смотрел, как Нэнрил, вооружившись ходунками, ползет в сторону выхода, с трудом переставляя ноги. Никакой жалости, уважения к его возрасту Эл не испытал при этом и близко, а, напротив, даже почувствовал определенное злорадство по поводу его немощности.
«Не копаться в твоих вещах, говоришь?» — мстительно подумал он. — «А ведь хорошая идея! Тем более что этой ночью я видел на твоей тумбочке кое-что, что могло бы определенно пойти мне на пользу, компенсировать причиненную тобой моральную травму».
Вытерев свой торс и лицо все равно уже подмокшей стараниями Нэнрила простыней, Элиот развесил последнюю на пристенном бортике кровати, чтобы та могла просушиться, сам принял окончательно сидячее положение, свесив ноги к полу, и аккуратно соскользнул вниз, мягко коснувшись ступнями ровной поверхности больничного настила. Отыскав на полу тапочки, прихватив с собой медицинскую стойку, Элиот отправился на вражескую территорию — шуровать в прикроватной тумбочке соседа. То, что лежало утром на ее поверхности, ушлый старик уже съел сам, однако на нижней полке обнаружился другой полиэтиленовый пакетик со старательно свернутыми краями. Внутри него совершенно четко угадывались саухэллы — рыжие, вкусные, сладенькие саахшветские фрукты, очень популярные во всей Галактике. Вполне себе лакомство. Элиот съел их все, подчистую, не отходя далеко от места преступления, расположившись прямо на кровати вредного старикана, намеренно капая соком ему на простыню. Крайне довольный этим низким действием, киборг вернулся восвояси, устроился поудобнее на собственной кровати и смог там вылежать еще минут пять, прежде чем не начал скучать снова.
Кажется, отключаться от капельницы и идти на прогулку все-таки пока не стоит, еще слишком рано. «Несколько лет не проходящие головные боли» — да ну их к шуту! Какое облегчение, что отпустило, наконец, не надо никогда испытывать подобного больше! Если для избежания столь печальной участи надо полежать спокойно каких-то жалких несколько дней в койке — значит, надо полежать!
…но скучно.
Эл не придумал себе иного развлечения, чем ответить, наконец, на чертову почту.
«Интересно, а вот то, что мне проецируется на сетчатку, за экран считается?» — мельком подумал киборг, — «или этим мне тоже злоупотреблять не стоит, и лучше даже и вовсе на время отключить все информационные окошки?»
Первым на очередь к ответу стал Дик. Надо, надо, надо. Гадкое, но обязательное дело; Эл дольше тянул, чем писал сообщение. Прикрепить уже отредактированный отчет, отметить свое нахождение в больнице, гиперболизировав тяжесть своего состояния — мол, раньше-то я никак отозваться не мог, — и отправить.
Мама интересовалась, почему ее сын до сих пор не на Марсе, хотя и собирался туда уже давно. Эл несколько раз начинал и стирал ответное сообщение, не зная, как бы так мягко обозначить свое нынешнее состояние. Факт пребывания в больнице Эл и не думал от родителей скрывать, но вот позорную историю с наркотиками больше всего на свете хотел бы придержать при себе. Это возможно…? Возможно, почему нет. Теперь, когда он уже в сознании, медперсонал не может обсуждать его здоровье даже с его ближайшими родственниками за спиной, через его голову. Что Эл захочет, то сам расскажет. Правда, остается еще Джон, неизвестно насколько хорошо способный сохранить доставшиеся ему сведения в тайне.
«Все хорошо. Не волнуйся, но на Марсе я точно не буду в ближайшую неделю. Ударился головой, заработал сотрясение — ничего страшного, никаких внутренних повреждений я не получил, надо мной тут уже провели все тесты. Но теперь я должен отлеживаться в больнице, а они должны за мной присматривать, чисто на всякий случай. Я даже позвонил Эйне, и она приедет, чтобы окончательно поставить то, что все со мной в порядке. Вот только у меня здесь сперли терминал, так что видеозвонков от меня теперь ожидать нельзя.»
Азри. Теперь от него значились целых два сообщения. Эл ознакомился с обоими, прежде чем начал отвечать, и, как выяснилось, не зря — смысл второго в пол вбивал важность первого.
«Шпионские игры? Ха, а говоришь, что это у меня тут жизнь насыщенная.
С местом нашей возможной встречи вообще никаких вариантов — Фельгейзе, Третий город, седьмой район,», — на этом месте Эл сделал паузу, чтобы свериться с навигационными картами и узнать, наконец, в какой же именно больнице он все-таки лежит. — «Жейвенская Государственная Больница. Палата номер шестнадцать, и с другими ее местными жителями ты меня точно не спутаешь. Приходи в гости, время посещения меня свободное.
Вообще-то место чудовищное.
МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕ КОРМЯТ».
Отправить.
Больше ничего ценного в почте не было, только десятки невскрытых сообщений от Джона и от Дика. Эл занялся ими, а после завершения дел с почтой скучал не так уж и долго, поскольку Азри приехал так быстро, как черноволосый ожидать никак не мог. Длай не копался, но и не то чтобы такая оперативность удалась легко — ведь выспаться ему, которому данное действие было просто жизненно необходимо из-за катастрофического недостатка сна в последнее время, не дало именно сообщение Элиота, пришедшее на терминал. Даже не глядя на него, длай знал, от кого оно пришло, вот только содержание оказалось очень неожиданным. Азри надеялся, конечно, что Эл будет находиться где-то на Фельгейзе, но... в больнице? Это было крайне неожиданно. Что же должно случиться, чтобы киборг попал в больницу? По крайней мере, для не слишком разбирающегося в тонкостях работы кибернетического организма Азри это было очень странной новостью, он-то думал, что киборга почти нереально вывести из строя.
Впрочем, подумать Азри себе не дал. Едва ли только он прочёл сообщение Эла, как тут же сполз с кровати, с такой скоростью, словно была объявлена боевая тревога. Длай напрочь проигнорировал такую необходимую ему сейчас вещь, как завтрак, экономя время, хотя совершенно забыть о приёме пищи себе не позволил, лишь перенёс его на более позднее время. Что там Эл писал? Не кормят? Что ж, может тоже что-то перепадёт и ему из запасов Азри.
Быстро сполоснув своё не лучшим образом выглядящее лицо, синие круги вокруг глаз на котором не только не исчезли, но и, кажется, стали более чёткими (хотя куда уж чётче?..), длай кинулся одеваться. В свой сегодняшний наряд он включил, пожалуй, всё исключительно натуральное, без синтетики, ибо об ожогах от оной ему всё ещё напоминало его плечо, даже не думавшее о том, чтобы перестать болеть. И, более того, через кое-как наложенную повязку местами чуть проступали синие подтёки, напоминая о том, что, по-хорошему, дорогой Азри, такие раны необходимо зашивать, иначе они никогда не срастутся нормально. Благо ещё, что довольно твёрдые кожные покровы длай не позволяли ране расходиться ещё сильнее при движении.
В конце концов, морщась и кряхтя, но не теряя темпов от этого, Азри облачился в чёрные штаны военного образца, довольно плотно обтягивающие, но при этом толстые, хотя ни то, ни другое ничуть не стесняло движений, в эдакое подобие чёрно-серой футболки, повторяющей очертания панциря и имеющей на груди, спине и животе твёрдые вставки, и в куртку из толстой синтетической кожи, настолько качественной, что вряд ли кто-то вообще способен был отличить эту кожу от кожи, снятой с трупа какого-нибудь зверька. Хотя нет, куртку Азри надел несколько позже — перед этим он натянул на себя подмышечную кобуру под свой «Молот». И трижды проклял и своё плечо, и кобуру, потому что при некоторых движениях ремень кобуры очень неудачно начинал давить на рану, но отказаться от ношения при себе компактного оружия Азри не смог. Ремни он настроил под себя ещё когда приобрёл кобуру, теперь лишь подтянул потуже, после чего засунул в неё почти полуторакилограммовый плазменный пистолет, усевшийся просто идеально. Длай попробовал быстро выдернуть оружие из кобуры и остался доволен. И вот уже после этого он натянул на себя кожаную куртку, металлические детали которой, коих было довольно много, характерно звякнули. В спокойном состоянии куртка идеально прикрывала кобуру, разве что в сидячем положении рифлёная, тяжёлая рукоять пистолета начинала торчать, и при движениях выдавался характерный рельеф, но все это не было критичным.
Заключительным штрихом сборов Азри бросил в чёрную сумку свою винтовку и что-то из еды, которые прихватил с собой с Анураха. И, надев тонкие чёрные очки, плотно прилегающие к лицу и застёгивающиеся под гребнем, имеющие проекционной слой и способные подключаться к другим устройствам, чем Азри не забыл воспользоваться, синхронизировав их через свой визор, который положил в карман куртки, с пистолетом, быстрым шагом вышел из номера. Ну, вообще не очень быстрым, Азри порой конкретно пошатывало, причём неизвестно от чего: то ли от обезболивающего, которым он закидывался, похоже, уже немного больше, чем нужно, хотя особой надобности не было, то ли от усталости и внезапного спрыгивания с кровати. Но через какое-то время шаг длая все же обрёл твёрдость и даже некоторую механизированность, словно Азри шёл не по коридорам и улицам, а по парадному залу воинской славы или чему-то подобному, где неплохо было бы маршировать. В итоге сборы и выход из гостиницы к заказанному флаеру заняли у Азри от силы минут десять, может даже меньше. Полёт до клиники от длая никак не зависел, никак ускорить его он не мог. Но всё равно дорога не заняла слишком большого промежутка времени: минут через двадцать Азри прошёл через раздвижные двери и направился к стойке регистратуры, где совершенно на автомате прошёл процедуру внесения себя в базу путём предъявления паспорта и последующей сдачей дыхательного анализа на инфекции. Хорошо, что почти все следы принятого вчера алкоголя успели выветриться и не беспокоили окружающих. А вот сам довольно воинственный вид облачённого по всё чёрное, да ещё и вооружённого крупнокалиберным пистолетом, который всё же так и норовил показаться из-под куртки, Азри, явно смущал принявшую его медсестру. Но самому длаю было не до этого, не только весь путь, но и регистрационные процедуры он прошёл почти на автомате, при нахождении в котором его снова посещали не очень приятные мысли и воспоминания, а именно память о том, как он сам оказался в госпитале, утрированно собираемый едва ли не по кусочкам, и какого было незадолго до того.
По правде говоря, с тех пор Азри не переносил больницы. Один только характерный запах этих заведений был ему неприятен, и привыкнуть к нему оказывалось нетривиальной задачей. А ещё было такое чувство, что жизнь будто бы заново проходит одни и те же моменты. Тут и там чувствовались отголоски прошлого. Те же наёмники, снова ранения, снова больница. Только теперь всё перемешано заново и иным образом, словно взяли прошлые события, кинули в мясорубку и после этого слепили новые котлетки-воспоминания из тоже же мяса, но только уже другой формы.
К сожалению, ходить по больнице «на автомате» уже не получилось, ибо обнаружить необходимую палату оказалось непросто, очень непросто, и в конце концов даже пришлось прибегнуть к вопросам, адресованным персоналу. Лишь тогда Азри наконец-то сообразил и нашел, куда ему следует идти.
Теперь длай шёл медленнее, более осторожным, но всё ещё немного механическим шагом. Было сложно от того, что он даже конкретно не знал, чего именно хочет от Элиота. Что тот может ему посоветовать? И что вообще спрашивать? Или не спрашивать, а просто рассказать о ситуации и понадеяться, что Эл подскажет что-то такое, что не пришло в голову самому длаю? Но прийти к какому-либо выводу Азри не успел, потому что ноги принесли его к нужной палате.
Сначала Азри остановился перед самыми дверями, всматриваясь в помещение, пытаясь понять, туда ли он пришёл, и далеко не сразу понял. Отчего так? Просто Эла он узнал не сразу, но только не из-за каких-то внешних признаков, а скорее из-за обстановки. Даже сейчас, видя Эла в палате больницы, лежащего на койке, Азри не очень хорошо мог уложить в голове, что он тут делает. Но всё же, переборов некоторое удивление и убедив себя в том, что это Эл, Азри наконец вошёл в палату. С другой стороны, не так уж долго продлилась его заминка у входа, не более десяти секунд.
Войти-то вошёл, да так и застыл в нескольких метрах от кровати Эла, не зная, что именно сказать и что сделать. Уставшие мозги совершенно не желали придумывать что-то оригинальное. Да и телу, похоже, несмотря на усталость, оказалось проще застыть каменной статуей, нежели предпринять самоличную попытку занять более удобную позицию. Другими словами, Азри смутился, но всё же через ещё несколько долгих мгновений явил миру свой голос.
— Что ж, не знаю, можно ли сказать «добрый день», учитывая, что ты торчишь в этой... хм... заднице мира, пропахшей антисептиком и таблетками, — произнёс Азри немного хрипловатым и уставшим голосом, после чего сделал неопределённый жест левой рукой, словно обведя ею унылую больничную комнату и тут же еле слышимо зашипел, сжав зубы – прожжённое плечо отозвалось неожиданно резкой болью на такое простое движение.
— Ой, не надо про запахи, — заметил Эл, недовольно дернув левой бровью. — Только я начинаю принюхиваться, как что-то меняется, или кто-то это неудачно комментирует. И все мои старания идут насмарку.
Черноволосый разглядывал Азри более чем откровенно, очерчивал взглядом его силуэт совершенно без стеснения. Совсем немного удалось им пообщаться лично, однако кое-какой внешний образ Азри в голове Элиота уже сложился, и то, что он видел сейчас перед собой, этому образу совсем не соответствовало. Черная кожаная куртка с большим количеством металлических вставок, молний, даже цепей, модные темные очки и совершенно явственно выдающаяся под одеждой кобура с отнюдь не маленьким запрятанным в нее оружием. И еще большая сумка на плече. Азри выглядел так, словно собирался отправиться в какое-нибудь долгое и одиночное путешествие по опасной планетке типа Ганнета, передвигаясь по ее просторам исключительно на мотолете или на чем-то вроде него.
— Если что, то я не заразный, и сесть рядом со мной ты можешь, — Эл кивнул головой в сторону колченогой табуретки, на которой этой ночью уже сидел Джонатан. И снова прострелило шею, опять, опять…! Вот как можно помнить, что ей нельзя двигать, если в спокойном состоянии она никак не болит?! Элиот болезненно поморщился. — Что за спешка, секретности, Аз? Я вообще ничего не понял.
— Честно говоря, даже не знаю, с чего стоит начать, чтобы было понятно, — Азри заговорил с небольшой задержкой, ибо его несколько выбил из равновесия слишком уж пристальный взгляд Эла. Длай к таким не привык и вначале даже подумал, что что-то с ним не так. Продолжать говорить Азри не спешил, решив для начала воспользоваться приглашением Эла присесть, вот только в глазах длая памятник лучшим традициям построения травмоопасной мебели в виде табурета — к слову, такой мебелью Азри пользоваться как-то и не доводилось, что удивительно, — выглядел сомнительно. И всё же, после того, как Азри снова окинул помещение взглядом, стало ясно, что иного места размещения не было. Поставив на пол сумку, внутри которой явно звякнул метал корпуса винтовки и прошуршали пакетики с тем, что Азри успел прихватить с собой, он передвинул табурет так, как посчитал нужным, осторожно уселся на него, чуть поёрзал.
Ответ на вопрос Эла, который Азри пытался продумать по дороге в том или ином ракурсе, всё ещё не сформировался, однако уж теперь времени на раздумья не осталось, и потому Азри решил сказать всё максимально просто и по сути, а дальше уж пояснить подробности.
— Да в общем-то ничего особо спешного, просто тут небольшая проблема появилась вчера вечером, в виде одного знакомого, который не по своей воле пытался прострелить мне голову. Кстати, ему почти удалось. — Азри совершенно неуместно фыркнул, что явно означало усмешку, прозвучавшую, впрочем, довольно жалко. — Однако он, как можно догадаться из сказанного, делал это не по своему разумению. Короче говоря, я очень сильно нужен некой "Чёрной метке". Может, доводилось слышать когда-то? Это так обозвала себя группа наёмников. А теперь лучше задавай вопросы, потому что я не знаю, с чего начать, и даже не знаю, что хочу от тебя услышать. К вопросу о том, к чему секретность — думаю, ты сам понимаешь, что мне сейчас лучше не афишировать своё присутствие в том или ином месте, в первую очередь для безопасности окружающих. И должен сразу извиниться за то, что на тебе мой приход тоже может плохо отразиться, хотя надеюсь, до этого все же не дойдёт, — к огромному собственному удивлению, Азри удавалось отвечать на вопросы Эла настолько спокойным и даже скучным голосом, будто бы рассказывал он не о том, что на него охотятся наёмники, а скорее о прогнозе погоды, просмотренном по телевизору.
— «Черная метка»? — переспросил Эл. — Нет, никогда не слышал. Если ты рассчитывал на мой пиратский опыт, то очень зря, — киборг чуть усмехнулся. — Те, кого мне довелось узнать, от советской зоны далеки так же, как гурталины от балета. Я даже не знаю, что у тебя спрашивать, потому что до сих пор ничего не понимаю. Значит, на тебя покушались и все еще продолжают охотиться; ты выглядишь так, будто бы собрал все самое важное, что у тебя было, сидишь на мешках и готов в любой момент рвануть куда угодно. Непохоже, что ты выбрался на Фельгейзе просто покутить на выходные. И… что? Ищешь укрытие? Где живешь-то? Надеюсь, чипом в том месте не светил? Хотя все равно то, что ты в Третьем городе, твоя «Черная метка» легко может узнать и, может быть, уже знает. Раз уж это такие серьезные ребята, что так быстро сумели выследить тебя в твоей ссылке. Как ты вообще ухитрился перейти им дорогу?
— Я начну с самого начала, если у тебя есть время, — кивнул Азри и, позабыв, что сидит на крайне неустойчивой мебели, попробовал было откинуться на несуществующую спинку, однако вовремя спохватился и успел поймать равновесие. Однако учитывая то, что разговор предстоял долгим, а в горле, несмотря на высокую влажность воздуха, почему-то было очень сухо, длай первым делом обратился к своей сумке, не в последнюю очередь для того, чтобы развеять явно возникшие сомнения Эла по поводу её содержимого. Из сумки Азри достал закрытую саморазогревающуюся кружку с кофе, которую поспешил активировать, нажав на кнопку под дном. Кружка щёлкнула, зашипела, и спустя полминуты Азри отодрал пластиковую крышку, наводняя больничную комнату довольно приятным запахом кофе, и отпил немного горячего напитка.
— Если хочешь, угощайся чем-нибудь, может, найдётся что-то на твой вкус. Надеюсь, сюда не запрещено было протаскивать еду, — новый глоток кофе. Всё, теперь длай был готов приступить к повествованию, закончив своё лирически-кофейное отступление, не слишком-то уместное в рамках довольно серьёзного разговора.
— Ну так давай сюда сумку, — Эл протянул руку в сторону оной, сделал несколько хватательных движений пальцами по типу детского «дай-дай». — Как я, по-твоему, дотуда дотянусь?
Вообще-то Элиот мог. Мог встать с кровати или сильно с нее свеситься и перетащить сумку наверх, к себе, ухватив ее за ручки и надеясь, что собственная голова при этом не свалится с шеи, с которой явно что-то не в порядке, и которая таких смелых действий определенно не простит. Мог — но кто тут, в к конце концов, больной, а кто посетитель?! Пусть помогает.
Азри помог, довольно лениво привстал с шаткой табуретки, прихватил сумку за ручки и перенёс ее прямиком на кровать Эла.
— Только осторожно, там на дне сумки не совсем еда лежит. Хотя можешь и не осторожно, всё равно не пальнёт. Не знаю, ешь ли ты вообще подобное — это я про еду, конечно, не про винтовку, — акт передачи ещё немного задержал рассказ Азри, но не сильно. Эл подвинул сумку к себе еще ближе, заглянул внутрь, но закапываться в продовольствии и выискивать обещанную винтовку пока не стал.
— В общем, так, — Азри пододвинул свой табурет поближе к кровати, сокращая расстояние до Эла и тем самым позволяя себе говорить потише: не хотелось, чтобы слишком много индивидов слышали то, что он собирался рассказать. — Два года назад, примерно, я был вполне обычным пилотом во флоте Вермальта. Командовал звеном истребителей. И в один прекрасный день меня вызвали в штаб по тревоге. Опущу подробности, они не важны. Но суть в том, что в одном из секторов кто-то перехватил военно-научный конвой, наш, Вермальтский. Конвой перевозил какую-то очередную разработку, причём довольно... опасную. Не могу посвящать в подробности, да я и сам их не знаю, моё дело маленькое — делать то, что прикажут. А приказали мне с маленьким отрядом на несущем крейсере прибыть в квадрат и посмотреть, что произошло. Из ниоткуда появился крейсер, вражеский, атаковал. Мы приняли бой, понесли потери. Мой истребитель подбили, я рухнул на планету. И тут самое большое расхождение с официальной версией. Рука, — Азри приподнял свою левую конечность и чуть покрутил ею в воздухе, что вновь отозвалось болью в плече, и длай непроизвольно протянул к нему правую ладонь, коснувшись куртки. Боль чуть отступила, и он продолжил. — При аварии меня не так уж сильно повредило, и рука моя ещё была при мне. Но мне надо было как-то выбираться с планеты, а вытащить меня оттуда не могли из-за зениток планетарных. Вариантов не оставалось: либо подыхать на планете от голода и прочего, либо попытаться подохнуть в бою, ибо вероятность выжить в одиночку против подготовленных наёмников явно была мала. Но, как видишь, я ещё жив, из чего можно сделать вывод, что я как-то всё же выиграл тот раунд борьбы. Опять же, не буду вдаваться в подробности насчёт того, что было тогда. Если захочешь, расскажу в более уютной обстановке. — Азри вновь отхлебнул кофе и продолжил. — Я кое-как прорвался на базу наёмников и вывел из строя генератор, питающий зенитки. Обрадовался, пошёл на выход с базы ждать, когда прибудет спасательная команда... — Теперь Азри задумался на целую минуту. Сейчас он явственно вспомнил тот момент, когда поток излучения буквально сжёг дотла его левую руку, вспомнил боль. Вспомнил то, что было потом. Охрипшим голосом он вновь возобновил свой рассказ. — Когда я уходил, недобитый ублюдок из наёмников пальнул мне вслед из тяжёлого лучевика. Мне напрочь испарило левую руку, и я отрубился. Очнулся через некоторое время в какой-то комнатке, привязанный, вроде, к креслу. Я плохо помню тот момент. И вообще я мало приходил в сознание на достаточно долгое время. Со мной общался один гурталин-отморозок, правая рука Гюнтера, главаря «Чёрной метки», если, конечно, общением можно назвать вытаскивание палачом из твоей тушки информации. Знаешь, у этого отморозка прямо талант выбивать информацию был. Самородок, ничего не скажешь. — В голосе Азри временами начали проскакивать немного истерические нотки, которые он поспешил задавить, правда, удалось это ему далеко не сразу. Длай несколькими резкими глотками допил содержимое своей кружки и продолжил уже спокойнее. — Что хотел знать Гюнтер? Он думал, что я знаю, как вскрыть те контейнеры, что наёмники получили, разбомбив конвой, вот только я и понятия не имел, иначе бы, наверное, не выдержал и рассказал. Но само собой, мне не верили. На моё счастье, штурмовая спасательная группа всё же добралась до этой чёртовой планетки и вызволила меня. Потом не менее сотни суток меня лечили в госпитале, получилось совсем неплохо, как видишь. С тех пор ненавижу больницы, — Азри тихонько рассмеялся, снова очень неуместно. — Так, что дальше-то... — длай задумался на некоторое время, вспоминая, что ещё бы неплохо рассказать.
— Ах да, что касается того, как я пересёк им дорогу — думаю, тебе понятно теперь должно быть хотя бы отчасти. Ведь если бы не я, то никто бы не узнал о местоположении их базы, не узнал бы, что это именно «Чёрная метка» напала на конвой. С моей подачи за ними начала охоту наша внешняя разведка. Вообще, я думал, что всю «метку» перебили уже давно, ан нет, как видишь. Думаю, у них есть причина точить на меня зуб, да? Ну и ко всему, они наверняка узнали про меня побольше с тех пор, и поняли, что через меня очень многое можно узнать, поскольку узнали, кто мой отец такое, и что через меня можно добраться и до него. Шутка ли, быть приближённым к военному совету Вермальта. — Азри устало провёл ладонью по лицу и только теперь понял, что так и не снял очки. Вздохнув, он коснулся сенсора на дужке, и очки на переносице разделились надвое, отъезжая в стороны и открывая миру голубые, уставшие глаза. — Укрытие — это, конечно, хорошо, но только я не собираюсь сидеть на жопе ровно и ждать непонятно чего. Нужно понять, как добиться того, чтобы они оставили меня в покое. Если бы я знал, где эти твари сейчас находятся... — Последнюю фразу Азри произнёс гораздо тише, в его голосе явно слышалась жгучая злость, словно говорил Азри не при помощи воздуха, а извергал из себя пар испарённой раскалённым добела металлом воды. Снова пауза. Глубоко вздохнув, Азри усилием воли заставил себя остыть и заговорил спокойно. — Наверняка они уже знают, где я, но скорее всего время у меня еще есть. Они хоть и отморозки, но думать головой умеют и не сунутся напролом, расстреливая всё подряд в центре крупного города. А остановился я пока в гостинице, тут, недалеко, в центре города. Сегодня утром приехал только.
Теперь Азри перевёл неопределённый взгляд непосредственно на Эла, безуспешно надеясь заглянуть тому в глаза, и задал тот вопрос, который его волновал в данном случае очень сильно.
— Ты ведь не думаешь, что я сошёл с ума и несу горячечный бред, нет?
— Нашел, у кого спросить. У меня вполне и галлюцинации могут сейчас быть, откуда я знаю, — коротко хмыкнул Эл. Рассказ Азри произвел на него сильное впечатление. То, что в на первый взгляд спокойном, холодном, но по сути все же взрывоопасном бывшем военном скрывается едва ли не национальный герой, мужчину удивило. Азри, Азри, тихий омут… сколько в тебе еще сюрпризов? Вот уж точно, истинный представитель расы длай — индивид, чья внутренняя суть накрыта темным, глянцевым коконом, разглядеть содержимое которого можно, только если подойти совсем близко. Эл не считал, что уже подошел вплотную к его гладкой, стеклянной, отражающей внешний мир стене, но приблизился, и уже определенно начинал видеть за ней какие-то тени. — Но если ты реален, то я тебе верю. С психами за свою жизнь я уже наобщался, распознаю душок безумия по одному короткому взгляду. Ладно, ситуация прояснилась… чуть-чуть. Но самого главного я все равно так и не понял. Почему ты ко мне пришел? Я не полицейский больше, не ищейка, не военный. У меня нет связей твоего отца — и, наверное, на твоем месте я бы обратился в первую очередь именно к нему. Не просто же ты мне выговориться пришел, правда? Послушать я могу, пожалеть могу. Через недельку и в бар с тобой сходить, еще куда-нибудь, отвлечь. Но еще что-то сделать…? Не пойми меня неправильно, я был бы рад тебе помочь, но сейчас не имею ни малейшего понятия, как можно облегчить твою задачу. Разве что могу настоятельно посоветовать тебе никогда не оставаться одному, в том числе и в гостинице, и предоставить тебе временный кров вот на этой табуреточке. Не знаю, может у меня сейчас голова не работает, — Эл легонько стукнул себя согнутым указательным пальцем по левому виску. — И у нее, к слову, есть на то все основания. А может из меня просто стратег никудышный.
— Я уже говорил, что и сам не знаю, что хотел услышать. Хотя не скажу, что пришёл зря, по крайней мере я уже не чувствую себя в плохом сне, который неизвестно когда начался. Теперь хотя бы ясно, что это реальность и мне всё это не мерещится. И, кажется, мне было нужно кому-то это рассказать, так что спасибо уже за то, что выслушал, — Азри слегка шевельнул своими приротовыми отростками в знак специфической улыбки.
Почему-то ему стало немного жарко. То ли сказывались нервное перевозбуждение и стрессовая мобилизация ресурсов организма, то ли правда в помещении было слишком тепло, чтобы сидеть в куртке, но Азри решил стянуть с себя толстокожий элемент гардероба. Куда пристроить свою куртку, он не нашёл, потому просто положил её себе на колени. Единственным минусом раздевания было то, что теперь кобура со стволом внушительного вида торчала на всеобщее обозрение, но Азри это не слишком волновало. Более того, чувствовал себя теперь он гораздо более комфортно.
It doesn't matter what you've heard,
Impossible is not a word,
It's just a reason for someone not to try.©
 Анкета
Вольф_Терион ♂ Дата: Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:52:12 | Сообщение # 567     В браке
Ранг: Зрелый волк

Постов: 1007
Репутация: 130
Вес голоса: 4
398е советские сутки, Фельгейзе
Часть II

— Молот-22? — немедленно опознал оружие Элиот. Ну, точнее не он, а его система, но какая уж тут разница…? Рукоять, фрагмент ствольной коробки, конец ствола с компенсаторами — этого было вполне достаточно, чтобы однозначно идентифицировать модель. — Солидно. Неплохо ты вооружился, да еще, говоришь, и винтовку прихватил… Ну да. Я бы на твоем месте тоже предпочел бы не оставаться с голыми руками.
— На самом деле, кроме функции самоудовлетворения наличием большой пушки, этот ствол вряд ли как-то поможет. Так что, могу сказать, что я взял его больше из эстетических чувств. Могу тебе такой же подарить, если хочешь, — усмехнулся длай. — Тебе бы не помешало иметь какую-нибудь стреляющую игрушку под рукой, мне кажется. — Последней фразой Азри скорее выдал свои беспокойства, нежели конкретное мнение. Его волновал ещё один фактор, который стоило бы учесть, но не сейчас, нет.
— Почему?
… и все же прямой вопрос Эла вынудил Азри дать объяснения по поводу своего беспокойства.
— Надеюсь, что до этого не дойдёт, но... мой приход к тебе... может негативно сказаться на всех. Если уж эти отморозки добрались до тех, с кем я хреново разошёлся, да и работал не слишком долго, то я не исключаю варианта, что они могут начать работать по моим последним контактам. А учитывая то, что наше знакомство в составе одного отряда стажёров широко освещалось прессой, найти тех, с кем я контактировал последними, будет несложно, — виновато произнёс Азри. — Прости, не подумал об этом заранее, а теперь уже лучше подстраховаться. И вообще, нужно найти способ как-то защитить вас всех, тебя, Дженнифер, Санемику... Не говорю, что точно всё совсем плохо, но подстраховаться будет не лишним. Так что ты имеешь полное право меня ненавидеть за то, что я появился. И всё же я бы посоветовал тебе тоже обзавестись оружием, на всякий случай.
Что же касается более ранних слов Эла, то Азри, как он уже сказал, сам не знал, что хотел получить от этой встречи. Глупо было надеяться, что Эл как по маху волшебной палочки сможет в один момент решить все его проблемы, но ведь в глубине души Азри на это и вправду надеялся, хотя разумом понимал, что это невозможно, и потому ответ Эла его ничуть не удивил.
Подумав, Азри добавил:
— Вообще я подумываю попробовать постучаться в полицию, вдруг они воспримут дело серьёзно и чем-то смогут помочь. Но у меня большие сомнения на этот счёт, слишком уж всё странно и неожиданно, да и доказательств у меня почти никаких прямых нету относительно того, кто по мою душу идёт и зачем. Так, лишь свидетельства контрабандиста, который хотел меня застрелить, фотографии нескольких трупов и кое-какие материалы относительно самой "Чёрной метки". Но не думаю, что этого достаточно для возбуждения дела в полиции, — Азри чуть пожал плечами и тут же пожалел об этом: плечо снова пришила нить огня. Длай вновь машинально коснулся плеча пальцами правой руки и с неудовольствием отметил, что на пальцах осталось что-то влажное, немного, но, учитывая повязку под "футболкой", это не говорило ни о чём хорошем. — Ах да, ещё дырка в теле есть, то ещё доказательство. В общем, не знаю пока, нету у меня плана действий ещё, слишком всё неожиданно свалилось. Хотя за предложение поторчать в больнице тоже спасибо, приму к сведению, только не уверен, что врачи будут рады моему присутствию здесь. Но с другой стороны, тут хотя бы не будет дико скучно, да и как-никак живые индивиды везде, тут ты прав, одному оставаться не стоит. Вот только в гостинице торчать с кем-то мне не светит, — снова усмехнулся Азри. — И вообще, чего мы всё о моих проблемах? Теперь твоя очередь, рассказывай, как ты докатился до жизни такой, что лежишь в больнице? По правде говоря, ты мне представлялся несколько более... неуязвимым, — честно признался Азри и решительно привстал, чтобы произвести захват чего-то из своего имущества, лежащего в сумке на постели Эла. Захват оказался не слишком удачным, ибо в руках оказалась вакуумная упаковка с брусочком белкового пайка со вкусом жареного мяса, но тоже ничего, сойдёт, теперь можно и слушать со спокойной душой. Ну, спокойной для данной ситуации.
— «Неуязвимым»? — усмехнулся Эл, вскинув вверх одну бровь. — Вот и мой сосед по палате называет меня не иначе, как «роботом», разве что иногда добавляет к этому определению всякие забавные эпитеты. Нет… к сожалению, как видишь, о неуязвимости речи не идет. Все прошлые сутки я валялся здесь без сознания, так что, сам понимаешь, ознакомиться раньше с твоим последним и весьма тревожным сообщением я никак не мог. Я здорово приложился обо что-то головой, и это как раз та травма, которую «неуязвимым киборгам» получать точно не стоит. Заработал сотрясение, так что теперь должен здесь какое-то время отлеживаться. Ничего страшного, просто на всякий случай. К слову, о моем здоровье стоило бы поинтересоваться в первую очередь! — Эл немного ехидно улыбнулся, вскинув на лицо Азри короткий взгляд своих сине-фиолетовых глаз. — Вдруг я здесь умирать собрался?
Черноволосый, наконец, обратил на сумку Азри более пристальное внимание, немного поворошил ее содержимое, к слову, вполне себе аппетитное, достал упаковку саморазогревающегося тиарант-ла и еще один стаканчик с кофе, организовал себе надкроватный столик и принялся наверстывать недодобранные за скупым больничным завтраком калории. Эл ел не слишком быстро, и в перерывах между поглощением пищи более чем лаконично рассказывал Азри о том, «как он докатился».
— Но нет, — после короткой паузы подытожил он. — М, еще ногу вывихнул, что тоже не слишком-то приятно. Не спрашивай меня, как это случилось, я все равно не помню. День плохо начался — день плохо закончился. Как раз тот, когда экспертировали Шакса, — фамилию своего некогда друга, теперь врага, Эл выговорил легко, без заминки, однако она оставила едкую горечь на его языке. — И, к слову, он все-таки отправится не в тюрьму, а в психушку. Затрахала меня уже эта история, вот где сидит, — Эл стукнул себя ребром ладони по шее под подбородком и, естественно, тут же об этом пожалел. — Слышать о ней больше ничего не хочу, свалил, и слава богу, пусть его там по самые гланды таблетками закормят. Не мое больше дело. Отвратительный день! Знаешь, Дженнифер сейчас здесь тоже — она ухитрилась нарваться на грабителя, и тот прострелил ей живот. Можешь заглянуть к ней, это было бы не лишним, все-таки не чужие друг другу индивиды. Если хочешь, можем сходить чуть позже вместе. Я все-таки способен передвигаться, хотя мне это и не рекомендовано. Злоупотреблять возможностями, правда, не буду, мне весьма эффектным образом пригрозили осложнениями.
Первая упаковка тиарант-ла закончилась — в дело немедленно пошла вторая.
— Спасибо, что покормил, — немного ворчливо поблагодарил Элиот. — Видел бы ты порцию, которую они предложили мне на завтрак. Ей бы и ребенок-таними не смог наесться. Неудивительно, что у них тут морги переполнены, с таким-то питанием. Кстати, насчет моргов, — Эл стрельнул глазами на плечо Азри. — У тебя кровь идет, ты же знаешь, да? Это в плече у тебя «дырка в теле»? Так обратись к специалисту, раз уж все равно пришел в больницу, пусть тебе панцирь заштопают. Только ты должен сам ходить, постоянно клянчить и процесс четко контролировать. Ты не представляешь, какой беспредел здесь творится! Никому нет дела до пациентов, ни малейшего. Я, без сознания, непонятно в каком состоянии, ждал кибернетика три с лишним часа в реанимации, и ничего со мной без него делать не могли, потом еще к Дженнифер заявилась какая-то ленивая мумия лишь спустя полчаса после того, как гатита очнулась, и минут через пять после того, как я нажал на кнопку неотложного вызова. Неотло-о-ожного! — Эл импульсивно потряс руками, неосмотрительно не отложив при этом вилку и слегка запачкав стену мясным соусом. — Когда я без спросу отключился от капельницы и пошел разгуливать по больнице, не зная, что от этого мне быстро станет плохо, никто не бросился меня разыскивать, потому что не узнал о самовольстве — датчик, видите ли, на катетере барахлит. Сюда, видимо, умирать приходят, а не выздоравливать! А еще знаешь что, знаешь? У меня тут терминал спиздили. И ботинки. Я бы оч-чень хотел найти наглеца, но, кажется, не имею на то никаких шансов. А еще хочется, но… лень, — черноволосый устало усмехнулся. — это как раз то событие, которые было бы здорово, если бы просто само свалилось мне в руки.
Кончился второй тиарант-ла, а третьего уже не было. Но Элу и мясной сэндвич вполне по вкусу пришелся.
Азри не любил прерывать кого-либо, когда они говорили, потому обычно выслушивал всё и лишь потом выдавал ответный шквал слов, если, конечно, он возникал. Этот разговор не стал исключением, вот только Эл успел разом выдать столько различной информации в одном монологе, что Азри с трудом успевал запоминать и анализировать её, при этом ещё и продумывая, что сказать по тому или иному поводу. Зато его эмоции вполне ощутимо отвечали за него. По крайней мере, ярче всего Азри отреагировал на самую первую фразу черноволосого. Вернее нет, не первую, а ту, что касалась вопроса уточнения самочувствия Эла. И вправду, с какой стати вообще длай вывалил на Эла гору своих проблем, при этом даже не подумав о том, что у того их может быть не меньше? Это проявление собственного яркого эгоизма явно не пошло на пользу эмоциональному состоянию Азри, и первую половину речи Эла длай прибывал в довольно-таки скверных чувствах, опустив взгляд в пол. Хотя, конечно, от него не укрылась улыбка Эла, но это не отменяло того факта, что черноволосый верно констатировал сам факт вопиющего эгоцентризма Азри.
Как уже было сказано, Азри довольно быстро вернулся из дебрей самобичевания по поводу своей зацикленности на собственных проблемах, однако очень скоро снова туда вернулся, но уже по другому поводу. Так Дженнифер тоже в больнице? Правда, по этому поводу Азри испытал всё же несколько меньшие угрызения совести, то ли потому, что не знал её особо, то ли потому, что не её он пришёл грузить своими проблемами.
В конце концов, Азри-таки умудрился провалиться в глубины не лучшего расположения духа. В общем-то оно и без того до этого было не лучшее, учитывая обстоятельства, но всё же разговор с Элом понемногу облегчил эмоциональную ношу. Но теперь, за счёт всего лишь небольшого толчка, явившегося в виде не такой уж страшной мысли о переизбытке чувства собственной важности, Азри вновь скатился в бездну неважного расположения духа. Нет, это не значило того, что он пропустил речь Эла мимо ушей, напротив, каждое слово киборга чётко впечаталось в память, засвеченное при этом оттенком негатива, который исходил скорее от самого Азри. Эл-то, кажется, воспринимал все события, о которых он говорил, довольно спокойно.
В итоге, Азри отреагировал более-менее активно лишь тогда, когда Эл непосредственно обратился к нему с вопросом, и то, реакция длай оказалось довольно заторможенной, ибо выплыть из своего неожиданного мягко-депрессивного состояния Азри смог не сразу. К счастью, благодаря тому, что после упоминания о ранении Эл ещё немного успел сказать, пауза не выглядела слишком затянувшейся.
— Что? Кровь?.. — Азри взглянул на свой потерпевшее некоторые негативные изменения плечо, приметив расплывающееся тёмное пятно. — Да, в плече. Полосануло лучом лазера, ерунда, со мной и хуже бывало, не помру, — довольно резко ответил Азри, после чего ненадолго замолчал и, вздохнув, провёл по лицу ладонью. Неожиданно навалилась какая-то усталость. И осознание того, что настроение вновь как-то странно дёрнулось в негатив, что тоже не обрадовало Азри. Довольно забавно, когда приходит резкий негатив в настроение и немедленно проявляется на окружающих, но уже спустя секунды приходит осознание своей вины по этому поводу.
— Извини за резкость. И за мой эгоизм, мне правда стоило сначала поинтересоваться, как твоё самочувствие, прежде чем вываливать свои проблемы, — начал Азри в первую очередь с того, что и ввело его в это неприятное тяжёлое состояние. Удивительно, но столь простое действие возымело довольно-таки сильный эффект. Темнота в мыслях немного рассеялась, и Азри решил, как изначально планировал, вывалить на Эла свою ответную лавину слов.
— Знаешь, то ли я сегодня торможу, то ли и вправду не только у меня много случилось за последние дни. Кажется, мир немного сошёл с ума, — взглянув на Эла, Азри усмехнулся.
— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулся в ответ Эл. — Ни дня без приключений.
Что первым делом спросить из образовавшихся вопросов Азри решил не сразу, но всё же один вопрос быстро вывалился из его уст:
— Подожди, стоп, Дженнифер? Нарвалась на грабителя? Да уж, похоже не лучшее время я выбрал, чтобы заявиться со своими делами... — качнул головой Азри, чуть прикрыв глаза на мгновение. — Заглянем, обязательно, — и снова настроение у Азри неуместно скакнуло в область шуток. — Могу тебя донести, если хочешь, чтобы точно исключить риск. Правда не уверен, что нас в таком положении правильно воспримут, причём первым делом твой сосед, которого я, правда, почему-то не наблюдаю. Не привиделся ли он тебе случаем? Думаю, такие галлюцинации могут быть после травмы головы, а уж то, что он якобы называет тебя роботом, очень даже говорит в пользу галлюцинаций.
Эл слушал все это, недоуменно подняв брови, никак не комментируя ни предложение поносить себя на руках, к слову, уже второе за сутки, ни возвращение к теме о возможных галлюцинациях. Это Азри так шутить пытается…? Или нет…? Длай не стал держать его в неведении и прояснил после короткой паузы, чуть задумавшись:
— Хотя вообще это была шутка. Но она не отменяет того факта, что вряд ли адекватный индивид способен воспринять тебя роботом, не тянешь ты на машину, уж извини, — Азри вновь шевельнул приротовыми наростами в знак специфической улыбки, хотя во взгляде его сложно было разглядеть хотя бы намёк на добрые эмоции. И тут же длай умудрился перескочить на совершенно другую тему, без паузы:
— И всё же, знаешь, несмотря на твою крайне профессиональную антирекламу, я, пожалуй, воспользуюсь услугами этой больницы, всё же меня не помешает зашить, будет неудобно истечь кровью. Кто же тебя тогда будет подкармливать, не так ли? — И снова фирменная улыбка Азри, на этот раз уже более искренняя и живая. Для себя длай с удивлением отметил, что с каждой минутой общения с Элом его настроение начинает стремительно расти вверх, в чём он и решил ему признаться. — А то ведь кто мне будет оказывать моральную поддержку и выдёргивать из отвратительного настроения, если ты истощаешь на скудной пище больничной. И, пожалуй, если хочешь, могу подыскать тебе терминал, к тому же в каком-то смысле это и в моих интересах, — и снова Азри сделал тот жест, который делать не стоит — пожал плечами, привычно поморщился. — А вообще, если всё так плохо, то более чем нужно накатать на это жуткое заведение заяву в какие-нибудь органы. Кто там занимается рассмотрением жалоб по делам работы всяких общественных учреждений? — с энтузиазмом поинтересовался Азри, и при этом вдруг вспомнил о принесённой еде. Точнее не совсем еде, а, скорее, о десерте. Привстав, Азри ловко выловил из сумки одну из нескольких плиток шоколада, развернул хрустящую фольгу, поспешил откусить кусочек. — Вот если узнать, кто отвечает за подобного рода жалобы, то точно можно устроить весёлую жизнь этой больнице. А ты не можешь попросить перевода в какое-нибудь более приличное местечко?
— Смысла особого нет, — Эл отодвинул надкроватный столик, довольно потянулся, сцепив над головой руки в замок. На сытый желудок и настроение ползло вверх. — Никаких таких восстановительных процедур со мной здесь проводиться не будет, я просто лежу себе и отдыхаю. Где именно лежать, мне, в общем-то, все равно, потому что больница любого класса вызывает у меня рвотные позывы. Я пригласил сюда своего кибернетика, так что нормальный специалист, который будет быстро реагировать на мою тревожную кнопочку, здесь скоро появится. Да и Дженнифер тут, рядом. Переезжать — так только вместе. Операцию ей уже сделали: как сделали, так и сделали, менять что-то уже поздно. Теперь она тоже, по сути, лишь отлеживается. Хотя медсестричку для подстраховки к ней все же приставить стоит, да. Сегодня же этим займусь. На ее эту… мумию, — Эл недовольно поморщился. — Никакой надежды нет. Пусть только даст мне повод усомниться в ее компетентности. Найду, как отправить на другую работу — штопать бомжей в приюте, например. Слушай, Аз. Появилась тут у меня одна идейка касательно твоей проблемы. Даже две. Первая крайне успешно решит вопрос, где жить, а вторая — не уверен, но…
Киборг замолчал за секунду до того, как двери шестнадцатой палаты разъехались в стороны. Не потому, что услышал шаги, хотя мог бы — новый посетитель приближался к месту своей цели отнюдь не тихой мышкой, а потому, что задумался, до конца не уверенный, что это хороший, годный вариант, и можно предлагать его Азри сразу, предварительно не переговорив со своим отцом.
Что же, времени на подумать Элиоту сейчас не дали, более того — приватный разговор с Азри на данном этапе был вообще оборван появлением стороннего лица.
— АХ ТЫ Ж УДОЛБАН ЧЛЕНОГОЛОВЫЙ!! — если не на всю больницу, то точно на всю шестнадцатую палату, несколько соседних с нею помещений и коридор проорал неприятным тоном, с то ли возмущением, то ли яростью, а скорее всего со смесью обоих, средней тональности женский голос. Далее следовала уже куда более тихая, но всё равно весьма крикливая тирада, состоящая из сплошных матерных конструкций, настолько замысловатых и сложнопостроенных, что смысл большинства предложений улавливался с огромным трудом. Что ж, и по голосу, и по пристрастности к крикам, и по особенностям речи в периоды эмоциональной взвинченности, гостя — а точнее, гостью — можно было узнать, даже не глядя. Элиот уж точно узнал ее сразу, и с первого взгляда, и с первого привизга — и дальше уже не слушал, отключив голос Эльки так быстро, что едва ли не рефлекторно. Первых только нот ее резкого голоса хватило, чтобы правый висок проткнуло шилом только было затихшей боли. Киборг вяло поморщился, потер место вхождения в себя воображаемого сверла, повернулся к Азри и слегка пожал плечами, равнодушно, привычно — как будто бы такие сцены ему доводилось переживать каждый божий день.
— Ох уж эти женщины, — одними губами сказал он, после перевел взгляд на Эльку, устало полуприкрыв веки, и непонятно зачем читал на ее губах то, что те произносили.
Элька, взявшаяся непонятно откуда, явившаяся совершенно внезапно, вся взлохмаченная и раздёрганная, напоминала сейчас маленький комочек абсолютной ярости. Ее щёки от всевыдавливающего, распирающего объёма эмоций затуманились противоестественным для таними синим румянцем, пушистые ушки свернулись в узкие трубочки, а крепко сжатые кулаки дрожали от напряжения.
— Как после всего того, о чём мы говорили, можно было, твою мать, дохерачиться сюда?! — смотря в упор на Элиота, с криков она вдруг резко перешла на шипение, и следом опять высыпалась череда сложноразберимых ругательств, от которых уши в трубочку способны свернутся не только у таними.
Что что-то явно пошло не так, что не следовало отпускать Ривза одного, Элька осознала ещё в прошлые сутки, когда обнаружила его флаер всё ещё стоящим на парковочной площадке её дома. Поначалу, правда, она сама себе не поверила, подумала — ну мало ли, Элиот решил пройтись пешком... да так и забыл несчастный транспорт здесь. На участке Эл тоже не встретился — но, в конце концов, он был только однодневным работником... Но когда и на следующее утро красный «Флок» обнаружился на прежнем месте — вот тогда Элька по-настоящему запаниковала. Сначала она сбегала к Орвушу — уж точно прояснить ситуацию. Орвуш рвал и метал, потому что тоже понятия не имел, куда запропастился его временный секретарь, не отвечающий даже на сообщения. Что ж, таким образом Элька, половину вечера после экспертизы опасавшаяся, что Элиот сделает с собой что-то, и весь вечер понимавшая, что он далёк от состояния, в котором за него можно никак не опасаться, пришла к мысли о больнице. Сразу, следом за идеей о ней шёл морг, но, благо, Элиот обнаружился всё же на предыдущем пункте цепочки.
Узнав о местополежании Ривза, Элька несанкционированно смылась с рабочего места почти на три часа раньше положенного времени, и за это ей грозили неприятности, однако сейчас эрлайка об этом не думала.
— Я так и знала, так и знала, что нельзя тебя отпускать! — голос девушки вдруг перестал быть злобным и стал каким-то плаксивым и жалостливым, уже совсем не громким. Узкие плечики её грустно поникли, и она уставилась куда-то в пол. — Ну как..? Как ты умудрился, дурачок?..
Азри она как будто даже не заметила. Зато Азри ее — очень даже. Длаю было сложно понять, что в данном случае его больше выводило из себя, то ли сам факт того, что разговор с Элом был прерван на самом интересном моменте, то ли новый раздражитель, который и прервал их разговор. Вот только с первых же секунд появления нового тела в палате Азри с огромным трудом, просто титаническими усилиями, смог убедить себя в том, что стрелять в кого-либо, если они не представляют физической угрозы, не стоит. Хотя кто сказал, что пришедшая «ходячая сирена» не представляла физической угрозы? Первые секунды криков Азри переносил просто стиснув зубы, но уже очень скоро у него вполне физически начали болеть уши, не рассчитанные на столь радикальную смену громкости окружающей обстановки. Собрав волю в кулак, Азри всё же каким-то чудом выдержал эту совершенно непонятную ему тираду, направленную в сторону Эла, который удивительно равнодушно воспринимал данный раздражитель. Правда для табуретки, на которой сидел Азри, его выдержка стоила дорого, ибо длай столь сильно сжал её край своей механической рукой, что буквально вырвал кусок сидушки, из-за чего и без того крайне шаткая мебель стала едва ли выдерживать вес Азри.
Наконец, к огромному облегчению, неизвестная танимийка прекратила свои непонятные крики и визги, намешанные в коктейль матершины. Вот только горящему злостью Азри это не слишком помогло.
— Уважаемая, — сквозь зубы прошипел Азри довольно громко, не меняя своей застывшей сталью позы. – Я понятия не имею, кто Вы такая, да мне и глубоко насрать в данный момент на это. Но если Вы ещё хоть слово скажете на повышенных тонах, то в лучшем случае окажетесь с кляпом во рту, и я лично отведу Вас к психиатру. — И уже спокойнее добавил, выпустив из руки наконец отодранный от табуретки кусок, который с глухим стуком упал на пол. — А теперь объясните мне, кто вы такая, чтобы врываться в палату и орать как чёрт знает что? — Длай наконец отвел взгляд от точки, в которую смотрел всё это время, и сфокусировал его раскалённый раздражением синий лёд на танимийку.
Почему-то именно у неизвестной Азри в первую очередь решил поинтересоваться, кто она такая, хотя буквально спустя секунду понял, что вообще-то логичнее было поинтересоваться этим у Эла. Вот только тому, похоже, было довольно безразлично на крики.
— Это моя, Азри, — сказал Элиот довольно громко, видя, как Элька уже набирает в себя воздух, чтобы продолжить словесную перебранку. При этом эмоционально тон мужчины не был окрашен практически никак, звучал ровно, спокойно. — Знаете, что? Вон дверь, — киборг указал пальцем в озвученном направлении. — Видите? Вот и проваливайте туда. Сами друг с другом разбирайтесь, а меня оставьте в покое. Мне доктор нервничать запретил.
— Если твоя нервная особа возьмётся за ум и поймёт, что находится не где-то, а в больнице, то разбирательств не будет, лично мне лень на это тратить время, которого у меня может быть мало. — Скрестив руки на груди, произнёс Азри ничуть не более эмоционально, чем Эл, и добавил: — Знаешь, что у тебя странные вкусы на девушек? — Прозвучало это так, словно присутствия танимийки он более даже не замечал.
— Имей к ней уважение! — прошипел Элиот. И без того удивительно долго существовавший шар спокойствия лопнул, исчез, оставил от себя лишь жалкую, понурую тряпочку. На крики Эльки черноволосый поначалу не злился — вспомнил, как эрлайка нашла его, утешила, поддержала, в то время как Дженнифер предпочла разбираться со своими проблемами. Элька, совсем ему незнакомая, та, которая не должна была ему совершенно ничего, пришла на помощь… пусть она и стерва, пусть и истеричка. Но сейчас чуть-чуть покричать она, пожалуй, имела право. Не вмешайся бы Азри, Эл бы вообще спустил этот эпизод на тормозах. Но, реагируя на длая, Эл не мог не среагировать заодно и на Эльку тоже. — Пусть она и долбанутая! Не будет никаких разбирательств в любом случае, ясно?! По крайней мере в моей палате! Попытаетесь начать словесно трахаться — встану и выпровожу. Лично. Обоих. Или кого-то одного, если этому кому-то очень захочется еще поорать или еще поломать.
Если ещё какие-то мгновения назад в Азри кипело жгучее раздражение, едва ли сдерживаемое и жгущее изнутри, то теперь слова Эла подействовали словно ведро жидкого азота, пролитого на угли эмоций длая. От былой окаменелости в позе не осталось ни следа, руки, до того соединённые крестом на груди, опустились на колени и оказались сцеплены в замок. Азри вновь было не по себе и даже более того. Он на мгновение призадумался о том, что не лучше идеей вообще было прилетать, находясь в столь неустойчивом настроении, готовым сорваться в любую крайность.
Теперь уже в образовавшейся напряжённой обстановке он винил себя, ибо прекрасно понимал, что срываться на кого-то абсолютно незнакомом было, мягко говоря, плохим решением, особенно учитывая, что он абсолютно ничего не знал ни о пришедшей танимийке, не знал и о том, почему та так эмоционально ворвалась в палату, и вообще ничего не знал о ситуации в целом. В идеале стоило просто промолчать, но нет же, не вышло, обязательно надо было высказаться. Ситуацию следовало как-то исправлять, и потому Азри не нашёл ничего лучше, как первым разрушить наступившую после слов Эла неожиданную паузу.
— Ты прав, мне не стоило выходить из себя, это было... Херово с моей стороны, — тихо произнёс Азри, но в неожиданной тишине слова, как ему показались, прозвучали довольно громко. — За свои слова прошу прощения у присутствующих, — его голос прозвучал несколько глухо и даже как-то устало. Больше Азри не сказал ничего, лишь прижался лбом к сцепленным в замок рукам и вновь сосредоточил свой взгляд на полу, напрочь застыв и не решаясь сказать чего-то сверх уже озвученного.
— Не парьсь, мужик, бывает, — спустя едва ли секунду размышлений, фыркнув, неожиданно просто и бесхитростно отмахнулась Элька, от злости у которой, кажется, и следа не осталось. Она всегда была горазда как на то, чтобы вспыхнуть спичкой, так и на то, чтобы резко уняться и вести себя так, будто ничего не произошло. — Я так понимаю, у нас тут собрался маленький клуб нервотрёпов, верняк.
Эрлайка криво усмехнулась, впервые за всё время произошедшей конфронтации оглядевшись повнимательнее, смерила пристальным взглядом сначала Элиота, потом Азри. Мимолётно отметила тёмное пятно на плече последнего, не слишком понятно обозначенное на и без того почти чёрной ткани футболки, но всё-таки заметное. Впрочем, определить его причину это не позволяло. Да и не задумалась беловолосая об этом — ну пятно и пятно, чего тут.
— Элька, — просто и бегло бросила она, указывая большим пальцем себе в грудь, отведя взгляд от длая. — Приятно познакомиться, бла-бла.
Куда сильнее, чем Азри, Эльку интересовал Эл; представиться девушке в ответ длай не поспешил, и потому акт их знакомства до неопределенного времени остался односторонним. Пока Азри, стремясь избежать новых неловкостей, думал, стоит ли ему сейчас что-нибудь сказать вслух, и если да, то что именно, Элька уже и думать про него забыла, полностью переключив свое внимание на киборга. Она подошла ближе к койке Элиота, упёрлась в матрас локтями, сильно нагнувшись вперед, и подпёрла щёки ладонями. Азри, может быть, и смог бы высидеть на своей табуретке весьма долгое время на прежнем месте тихо и спокойно, но только не теперь, когда прямо перед его лицом образовался отвлекающий фактор в виде задних выпуклых прелестей танимийки, едва прикрытых мини-юбкой. Эльку этот момент ничуть не смущал, возможно, она даже не обратила на него никакого внимания, а вот Азри очень даже. Какое-то время длай старательно игнорировал данное соседство, не в последнюю очередь при этом просто ленясь сменить место своей дислокации.
— И что же с тобой случилось-то, психопатик? Я боялась, ты вмажешься во что-нить, а ты даже флаер кинул, где было, — Элька не слишком-то долго разглядывала Элиота молча, быстро перешла к интересующим ее вопросам-укорам.
— Ну да, забрать его, как видишь, я не успел, — коротко усмехнулся Эл, скользнув по лицу Эльки внимательным взглядом, коснулся даже ее глаз, но не задержался на них ни на один лишний миг. — Могла бы начать с этого вопроса, тогда и кричать бы не пришлось. Ничего я такого не делал «психопатичного», — делал, делал, еще как делал, но глаза Элиота рассказать о лжи, естественно, не могли, мимика его сейчас не выражала ничего особенного, а голос звучал просто немного устало. В целом это все соответствовало его внутреннему состоянию — черноволосый вновь ушел на ровно-нейтральный тон. Злость исчезла сразу же, как исчезли к ней поводы. — Подвернул ногу и приложился обо что-то головой. Плохая травма для киборга, обстоятельств получения не помню, ф-фф, мне пора бы уже записать эти слова на табличку и повесить ее у себя над головой. Жить буду, жить буду. Ты-то как меня нашла, лучше скажи? Тоже больницы обзванивала? Ты на самом деле, абсолютно всерьез, думала, что со мной случится что-то… что-то плохое? При расставании я вроде бы не давал к тому никаких поводов.
— Ага, думала. А как же, — слегка усмехнулась Элька. — Ты бы себя видел со стороны — как тут не подумать! И, ага, не давал. Потому-то я и надеялась поначалу, что ты просто решил дойти до дома пешочком. Но потом флаер с паркплощадки так и не исчез, а я сбегала к Орвушу. Ты в курсе, насколько он недоволен? Что ты ему такого сделал? — она нахмурила белые брови, слегка будто досадливо надув губки. — В общем, от него я узнала, что ты как от меня ушёл, так и пропал с концами. Ну, для него-то, понятное дело, ты пропал раньше, но это неважно. — Элька переместила вес головы на одну руку, а вторую вытянула, запустила в волосы Элиота, мягко почёсывая коготками его макушку. — Ну, а учитывая твоё состояние, я посчитала, что тебя могло опять швырнуть в депрессняк, или, что хуже, в эту твою ненормальную фазу. А о чём я тогда думала в первую очередь? Что ты покалечишься. Под конец понадеялась, что ты этого не сделаешь, — голос эрлайки звучал немного обиженно, немного жалостливо. — Ан нет, ты, дура-ак, всё равно умудрился.
И вот теперь, когда пальцы Эльки уверенно, по-хозяйски путались в черных волосах киборга, и тот эти ласки с более чем довольным видом принимал, Азри оказался окончательно смущен. Слишком много чувств и нежных действий, слишком, слишком…! Длай осторожно отодвинул шаткий и повреждённый табурет назад, ибо иначе при вставании он бы едва ли не притёрся к танимийке, после чего поднялся со своего места. Новообразованная парочка все еще была полностью увлечена друг другом и даже и не думала умерять на самом-то деле более чем скромное и невинное выражение своих чувств, но Азри даже такого хватало, чтобы он все больше смущался своего присутствия поблизости. Поначалу длай даже хотел было тихонько уйти из палаты, но потом передумал. Вместо этого он тихо, как призрак, подкрался к кровати Эла, и медленным, выверенным жестом протянул руку к своей сумке, ныне тщательно прикрытой с одной стороны бедром черноволосого, а с другой верхней частью тела Эльки. При этом жесте Азри постарался сохранить такую холодную невозмутимость, словно он делал нечто само собой разумеющееся, хотя на самом деле он чувствовал себя невероятно неловко. Впрочем, кое-как он всё же сумел вызволить из сумки один из сэндвичей, с которым поспешил ретироваться столь же тихим шагом, каким и подошёл до этого к кровати. А ретировался Азри поближе к стенке, о которую он опёрся спиной, время от времени поглядывая на Эла и Эльку с некоторым любопытством. Его довольно сильно интересовало, каким это образом Эл познакомился со столь специфичной особой, правда разговор парочки ничего особо важного ему сообщать никак не спешил, да и большую его часть Азри старался пропускать по соображениям «нехорошо подслушивать», но порой любопытство все же пересиливало. Очень быстро Азри надоело стоять, но и возвращаться на шаткий табурет ему не хотелось, как и бродить неприкаянной тенью, потому он просто соскользнул спиной по стене и уселся на пол, поедая свою добычу и краем уха ловя чужие разговоры.
— Да ладно тебе обзываться, я же не виноват, что «умудрился», — Эл проследил взглядом передвижения Азри, но не сказал ничего по этому поводу. Сейчас мужчину больше интересовала Элька, а точнее, ее руки: он подставлял под них свою голову, поворачивая и наклоняя ее, следуя за коготками эрлайки, предоставляя им максимальную площадь для маневров. При этом Элиот мягко, немного сонно улыбался и совершенно по-кошачьи щурил глаза. Когда он снова заговорил, то тон его голоса полностью соответствовал внешнему виду черноволосого, но отнюдь не тому смыслу, который звучал в произносимых им фразах. — Я сюда на недельку точно попал. Буду рад, если ты еще заглянешь. Тут бывает довольно-таки скучно. А Орвуш… рвет и мечет, да? Оставил мне более тридцати сообщений и с десяток пропущенных вызовов. Гарантированно поднял всех вокруг на ноги тоже… Видимо, теперь все полицейские на вашем участке будут меня ненавидеть. Видишь ли, я должен был отправить Орвушу отчет еще в день экспертизы, а отправил только сегодня. Раньше, сама понимаешь, я этого сделать никак не мог. Пусть и должен был. И еще, меня тысячу раз предупредили, чтобы я всю экспертизу сидел тише воды, ниже травы. Мр-р, а можешь правый височек? — Эл наклонил голову к левому плечу, выводя наверх больше всех прочих желающее касаний коготков место. И коготки на него послушно переместились. — … а я не то чтобы сидел тихо, я прогулялся к столу и выбросил туда ворох записочек. Обратил на себя внимание Шакса, и… в общем, именно так балаган и начался. Не удивлюсь, если Орвуш попробует меня лично придушить, как только увидит. А я даже… не знаю. Мужик-то кругом прав.
 Анкета
Призрак ♀ Дата: Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:53:46 | Сообщение # 568    

Клан Белого Лотоса
Синий Лед

Постов: 24353
Репутация: 972
Вес голоса: 9
398е советские сутки, Фельгейзе
Часть III

Элька помолчала немного, задумчиво прикусив как всегда накрашенную бледно-розовой помадой губу.
— Жалеешь? — то ли серьёзным тоном, то ли не очень, поинтересовалась она. — Об этих... «записочках»? И балагане...
— Я в принципе жалею, что туда пошел, — Эл отстранился назад, прижимаясь спиной к поднятому изголовью кровати, зачесал падающие на глаза волосы, распушенные Элькой, к затылку, посмотрел на лицо эрлайки, хмурясь, покусывая нижнюю губу. — А дальше ошибка следовала за ошибкой. Записочки и балаган в том числе. Прав был Азри, — черноволосый кивнул в сторону длая, примостившегося у стенки, поморщился от этого жеста, потер шею, да так и задержал на ней ладонь. — Его, кстати, так зовут. Бессмысленное это было дело, только чертей своих внутренних раздразнил. И еще, вероятно, половину участка против себя настроил.
— Ну, зато теперь ты знаешь их в лицо, — как-то невесело чуть усмехнулась Элька. — Этих чертей своих. Но если ты считаешь визит на экспертизу ошибкой, то почему в принципе пошёл туда? — она задумалась ненадолго, как-то косо глянула на Азри, чуть повернув голову в его сторону: Элиота не смущает обсуждать эту тему в его присутствии? Что это вообще за тип, откуда он взялся? — Ведь что-то... что-то заставило тебя туда явиться.
«Ты хотел увидеть его?” — грустно подумала она, вспомнив элиотов рассказ о том, чем для него когда-то был Альтаир Шакс, и эта мысль отчётливо скользнула где-то на дне её сиреневых глаз. — «Ты всё ещё... привязан к нему?»
— Ну так это я теперь считаю свой визит на экспертизу за ошибку, — пожал плечами Элиот. Сочувственная жалость в глазах эрлайки не спряталась от него, и черноволосый подумал, что, возможно, рассказал ей позавчера слишком много. Элька, в отличие от него, не боится заглядывать в эту тему, и что, если она, заглянув, увидит то, что должно быть захоронено? Что, если она будет пробовать выпустить это на волю? Одно неосторожное слово, один неаккуратный вопрос мог разрушить шаткое, только-только установившее, еще лишь едва начинающее укрепляться внутреннее равновесие киборга. О, опасаться поймать от Эльки «бомбу» у Эла были все поводы — слишком поздно он узнал, что запретных тем на обсуждение у эрлайки в принципе не существует. Даже прямые просьбы не обсуждать что-то она игнорирует. И теперь, когда она знает так много больных мест — да практически все — с ней вообще дальше возможно будет общаться? Элька очень вовремя подставила плечо, дала выговориться, будучи «безопасной случайной встречной», но теперь эта их «случайная встреча» затягивалась и давала намеки к тому, что она может переродиться во что-то другое. Надо ли…? То, что Элиот был искреннее благодарен эрлайке за неожиданную поддержку, этот вопрос не снимал. А приглашение навещать его в больнице, меж тем, уже было дано. — Заранее я ничего такого предугадать не мог. Раньше думал, что мне это может быть нужно… необходимо? Любопытно? Помогло бы поставить точку во всей истории? За цель я брал именно последнее.
— А... чем ты мог настроить против себя наших участковых ребят? — спустя секунду вдруг с запозданием вслух задалась вопросом эрлайка. — Записочками и этим «балаганом»? Или что, думаешь, Орвуш будет рассказывать про тебя всякие гадости?
— Гадости навряд ли, а вот правду — вполне, — после короткой паузы ответил Элиот. — И она меня не рекламирует. Как и записочки, как и балаган. А, к черту, какая теперь разница. Было и было, — Эл сдержанно улыбнулся. — Вряд ли у меня там еще будут какие-то дела. Разве что отдать значок и с Доуэллом твоим поздороваться.
«И все-таки? И все-таки, насколько мне будет безопасно и комфортно продолжать общаться с тобой, Элька?»
С другой стороны, она могла бы… пожалеть, понимая. Как не сможет никто другой, потому что больше никто не узнает. Могла бы снова помочь, если что-то случится.
«Не случится. По крайней мере, не такое. Хватит с меня. Только… не дразни собак, ладно? Сейчас они спят, но вот крепко ли? Не хочу. Не хочу снова открывать клетку».
Элька улыбнулась тоже, немного несмело, немного печально и очень задумчиво. Вновь мягко провела ладонью по волосам Элиота, уже не лохматя их, а, наоборот, приглаживая густые чёрные прядки. Ей было досадно, неприятно и печально от того, что после всех её попыток приободрить Ривза, он всё равно оказался здесь, в больнице. Ей было грустно от того, что она успела о нём узнать и понять. И от чего-то ещё, что она пока чувствовала, но не понимала.
— Иногда мы сильно промахиваемся в своих решениях, пытаясь сделать, как якобы лучше, — после долгой паузы негромко произнесла эрлайка. — Но это нормально. Глупо жалеть о чём-то, чего уже не изменить. И... иногда плохое всё же случается к лучшему. Кто знает, что это изменило в тебе, и не может ли оно однажды привести к хорошему, — она наклонилась ещё чуть ниже и чуть дальше, вытянула шею и коснулась губами виска Элиота, задержавшись так на пару секунд. Затем отстранилась и произнесла совсем шёпотом: — В конце концов, не поверю, если скажешь, что ты при этом не сумел раскопать в самом себе что-то, чего раньше не видел.
«Ты потерял друга — по крайней мере того, кого им считал, — но обрёл свободу.»
Теряя одно, что-то иное получаешь взамен. Из пепла одного вырастает другое.
Мир всегда хранил, и всегда будет хранить своё вечно шаткое, но бесконечно устойчивое равновесие.
Но Элиот не узнал последних слов эрлайки. Он все еще не слушал ее, предпочитая читать по губам, а когда Элька наклонилась слишком близко, уходя из поля зрения, обдала его ухо своим теплым дыханием, не сразу сообразил прекратить отфильтровывать ее голос. Он подумал об этом, когда уже стало слишком поздно, когда остыло в воздухе последнее слово.
Итак, она наклонилась близко, чтобы произнести несколько слов, почти касаясь губами его уха: таким образом, уединилась с черноволосым на несколько секунд в общей палате. Она сказала что-то важное, что-то личное? Что-то, что могло бы стать нужным? Оказать поддержку?
Элиот немного отодвинулся от Эльки сам, к стене, нерешительно поднял на эрлайку глаза. На лице черноволосого на короткое время отразилась непонятная никому другому, кроме него самого, вина.
«Но не могу же я сейчас у нее переспросить?» — сейчас Эл чувствовал себя довольно неловко от того, что фильтровал Элькин голос: в конкретном случае он считал это действие пусть и удобным для себя, но невежливым для собеседницы, и не хотел признаваться в этой маленькой хитрости. — «Кроме того, что, если последняя произнесенная ей фраза — это что-то из «бомб»? Что-то, что я не услышал на благо себе? В мире столько вещей, о который лучше вообще не знать, и о которых лучше никогда не думать. Уж я вкусил, уж я-то вкусил», — и на этом месте Элиот тут же возразил сам себе. — «Ну да. Именно потому я такой болтун, и меня так часто утягивает в длинные, откровенные разговоры? La curiosidad mató al gato. Не всегда рад тому, что узнаю, и все-таки подобные опасения нечасто ставят мне границы. Хорошо это или плохо? Сейчас в нежелании знать однозначно сыграло предубеждение. Я просто заранее не хочу общаться с ней на личные темы. На ближайшие дни мне этого хватит, пожалуй».
И все же как-то отреагировать на неуслышанные слова Эльки было надо. Элиот неуверенно кивнул, опустив глаза, прибрал за ухо прядь волос — и на этом ограничился.
«И все-таки я практически полностью уверен, что она сказала мне что-то хорошее».
Но признаваться в фильтрации Эл по-прежнему не хотел. Рассуждения рассуждениями, но именно в этом крылась главная причина его молчания. Зато теперь киборг отключил ограничивающий его слух режим, пусть и полагал, что шансы снова услышать Элькины крики у него велики. Что же, если даже и так, то всегда можно будет включить «безопасный режим» снова.
— Все нормально, Эль, — негромко пробормотал киборг, не поднимая глаз. — Я о том, что сводило меня с ума позавчера, больше не думаю, а если касаюсь темы мельком, то не обжигаюсь. Мне это нравится, и я не хочу, чтобы было как-то иначе, — с каждым словом голос Элиота звучал все крепче, все увереннее. — Что будет потом, то будет, к чему меня это приведет в будущем, увидим. Дальнейшие размышления, касания, бесполезны точно так же, как бесполезна была экспертиза. Я уже все понял еще до нее, теперь лишь крепче убедился. Получил свою точку, и не надо ворошить дело снова. Ты… понимаешь меня? Я могу оставить все это за своей спиной. Ты поддержишь меня в этом?
Уже когда-то просил о подобном. Но вдруг на этот раз все-таки получится...?
Элька долго молчала перед тем, как ответить. Вглядывалась пристально в лицо Элиота, будто пытаясь понять что-то, лишь ей одной известное.
— Ты хочешь поставить точку, — только спустя минуту или даже больше сказала она тихо и мягко. — Хочешь, но явно пока не можешь. Пока не можешь. — она поджала губы, нахмурив белые бровки, посмотрела на Элиота исподлобья как-то неопределённо, очень серьёзно и немного отстранённо, отчего становилось ясно, что она сейчас куда больше где-то в своих мыслях, нежели в реальности. — Но, так и быть, я постараюсь больше не трогать всю эту тему.
«Ты бежишь не только от чужих взглядов. Ты бежишь и от тем, в которых тебе больно копаться... Но ведь вывих лучше вправить, пусть и будет больно, так ведь..?»
Сначала он старался сбежать от темы о глазах. Ещё бежал от тем об Альтаире, хотя поначалу и рассказал о нём неожиданно много. И теперь... теперь снова, несмотря на то, что это явно его не отпускает.
— Но... напоследок можно ещё один, возможно, не слишком приятный вопрос?
— Можно, но только прежде — с чего ты взяла, что я не могу отвернуться? — Элиот удивленно поднял брови. — У меня больше нет осколков в ране. Теперь надо просто дать ей спокойно зажить. Иногда, чтобы получить лучший результат, надо просто постараться и не сделать ничего. Я знал, что ты так просто не сможешь оставить «не слишком приятные» темы. Что ты хотела спросить? Только учти, что он, — кивок в сторону Азри. Не слишком-то вежливо, но длай, кажется, уже давно находился не здесь, а витал где-то в облаках не то своих мыслей, не то просто полудремы. А может быть, как раз-таки внимательно слушал. — Знает не все, что знаешь ты, и я хочу, что определенные вещи так только у тебя и остались.
— С чего взяла? — Элька чуть заметно усмехнулась, выражая какую-то едкую горечь. — С того, как ты реагируешь. Это всё ещё задевает тебя. Ты бежишь от неприятных тебе разговоров, связанных с прошлым, и, думаю, мыслей тоже. Ты раздражался, уходил от темы, когда уже после твоего рассказа я задавала новые вопросы. Всё это до сих пор слишком сильно трогает тебя — а значит ты не готов. Можно выкинуть, оставить позади лишь то, что уже почти никак не цепляет, что не вызывает подобных всплесков. Но не... не такое. Нет осколков в ране? Может быть так. Но она всё ещё кровоточит. Раны нельзя оставлять совсем без внимания. Так они заживают кривыми, оставляя после себя уродливые шрамы. И даже если они не смертельны, даже если больше не болят, подзатянувшись, не миновать неприятного, неизгладимого отпечатка, — эрлайка выпрямилась, перестав опираться на койку Элиота, обернулась на пристроившегося у стены Азри. Длай, кажется... уснул? Кто это, зачем он здесь? Странный и подозрительный тип. — Некоторые раны необходимо сшивать, Эль. Хотя и придётся вновь терпеть неприятные ощущения. Даже боль, ведь никто не сделает анестезию душе. Я не могу, наверное, помочь тебе. Я чужая. Но если у тебя есть те, кому ты всё ещё доверяешь — дай им шанс помочь тебе подлататься, поделись с ними тем, что тебя мучит. Может быть больно и может быть страшно. Но это лучше, чем бросить всё так, как есть. Такие раны... не лечатся одиночеством, Элиот Ривз. Когда под ногами рушится земля, нужен кто-то, кто удержит от падения.
Голос эрлайки звучал тихо и мягко, не сильно громче шёпота, переливался тёплыми волнами. Его с трудом, пожалуй, мог бы расслышать даже Азри, если бы он слушал. Элька думала о том, что, скорее всего, не знает, о чём говорит, ведь многие её вопросы остались без ответа, многие остались не заданными. Но слова рождались сами; цепочками вытягивались, одно за одним, предложения. И она говорила, не прерывая себя, так, как ей говорилось. Но всего лишь одна короткая пауза — и Элиот воспользовался ею, вставил свое слово. Не мог не возразить.
— Это все было раньше, — черноволосый чуть-чуть наклонил голову к левому плечу, до того момента, пока от этого действия не начало становиться больно. — Это все было позавчера. Сейчас все по-другому, я уже пережил ту ситуацию, и реакции на нее у меня тоже другие. Зашивать раны — быть может и стоит, но точно не ковырять. Многие думы, разговоры, только ковыряют, и шрамы от того образуются еще дольше, и остаются еще некрасивее. Я сам уже поработал себе портным. Довольно, мне пока собственных стяжек довольно.
Элька недовольно нахмурилась, задумчиво поджала губы, но больше ничего на эту тему не сказала. Она не верила, совсем не верила, и всё же ей надоело спорить.
«Довольно, довольно... но надолго ли, Элиот?» — покачала она головой про себя. И тут же кратко вспыхнула: — «А вообще, какое мне до тебя дело, упрямый болван? Я тебе никто, ты мне никто! Зачем мне в чём-то тебя убеждать? Это твои проблемы, твои — не мои! Иди ты к чёрту!»
Но всё-таки почему-то ей не было всё равно.
— А мой вопрос заключался в том, что... — Элька замялась, не уверенная, как правильно спросить, и не будет ли это слишком, не дёрнет ли снова ту самую больную струну. — То, что вывело тебя тогда, что-то в моих словах — это тоже связано... с ним?
— Это-то тебе зачем знать? — Элиот неприязненно сощурил глаза. Он сразу понял, о чем говорит Элька, и вопросу был отнюдь не рад. Действительно, тема еще задевала — и никогда, наверное, задевать не перестанет. И все-таки Элиот был прав тоже — его реакции стали намного мягче. Нельзя постоянно резать одним и тем же ножом одну и ту же руку и каждый раз при этом получать одинаковое количество боли. — Это просто старое оскорбление. Сильное оскорбление. Издевка. Что, думаешь, и на эту тему мне тоже надо найти себе собеседника? Здесь ты ошибаешься, тут все настолько прямо и ясно, что даже скучно становится.
— Нет, ошибаешься, не думаю. — эрлайка криво ухмыльнулась, сощурив свои молочно-лавандовые глаза. — Мне просто интересно. Пытаюсь установить причинно-следственные связи.
В этот момент двери палаты разъехались, и в помещение скользнула массивная фигура. Элька отметила пришедшего краем глаза, а когда обернулась, то даже вздрогнула немного испуганно: к этому моменту гость успел оказаться совсем близко к ней, и теперь возвышался над эрлайкой этак на полметра.
— И снова доброе утро, Эл. Всё в порядке? — Джон усмехнулся, окинув взглядом неожиданных гостей киборга. — А вы, ребятки, кто такие? Доставучие фанаты, друзья?
На самом деле, частично Роуз уже сам мог ответить на оба своих вопроса. Но не признаваться же в том, что уже довольно долгое время подслушивал под дверью, право слово!
— Длая ты заочно знать уже должен, — Эл спешно ухватился за возможность перейти на разговор с Джоном, оставив в стороне Эльку, снова начавшую из любопытства совать свой маленький носик в дела, которые ее совершенно никак не касаются. — Просыпа-а-айтесь, господин Азриаэриэль! — черноволосый громко, наигранно-весело окликнул своего товарища, который все еще старался сливаться со стенкой и делать вид, что его здесь нет. — С Вами знакомиться пришли.
Странно, но когда Азри оказался окликнут Элом, он проснулся совсем не моментально. Вернее, глаза-то длай открыл быстро, практически мгновенно, но осмысленности в них было не больше, чем в двух синих стекляшках с изображением вертикального зрачка. Спустя секунду Азри вскочил со своего пригретого задом кусочка пола, удивительно плавно, однако всё ещё не слишком соображая, что же произошло, и это самое неосознание происходящего чётко читалось в его взгляде.
— Да, я здесь... Буду через мгновение, — сонно моргнул Азри. Спросонья он не слишком следил за громкостью речи, потому прозвучали слова довольно-таки громко, однако на этом все то, что он мог бы произнести «автоматически», на некоторое время закончилось. Так Эл вернулся к представлению всех своих гостей. Азри же в это время внимательно осмотрел всех находящихся в палате, дабы дать мозгу возможность соотнести то, что говорит Эл, с реальным положением дел, а заодно прийти в готовность к дальнейшей мыслительной деятельности.
— А это Элька, — в это время, как ни в чем ни бывало, будто и не было никакой паузы, продолжил Эл. Черноволосый отпустил осторожный, скупой кивок в сторону эрлайки. Кажется, к малоподвижности собственной шеи он все же потихоньку начинал привыкать. — Мы с ней совсем недавно познакомились, но, видишь, прознать о моем состоянии весьма милым образом она ухитрилась сама. А это мой…, — Элиот посмотрел на Джона, широко и нагло ухмыльнулся, потом так же нагло и совершенно характерно для себя-обыкновенного улыбнулся. — Джон. Тесть.
К этому времени Азри уже вернул себе состояние адекватно мыслящего существа, и потому не пропустил мимо ушей именное обозначение некоего нового участника «палаточного симпозиума». Однако совершенно непонятное для Азри слова «тесть», даже о приблизительном смысле которого он не догадывался, бросило в палату неожиданную тишину. И первое, что пришло во всё ещё слегка присыпанный сном мозг Азри — уточнить непонятное слово.
— Твой кто?.. Кто такой «тесть»? — Озадаченно поинтересовался длай, теперь очень внимательно впившись льдом своих синих глаз в Джона.
Элька же, когда это слово прозвучало в первый раз, удивлённо расширила глаза. И без того большие, теперь они у эрлайки стали огромными и совершенно круглыми, и взгляд их скакал туда-сюда с Джона на Элиота, иногда захватывая даже Азри. Роуз реакцию беловолосой отметил, но успел вовремя поймать скользнувшую на губы хитрющую улыбку. И поспешил переключить пока внимание на проявившего куда большую активность длая.
— Наслышан о вас, Азриаэриэль, — мягко кивнул он, переведя взгляд на встрепенувшегося Азри. — Не буду врать и говорить, что кто-нибудь прямо много о вас рассказывал, но всё-таки часть информации я успел усвоить. Джонатан Роуз, можно просто Джон и на «ты», — рыжий немного подумал, и всё-таки протянул Азри руку для рукопожатия. Потом опомнился, поняв, что это опять не та, закованная в фиксатор, и в очередной раз быстро поменял её на здоровую. — Приятно познакомиться с вами лично. А «тесть» — это то, как принято называть отца чьей-либо жены.
— Мне тоже очень приятно познакомиться с Вами, — приглашение обращаться на «ты» длай вполне услышал, но пока не готов был к столь личному обращению к малознакомому на данный момент человеку. На рукопожатие Азри ответил вполне привычно, правда из-за того, что Джон протянул в конце концов свою левую руку, Азри не был уверен, с какой силой вообще сжал ее, как-никак довольно сложно отвечать на рукопожатие конечностью, практически не дающей обратной связи, всё равно что вместо руки использовать гидравлический пресс, регулируя силу с помощью рычажка управления масляным насосом, однако Азри все же надеялся, что верно измерил силу. — Если будет удобнее, можете как-то сократить моё имя, оно не всем легко даётся обычно в произношении, хотя Вам, как я вижу, оно трудностей не доставляет, — длай улыбнулся своей «фирменной» улыбкой.
– О, бросьте, вы явно переоцениваете сложность, — Джон широко улыбнулся. — К тому же, после того, как я познакомился с конжуйчианином по имени Шахжашишщензашвж, мне уже ничего не страшно.
С пояснением непонятное слово перестало для Азри звучать как абракадабра, но истинный смысл пришёл несколько позже, и улыбка Азри быстро вновь сменилась на недоумённый взгляд. Азри даже позабыл, что его механическая рука всё ещё держит руку Джона.
— Постойте. «Отца чьей-то жены»?... – под конец фразы голос Азри поднял по тону вверх, выражая крайнее удивление, а взгляд соскользнул с Джона на Эла. — Так это что, ты успел пожениться и даже не рассказал об этом?? И когда успел? Я не удивлюсь уже, если кто-то мне сейчас скажет, что уже и дети планируются... — под конец Азри перешёл на задумчивое бормотание.
— Мне самому не сразу рассказали о том, что я женился!!! — импульсивно воскликнул Эл, театрально взмахнув руками. — Я успел это сделать, как я понимаю, вчера, в утренние часы. Но, к сожалению, отпраздновать не смог, потому что лежал в реанимации. Моя супруга тоже, так что все торжество, как я понимаю, досталось только сводникам. Или, точнее, своднику. О-о, про детей я тоже не удивлюсь, совсем не удивлюсь, если их там кто-то уже планирует, — Эл покачал головой, скривился от боли, но все равно не прервал этот жест — он был важен для антуража. — Не удивлюсь, если однажды тоже проснусь вот так вот, а мне на руки — и сразу бряк тройню! «Ты папа, Эли, поздравляю», — Эл передразнил голос и интонации Джонатана, однако, увы, все зрители были слишком мало знакомы с Роузом, чтобы оценить это пересмешничество. — Только хорошо бы было, чтобы детки сразу оказались большими! Лет эдак трех-четырех. Чтобы уже не надо было с ними столь неотрывно возиться. А потом можно будет и внуков завести точно таким же образом. Кстати, я принимаю от вас всех запоздалые поздравления.
Элька смерила Элиота скептическим взглядом и как-то неопределённо фыркнула, закатив глаза.
— Я и не знал, что у вашей расы принято сочетать узами брака индивидов, находящихся при смерти. Это... странно. — Уже без всякого удивления, довольно ровно произнёс Азри. Даже для него, не слишком искушённого в области иронизирования, было понятно, что Эл именно иронизирует, слишком уж странные вещи о детях тот начал говорить. Да и не только о детях — вообще в целом всё выглядело странно. Однако рушить игру Эла длай не хотел, потому в своей обычной манере продолжил гнуть свою линию, говоря скучным тоном.
— Странно, тоже мне! — не менее театрально-простодушно, чем Элиот, воскликнул Джонатан, пожав одним плечом. — Мы живём в прогрессивном обществе, тут всё постоянно меняется!
— Но вообще поздравляю, остаётся только отметить твою свадьбу. Подозреваю, я должен тебе какой-то памятный подарок, оставлю выбор за тобой, — тут Азри перевёл взгляд с Эла на Джона и вновь, с совершенно бесхитростным выражением глаз поинтересовался: — Как у вашей расы принято праздновать бракосочетание? — и только теперь Азри заметил наконец, что так и держится за руку Джона своей механической «клешнёй». Заметил и тут же разжал руку, но ничего по этому поводу не сказал, слишком озадаченный происходящим в целом и тем, как вести себя дальше.
— Ну, как празднуют... вступающие в брак обычно собирают всех знакомых и родственников, которые у них есть, — Джон немножко размял отпущенную Азри кисть, пошевелил пальцами. У этого парня крепкая хватка, но не похоже, что это он так специально, и рука у него какая-то будто странная... Да ещё и забылся. Рыжий окинул взглядом длая и вдруг с подозрением отметил чёткоконтурное пятно на его плече, выделяющееся более тёмным участком на фоне ткани остальной части футболки. Пятно ближе к центру слегка поблёскивало, чуть лоснясь в свете ламп, выдавая свою влажность, в то время как по краям было явно чуть посуше, но цвета обратно не меняло, как обычно делает при высыхании ткань, намоченная простой водой. Кроме того, расползалось равномерно, имело определённую форму, а не просто скатывалось дорожкой вниз, как бывает, когда что-то проливают. — Все собираются, наряжаются в лучшие одежды, веселятся и танцуют; у разных национальностей людей принято устраивать и разные иные мероприятия, но всё это в любом случае идёт только как формальность, потому что на самом деле все гости жаждут лишь одного: хорошенько пожрать за счёт вступающих в брак и напиться до зелёных фей.
— Хотя я не уверен насчёт детей, не думаю, что возможен такой исход, какой означил ты, Эл, —Азри повернулся к киборгу. — Если, конечно, у людей зачатие нельзя провести без ведома супругов так же, как и свадьбу. Или всё же можно? — вопрос, правда, прозвучал совсем не как вопрос, а скорее как неуверенное утверждение, сказанное самому себе. На этом лимит иронизирования у Азри оказался исчерпан, потому длай замолчал, неожиданно почувствовав себя довольно неловко, однако не показывая свою неловкость внешним видом.
— А я и сам не знаю, — бесхитростно сообщил Эл, поднял на Джона свои широко раскрытые глаза. Пусть не в них, но на лице мужчины и тем более в его голосе такая эмоция, как «наивность», сейчас читалась на ура. — Я думал, что и женить-то людей заочно нельзя. Как думаешь, Джон? А дети у нас с Дженнифер без моего ведома появиться могут?
— Ну-у, — Роуз крайне философски пожал плечами, якобы растерянно посмотрев в потолок. — Это уже зависит по большей части от того, чем и как вы с Дженни занимались до того, как я обнаружил вас в одной постели, детишки.
— Вот же сплетник, — негромко фыркнул Эл, опустив глаза, якобы смущенно, но на самом деле весьма самодовольно.
А Джон вдруг посерьёзнел, резко опустил глаза и пронзил подозрительным взглядом не кого-нибудь, а Азри:
— Господин Азриаэриэль, ваше плечо. Ваше плечо, думается мне, не совсем в порядке, я не...?
Докончить вопрос Джонатан не успел, поскольку его весьма бесцеремонно прервали.
— Так, да что тут вообще происходит?! — с явным раздражением взвизгнула вдруг Элька, впервые за долгое время вышедшая из абсолютного ступора, вызванного совершенным непониманием происходящего. — Прекратите этот балаган, вы двое! — она тыкнула пальцами обеих рук в Элиота и Джона. А потом переключилась полностью на последнего: — Вы-то вообще кто такой, уважаемый?!
— Я же уже представился, — немного расстроенно хлопнув глазами, заметил Джон, глядя на танимийку с высоты своего роста. — И не надо кричать на меня, юная леди.
— И не надо кричать мне над ухом тоже, — Эл сморщил нос, показушно потер ближайшее к Эльке, то есть левое, ухо. — Над ухом пережившего состояние «при смерти», новоявленного супруга, зятя и потенциального отца.
— Ага, — надуто фыркнула Элька. — Тоже мне, зять-супруг-папаша. А ещё говорил, что нет у тебя девушки!
— Ну да, видишь, не соврал, — фыркнул в ответ Эл. — Она сразу стала женой.
Джон сощурился и о-очень подозрительно покосился сначала на Эльку, а потом на Элиота. Но ничего не сказал, только свёл брови и снова обратил внимание на то, в чём его прервали.
— Возвращаясь к поднятому вопросу. Азриаэриэль, ваше плечо в порядке? По-моему, на нём у вас кровавое пятно внутреннего происхождения.
— Пятно? — Не сразу понял Азри, уже во второй раз подзабыв за сегодня как о своей стычке с Локом, так и о её неприятных результатах. А теперь вспомнил благодаря Джону, чему был не слишком рад, хотя вполне понимал, что замечание более чем справедливое, нужное и своевременное, ибо хоть из раны и не тек кровавый ручей, но все же, по какой-то причине, кровь совершенно не желала останавливаться до конца. Кроме того, не слишком приятно было вспомнить о постоянной тупой боли, которая время от времени взрывалась холодными льдинками жжения. И ладно боль, с ней можно справиться с помощью обезболивающих, гораздо неприятнее было вспоминать недавние события, вспоминать то, что было когда-то, и ничего, кроме злости да боли, не приносило. Находясь в палате, Азри словно отрезал себя от враждебного мира, здесь он еще совсем недавно чувствовал себя в безопасности, но теперь вновь вспомнил, что не среди других он в безопасности, а что, находясь среди других, он подвергает опасности их. И всё же слишком мягкое сейчас было настроение у длая, слишком спокойное и убаюканное, потому злость не перешла из воспоминания в действия.
Длай перевёл взгляд на подросшее пятно, провёл по ткани пальцами, оставляя на их кончиках уже остывшую, солоноватую, синюю жидкость.
— Не уверен, что в порядке, но в пределах нормы, мне кажется. Могло быть и хуже, — что именно «могло быть и хуже», длай не уточнил. — Несчастный случай на производстве, не было времени сделать всё как надо в плане процедур, спешил... по делам. Сильно заметно? — Поинтересовался длай с совершенно спокойным взглядом, направленным на Джона. Хотя даже не спокойным, а абсолютно пустым, словно краткое воспоминание о недавних событиях напрочь выдуло из души Азри тепло, и теперь его придётся накапливать заново, как зимой в мороз протапливают бревенчатую, промёрзшую избу огнём от поленьев чужих, тёплых эмоций.
— Вообще-то, заметно. И «в пределах нормы» заканчивается тогда, когда кровь начинает изливаться из тела даже такими сравнительно небольшими объёмами, — прицокнул языком Роуз, скрестив руки на груди и подозрительно сощурив глаза. — «Производстве»? Я думал, вы всё ещё работник полиции, господин Д'Хаворд. Подстрелили?
— Возможно, если порезался на кухне, то да, такие количества не нормальны. Но в иных обстоятельствах есть дела более важные, нежели замазывать царапинки, которые ничем не грозят, – парировал Азри, по его мнению, удачно. Хотя нет, об удачности или не удачности он сейчас не думал, лишь говорил то, что первое в голову придёт, даже не помышляя насытить свои слова хоть какой-то выразительностью в плане эмоций. — А что касается полиции и ранения, то вот. Во-первых, я даже не полноценный полицейский, ко всему ещё и не выполнивший то, что ему приказали, причём уже не в первый раз. А во-вторых, если всем интересно, то да, подстрелили, но только не по службе, а по личным делам, и, к слову, опять же потому, что я сделал всё не так, как должен был, — странно выглядело то, как длай в довольно быстром темпе выпалил Джону слова, которые уже давно рвались наружу. Длаю всё же было нужно кому-то излить эмоции, вот только произошло всё не так, как должно было, в присутствии тех, кому, наверное, не стоило знать то, что сказал Азри, пусть в его словах и не было ничего вразумительного. Его слова скорее выглядели как накипь, кусок которой в один момент отваливается от нагревательного элемента, столь же серые они были, точно так же сухи, без тени злости, возмущения или возбуждения, несмотря на быстрый темп речи. Азри просто выпалил то, что даже не сильно его тревожило, по крайней мере на сознательном уровне. Не задумываясь о том, что он наболтал некий бред, длай скрестил руки на груди, тем самым потревожив причину этого разговора, расположенную на плече, после чего вздохнул, прикрыл глаза, словно не хотел видеть, как на него налетят сторонние взгляды, в которых вряд ли будет что-то легко переносимое для Азри.
Джонатан следил за монологом Д'Хаворда внимательно, хотя и недоумевал поначалу, с чего длай вдруг принялся всё это рассказывать — рыжий ведь не попросил и не собирался просить совершенно никаких лишних пояснений. Впрочем, ответ пришёл в голову Роуза довольно быстро:
«У парня явно выдались не лучшие сутки. И это как минимум», — Джон отметил и какую-то общую нервность, эмоциональную непостоянность Азри, и тёмные круги у него под глазами, вспомнил подслушанную часть их с Элькой перепалки. — «Последнее время меня окружают сплошные проблемные детишки. Почему вы, ребята, после одной общей неприятности умудрились все словить по личной новой?»
После того, как длай закончил говорить, Роуз посмотрел на него ещё с пару секунд, а потом опустил руки, вздохнул и тихо сказал:
— Такие царапинки всё же стоит замазывать, Азри, — Джон покачал головой. — Они как минимум болят, а как максимум — могут подобрать инфекцию.
Роуз выпрямился, развернулся и медленно побрёл к выходу.
— Попрошу у персонала медикаментов: тебе как минимум надо поменять — или наложить? — повязку. На обезболивающие-антисептики аллергии нет?
Не сказать, чтобы сопротивление Азри было так быстро сломлено. Длай всё ещё считал, что нет смысла сильно мучиться с его «царапинами», но при этом ему совершенно не хотелось сейчас спорить, потому что было проще свыкнуться с какой-то совершенно неожиданной заботливостью Джона к абсолютно незнакомому индивиду, и позволить тому сделать всё, что он сочтёт нужным, хотя в ином случае Азри вполне мог счесть все это подозрительным. В любом случае, хуже уже не будет.
— Нет, нету у меня ни на что аллергии, а обезболивающих и так уже больше, чем крови, — ответил длай и медленно перебрался вновь к стене, по которой на этот раз не сполз, а лишь прислонился спиной. — Хотя не уверен, что перевязка тут поможет, уже пробовал. — Бросил длай вслед Джону, всё так же равнодушно. Джон только молча кивнул и вышел.
— Я думаю, вы бы с Джоном неплохо могли подружиться, Эль, — сообщил Элиот, манерно изогнув левую бровь. — Он тоже очень любит поговорить. Но, в отличие от тебя, вроде бы, не просто так для себя любопытничает.
Черноволосый обернулся к Эльке, и тут уже увидел, сколь недовольно она стоит, нахмурив брови, заметно посинев, и дуется. Просто и явно дуется, совсем как маленькая девочка, которой не купили в магазине яркий бантик.
— Э-эй, — Эл усмехнулся, скользнул к левому бортику кровати, чтобы ущипнуть эрлайку за бок. Не так, как он щипал когда-то Альта, а мягко и не больно. — Только не говори, что ты сейчас столь недовольна от того, что меня приревновала.
— Вот ещё! — возмущённо хмыкнула Элька, горделиво задрав к потолку розоватый носик. — Я? Тебя?! Да ни за что! Ты мне вообще кто? Верно, никто. А Джон этот твой — какой-то неприятный тип, чтоб ты знал. Кто он, что он? И вот этот вот, — эрлайка дёрнула плечом в сторону Азри. — Вот где они позавчера были, а? Почему в больничку прискакали, а когда надо было тебя удержать от прописки сюда, их не было?!
— А ведь в её словах есть доля истины, — обронил Азри как бы невзначай и довольно тихо, даже не двинувшись, лишь слегка, на пару градусов, наклонив голову вбок. Какая же правда есть в словах Эльки по его мнению, Азри явно не спешил уточнить.

Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья.
Левая стена - Синий Лед, правая стена - Алый Огонь...
(с)


Лирика: Волчица Катерина впервые робко переступила порог Логова 7 марта 2007 года
 Анкета
Эрин ♀ Дата: Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:54:19 | Сообщение # 569    

Клан Созвездия Волка
Ранг: Зрелый волк

Постов: 2284
Репутация: 281
Вес голоса: 5
398е советские сутки, Фельгейзе
Часть IV

Элиот, уже собравшийся было вступить с Элькой в новый диалог с сокрытым в нем маленьким разбирательством, метко вставленной фразой Азри оказался полностью сдут, серьезно озадачен. О чем это длай…? О том, что Джон неприятен? Или о том, что и он, и Азри не пришли на помощь до того, как случилась беда, в то время как Элька попыталась что-то сделать? Или он еще о чем-то другом?
— В чем именно? — уточнил киборг сосредоточенным голосом, полностью переведя свое внимание на Азри.
— Сам посмотри, — даже немного удивился такому вопросу Азри на, по его мнению, очевидные моменты истины. Длай немного помедлил, вынул из кармана брюк маленькую пластиковую коробочку жёлтого цвета, откинул клапан и употребил один из маленьких вытянутых шариков, лежащих в коробочке. — Где, и вправду, был тот же я, когда помощь нужна была тебе, и примчался только тогда, когда помощь понадобилась мне? Правильно ли это? — теперь Азри перевёл взгляд непосредственно на Эла, смотря тому в лицо вроде бы внимательным, но словно пропущенным через мутное стекло взглядом, таким же проницающим всё. — Думаю, что нет. Лично мне уж точно не следовало сюда заявляться со своими проблемами, раз уж я ничего не предложил в ответ раньше. Неправильно приходить за помощью, но не думать о том, оплатил ли ты эту помощь ответной услугой или отплатишь ли в ближайшем будущем. Говорю только за себя, но в данном случае она — Азри кивнул на Эльку, — права. Не знаю толком как вы познакомились, но, по-видимому, она оказалась в нужный момент в нужном месте, в отличие от меня. Конечно, я могу сослаться на обстоятельства, но это не оправдания моему приходу. Довольно эгоистично, не находишь? Так что она права в вопросе о том, где же я был и почему явился сейчас, — длай закончил и вновь вернул взгляду сфокусированность, мазнул невидимым лучом взора синих глаз по лицу Эла, после чего вновь вернулся в прежнюю позу, смотря в пол и скрестив руки на груди.
— Подожди, — Элиот заинтересованно подался вперед, заглядывая Азри в лицо. — То есть ты считаешь, что в этот момент должен был быть тоже рядом со мной? И прилетел бы так далеко, если бы я просто сказал, что я хандрю, и у меня плохое настроение? Серьезно?
О том, как можно определить их отношения с Азри, Элиот никогда не задумывался. По сути, все их отношения складывались всего лишь из неудавшейся драки в медотсеке пустующей базы, а после из десятка писем, пусть длинных и довольно откровенных, но все-таки писем более чем ограниченного количества. И тем не менее Азри со своей серьезной проблемой пришел именно сюда, подчеркнув, что Эл — первый, к кому ему вообще пришло в голову обратиться. И что он входит в круг лиц, которым можно доверять. У Эла уже были в руках полные предпосылки к тому, чтобы утвердиться в мысли, что с друзьями у Азри совсем не густо. В некоторых вопросах общения длай вообще проявлял себя на уровне ребенка, который только осваивался с какой-то новой функцией. Вообще-то, нормальному индивиду явно мало десяти писем для того, чтобы начать кому-то верить и начать считать его индивидом особенным, но для Азри…? Неужели все-таки достаточно?
— Как мило, — Эл улыбнулся, слегка сдержанно, но искренне. Приятно, но все-таки немного странно. Может, это такой способ подкопаться, чтобы настроить на помощь себе основательнее? С другой стороны, Азри уже был откровенно смущен тем замечанием, что вывалил свои проблемы до того, как поинтересовался здоровьем Элиота, и этот новый реверанс, в принципе, мог бы происходить из той же самой серии.
И все же, если отбросить в сторону все возможные причины и оставить одну лишь рамочку — только познакомились, но уже такая готовность поддержать — то она выглядит очень мило.
Однако, хоть Элиот и умилялся сейчас, но, дойди раньше до дела, под влиянием настроения он вполне мог бы позвонить Азри с просьбой развлечь его, и искренне бы удивлялся, может быть даже обижался, если бы длай отказал ему в этом капризе. Опция «прилетай» стояла по умолчанию, просто сейчас черноволосый обратил на нее внимание, поскольку озвучена она была устами потенциального исполнителя, и потому смотрелась как-то особенно нарядно.
Если бы Азри мог явно заливаться румянцем, то сейчас он походил бы на нечто вроде очень спелого баклажана, потому что иначе как смущением он не мог ответить на характеристику Эла, звучащую как «мило».
Его очень озадачивало то, что говорил Эл. Почему он считал, что не может обратиться за помощью и считает это чем-то нереальным? Почему его вообще так удивил ответ Азри? Поначалу длай даже немного отвёл взгляд, когда Эл попытался заглянуть ему в лицо, однако, через мгновение, всё же повернулся в ответ.
— Не уверен насчёт должен, обстоятельства разные могли сложиться, но я вполне бы мог оказаться рядом. Или, хотя бы, позаваливать тебя сообщениями, в крайнем случае. Но даже этого я не делал. И почему ты думаешь, что не мог бы обратиться ко мне за помощью или просто позвонить, если нужно было с кем-то поговорить? Конечно, в одной песочнице полные штаны песка мы не набирали, но и не думаю, что совсем чужие. Как минимум, вместе прошли несколько своеобразное боевое крещение, а уж это тоже что-то да значит, пусть и не первое для меня в целом, но первое бок о бок с кем-то, о живой бок, а не металлический, корабельный. Мы выживали рядом. Другими словами, не думаю, что у тебя тоже таких историй много, согласись? Хотя ладно, могу ошибаться. Может и были разногласия у нас, но, учитывая условия, что были тогда, это нормально. А то, что в итоге не разошлись дороги, после окончания истории, тоже вполне намекает на не чуждость, ведь могли мы вообще и приветом не обмолвиться. Почему тогда, в конце концов, ты считаешь, что не мог бы обратиться ко мне за помощью или просто позвонить? Я ведь пришёл к тебе сегодня, — длай чуть пожал плечами и уставился задумчивым взглядом в противоположную стену.
— Может, я не прав в суждениях и всё, что я перечислил, не есть причины для доверия достаточного, чтобы среди ночи позвонить и попросить прилететь. Вполне возможно, что по каким-то причинам я бы не смог явиться по первому звонку, но если бы возможность была, то попробовал бы. Или, в крайнем случае, хотя бы выслушал по электронной связи, а там уже договорились бы о встрече. Вариантов много. И, к слову, я ведь не раз успел к тебе обратиться за советом, — длай снова пожал плечами. Ему сложно далось такое откровение и чувствовал себя Азри после этого так, будто бы остался голый на виду у всех. Да и не уверен он был, что Эл правильно поймёт позицию Азри, учитывая, насколько запутанно она прозвучала вследствие спонтанности её оформления в слова. И сами по себе откровенности были не самой сильной стороной длая. — Короче, да, вполне мог и прилететь, особенно учитывая, что времени у меня было достаточно, — закончил Азри и вновь, как раньше, сполз по стенке на пол.
— Да ты просто не знаешь еще, какой я бываю доставучий, и как сильно меня может плющить от «плохого настроения», — Элиот широко, немного нахально улыбнулся-оскалился, показывая зубы. — Элька вот уже отчасти с этим познакомилась. Нет у меня прошлого, не могу я говорить о том, что у меня было, а что нет, понимаешь…? Не со мной одним ты это все пережил, вообще-то. Кроме того, почти на все время прогулок по Ганнету я и вовсе был оторван от вашей компании. Не пойми меня неправильно, я не хочу принизить наши приключения, но… все-таки, не стали мы после них одной большой и дружной компанией. Образовали весьма узкие связи, разбились на маленькие группки, а то и просто парочки. С тобой мы вообще сошлись позже всех прочих. Я мог бы попросить тебя прилететь, да. Но то, что ты сожалеешь о том, что тебя не было рядом, когда ты мог бы как-то повлиять, поддержать — это уже другое. Я в этом плане совсем не подумал, как было бы здорово, если бы в тот день, когда тебя подстрелили, я неотрывно следовал бы за тобой. Быть может, тоже бы как-нибудь помог. По крайней мере, ты бы сейчас не морщился каждые две секунды от этой «царапины» на плече. Но нет же. Черт, Аз, мы определенно друг друга стоим.
Азри не успел обдумать новых слов на ответ. Двери палаты разъехались, и в неё широким маршевым шагом прошествовал Джон, обнимая и прижимая к груди, словно что-то родное, какую-то прозрачную пластиковую корзину, в которой было навалено множество разных медицинских препаратов и приборов.
— Ну и больница! Даже не персонал прошу выделить — только медикаменты, а они всё равно копаются, как тюлени! — пожаловался рыжий, громко опустив коробку на пол. Выпрямился, театрально потёр руки и с наглой ухмылкой посмотрел на Азри: — А теперь, господин Азриаэриэль... раздевайтесь!
— Совсем или штаны оставить? — поинтересовался Азри в общем-то в шутку, вот только прозвучало совсем не как шутка, а очень даже серьёзно. Элька тихонько хихикнула. Длай нехотя поднялся с пола и хмуро окинул взглядом принесённые в корзине припасы с явным подозрением. — Мне, кажется, не медосмотр нужен, так зачем всё это в таких количествах? — количество предметов и вправду озадачивало, правда, мало ли, может Джон просто схватил первую ёмкость, в которой оказалось то, что было нужно, а остальное пошло в комплекте?..
— Всё, что выдали, то и взял, — пожав плечами, частично подтвердил Роуз догадку длая.
Чтобы раздеться, само собой не догола, а лишь верхнюю часть тела оголить, пришлось отстегнуть сначала кобуру, бросить ее прямо на пол. После этого длай осторожно стянул с себя футболку, которая не так уж легко поддалась, ибо успела немного приклеиться к телу в месте ранения за счёт подзапёкшейся крови. Но, спустя минуту мучений, длай наконец справился с задачей, и теперь стоял по пояс голый.
— Ну что? — обратился Азри к Джону. — Надеюсь, Вы знаете, как со всеми этими медицинскими фиговинами обращаться?
— За последние двадцать пять лет жизни я прошёл пешком по пересечённой местности столько, сколько нормальным индивидам в кошмарах не снится, и когда, не дайте боги, какая-то херня вспарывает тебе бок, а на десятки километров вокруг ни души, волей не волей учишься сносно оказывать как минимум первую медицинскую, — Джонатан усмехнулся, пожав плечами. — Ну-у, либо не учишься, но судя по тому, что я ещё жив... Ладно, хватит с меня языком трепать. Присядьте-с, пожалуйста.
Роуз кивнул на табуретку, на которой за сегодняшний день Азри уже успел посидеть, и которую успел уже частично сломать. Правда, о последнем Джон мог только догадываться, но то не суть. Впрочем, мысль о табуретке была недолгой.
— Хотя нет, не надо, — остановил рыжий длая от исполнения своей просьбы.
Табуретка была косоногой, неустойчивой, теперь с ещё и частично отломанной и потому уменьшенной поверхностью сидения. И, вдобавок ко всему, довольно низкой. Довольно низкой сама по себе и для того, кому положено на ней сидеть, и особенно низкой для Джона. Если Азри сядет на эту штуку, осматривать его придётся, сильно согнувшись. Нет, так не пойдёт, неудобно. Но что же тогда...
— О! — Джон уверенно вскинул к потолку указательный палец. — Э-эл, будь добр, подвинь-ка свои нижние конечности немного, — и, когда киборг выполнил просьбу, рыжий хлопнул по освободившемуся краю койки: — А вот сюда уже точно прошу присесть.
Азри покосился на предоставленное место, и почему-то эта ситуация его немного смутила, ибо было несколько странно, по его мнению, устраиваться полуголым на постели рядом с другим полуголым мужчиной, даже сидя на самом краю кровати, особенно учитывая, что на время можно было занять другую, свободную на данный момент койку. Но вслух Азри ничего не сказал, просто выполнил наказ Джона. Джон же подвинул поближе стоявшую скромно у стеночки этажерку на колёсиках, поставил на неё притащенную коробку и выкопал со дна оной ножницы. Собственно, ими, не особенно заморачиваясь, разрезал плотненько пропитавшуюся уже кровью старую повязку на раненом плече длая. То, чтобы полностью избавиться от неё, вызвало определённые затруднения: хоть, промокнув от крови, повязка и не присохла к ране, что было бы особо неприятно, она всё-таки к ней частично прилипла. Но тут уж ничего не поделать, только немного потерпеть. Закончив с освобождением плеча Азри от прошлых бинтов, Джон внимательно осмотрел его ранение, неприязненно наморщил нос, сведя густые брови, и констатировал:
— Как я и думал, эту дрянь, если по-хорошему, надо зашивать, — он сунул руку в притащенную корзину и на ощупь извлёк оттуда медицинский степлер. — Мне доверишься, или врача искать?
Увидевший степлер Эл как-то совершенно машинально, не думая, подобрал ноги ближе к себе, согнув колени — как будто бы это по его душу подготовили страшный инструмент, и как будто бы уползание в угол койки могло бы от этого спасти. Степлер — сама по себе вещь пусть и удобная, но даже в своем классическом варианте на вид неприятная, а уж эта конкретная модель… н-да, судя по носику, в нее вправлены скобы явно большие, чем полагались на пациентов с человекоподобной кожей. Самое то для шкурки длайской.
— Да к чёрту врача, пока его дождёмся, уже от старости помрём, — пробурчал Азри. — Как я понял, у Вас и опыта может больше быть в области подобных «царапин», чем у некоторых врачей в этой дыре. Или я и сам могу зашить, не впервой. В конце концов, много ума не надо, чтобы этой штукой пользоваться, — кивнул длай на степлер. Некоторое недовольство в голосе Азри слышалось, но совсем не из-за плохого настроения, просто не так уж и приятна оказалась процедура отдирания повязки от тела, и плечо сейчас горело не сильно слабее, нежели в первые часы после ранения. Отчего так, длай не знал.
— И, по-хорошему, надо как-то это дырку... подсушить, что ли, — пробормотал длай после того, как от небольшого наклона вперёд из канавки раны вытекла очень увесистая капля, если даже не маленький ручеёк. Длай провёл пальцем по дорожке, собирая кровь, дабы та не стекла ниже и, не найдя обо что вытереть руку, просто слизнул то, что осталось на пальцах. — Не хотелось бы испачкать тут всё.
— Да, не стоит, с порчей простыней мне и так уже помогает сосед, — вполголоса пробормотал Эл, а после добавил, ненамеренно «подбадривая» Азри, красноречиво устремив свой взгляд на степлер в руках Джона. — Крепись. Эта штука весьма-а неприятная.
Когда киборг лично знакомился со степлером, он почти ничего не чувствовал — тогда его рука была залита хорошим анестетиком. И все же дружеских чувств к этому медицинскому прибору у Элиота не возникло. То из арсенала врачей, что потенциально может причинить боль, по умолчанию вызывало в нем внутренние корчи. — Ты бы ему что-нибудь на рану непосредственно налил, Джон.
Азри говорил, что уже принял много обезболивающих, но все же морщился — значит, не шибко-то его лекарства от раны на плече помогали. Кстати, насчет этой раны…
— Аз, а тебе где больно-то? — не преминул полюбопытствовать Эл. — Твоя кожа не выглядит особенно… чувствительной.
— Кожа не слишком чувствительна, но у меня тоже есть мясо, а оно очень даже сигнализирует, когда его прожигают. Но и внутренние слои кожи тоже не абсолютно бесчувственные, потому сложно сказать, что именно болит. Болит всё. И панцирь ничуть не меньше, чем сами мышцы, на самом деле, — длай обвёл пальцем руки контур всего плеча. — Но пока что вполне терпимо. Не скажу, что степлер со стягивающимися скобами приятная и безболезненная вещь. Да ещё и скобы могут поплыть в шкурке, если рана слишком широкая и усилие на растяжение слишком сильное, тоже... неприятно, — длай немного поздновато заметил, как Эл реагирует на данный металлометательный инструмент для сшивания, и потому поспешил сменить не слишком приятную тему. — А ты что, думал, будто я как работ, которого проткни, а он всё равно не почувствует ничего? — с интересом и своеобразной улыбкой Азри чуть повернулся к Элу, так, чтобы иметь возможность его видеть. — К сожалению, всё совсем не так, иначе бы решалось множество проблем, – длай устало прикрыл глаза и подумал было, что можно и вовсе обнаглеть и перейти в полулежачее положение на какое-то время, когда лечебные процедуры будут окончены. Но, конечно, дальше мыслей эта идея не зашла. — И это, не думай в меня как-нибудь иголками тыкать для эксперимента, ладно? — добавил он, не открывая глаз.
— Да нет, вот еще, я верю-верю, — фыркнув, открестился от предложенного «развлечения» Эл. — Я что, так похож на садиста? И вообще, вакансия робота тут уже занята. Мой позывной, — черноволосый быстро, коротко улыбнулся, на секунду блеснув зубами. — А вот палочкой потыкать я тебя как-нибудь вполне могу, так что можешь начинать морально готовиться.
— Какой палочкой и куда ты тыкать собрался? — подозрительно посмотрел длай на Эла и даже чуть отклонился в сторону, на всякий случай, при этом смутившись ещё сильнее.
— На знаю, — Эл беззаботно пожал плечами. — Какой найду. А что? Ты боишься каких-то определенных палочек?
— Не знаю, не доходил как-то до осмысления того, чем бы не хотел, чтобы в меня тыкали, но точно знаю о наличии нежелательных для меня предметов, которыми можно потыкать, — длай вернул себе прежнюю позицию на кровати. — Но если увижу то, что мне не понравится – сразу скажу.
Элька, всё это время молча наблюдавшая за происходящим, прикрыла губы кулаком, чуть отвернулась в сторону и явно очень пошленько захихикала.
— Хм, — Эл немного озадачился сказанным. Вот же завернул Азри клубок вокруг полушутливого предложения проверить его кожу на чувствительность самым очевидным на то способом. — Ну ла-адно.
Джон тем временем копался в принесённом ящике, пытаясь найти другие полезные предметы и препараты. Такое ощущение, что в эту корзинку по запросу ему просто свалили совершенно все подряд из того, что было на полке шкафчика, подходящего под замечание «сильные не проникающие ранения». Здесь даже был жгут! Жгут!
Из чего-то полезного удалось найти только спреевой анестетик местного действия, баночку перекиси, распыляемый дезинфектор, вдобавок покрывающий рану защитной плёнкой, дезинфектор всем знакомый в виде фонарика, две пачки бинта, стерильные тампоны и йод. Йод, не думая, Джон отложил обратно. Зато следом за ним обнаружил радостно ранее упущенную из виду антибиотическую мазь.
— Некоторые моменты могут быть неприятны, я всё-таки не хирург. А раз уж предложение о враче было отвергнуто, пенять на себя, — серьёзно предостерёг Роуз с короткой, едва заметной усмешкой, пшикнув на рану Азри анестетиком.
— Как будто у хирурга получается как-то делать всё безболезненно, — пробормотал длай.
Джон подождал указанные в инструкции тридцать секунд, а потом, для надёжности, ещё с двадцать. Чтоб с гарантией препарат впитался и подействовал. И после этого приступил к дальнейшим манипуляциям.
Откручивая крышку от бутылочки с раствором перекиси и щедро поливая ею один из тампонов, Джон недовольно нахмурился, потому что тут ощутилась неприятная побочность хождения с закованной в шину рукой — для каких-то тонких манипуляций осталась только левая. Амбидекстером Джон не являлся, так что такое положение дел имело определённые минусы, грозящие доставлять неудобства и дальше. В конце концов, обработка раны — дело тонкое.
Однако даже одной левой с промывкой раны — самым сложным и требующим аккуратности делом, исключая сшивку, по его мнению, — Роуз справился довольно быстро и легко, без заметных сложностей вычистив все неприятные сгустки свернувшейся крови и старой коросты. Дальше он щедро обработал повреждённые участки тканей ещё и спрей-дезинфектором — для надёжности, — и поднял отложенный ранее степлер.
— Кусь, — ехидно оскалившись, он клацнул степлером в сторону Эла, ранее подметив реакцию того на сей прибор, но так, чтобы скоба не покинула пределов агрегата. Вновь повернулся к Азри и... обнаружил новую ожидавшуюся сложность. — Так, детишки, мне нужна чья-нибудь рука.
— Элька? — так и не услышав от эрлайки радостных возгласов по проявлению инициативы, Элиот попытался ее к тому подтолкнуть.
— Не-а, — помотала головой беловолосая, скрестив руки на груди и гордо задрав носик. — Эти подозрительные личности — твои товарищи, а не мои, вот сам с ними и разбирайся!
Элиот сразу стал каким-то очень грустным.
— Эй, а какого чёрта я подозрительный?? — прозвучало крайне возмущённое и одновременно удивлённое восклицание от Азри, который явно такого относительно себя никогда не слышал и даже не предполагал, что услышит. Однако его крик души был всеми проигнорирован.
— Давай сюда, — вздохнув, Элиот протянул руку к Джону, согласный забрать у него степлер. — Сам стяну, сам прищелкну.
— Ну, вообще, мне нужно было только чтобы кто-то подержал края раны, — чуть растерянно пожал плечами Джон. — Но если ты хо-очешь... Ты хочешь? Как-то на то не похоже.
— Ой, нет, лучше я сам все сделаю, чем ты будешь щелкать ЭТОЙ ШТУКОЙ так близко с моими пальцами, тем более своей не доминантной рукой. Давай сюда кусалку, — Эл забрал у Джона степлер, переместился ближе к Азри, присел рядом с ним на колени, отведя чуть в сторону больную ногу, чтобы случайно не придавить ее собственным весом. — Больно?
Черноволосый несильно ткнул Азри ногтем в край раны, чтобы проверить, подействовало ли уже обезболивающее, и можно ли начинать пронзать плоть длая металлическими стяжками.
— Нет, не больно, вот только..., — длай с некоторым опасение глянул сначала на степлер, потом на Эла. — А ты хотя бы пользовался этой хреновиной раньше самостоятельно, а не только пробовал в роли пациента?..
По правде говоря, ситуация вокруг себя Азри несколько пугала, ибо количество сменившихся «ассистентов» довольно быстро росло и ни в чьей компетентности Азри не был уверен. Хотя всё же определённые моменты доверия были. Если Джону Азри доверил себя латать из-за его богатого опыта, по крайней мере тот так сказал, то Элу просто из симпатии и некоторых иных моментов, которые немедленно озвучил.
— Впрочем, неважно, вряд ли ты можешь ошибиться, так что давай, коли уже, пока я не замёрз тут голым сидеть.
— Ага, — с очередным вздохом согласился Эл. — И, если тебя утешит, то…
Щелк, щелк, щелк, щелк. Четыре коротких, точных движения, четыре загнанных в кожу скобы. Края раны Азри теперь касались друг друга, и были в этом положении зафиксированы: вгоняя скобы, Эл сводил края поврежденного панциря, довольно бережно, не воздействуя на кожные покровы длая сильно. Завершили его работу сами скобы, подтянув края раны еще ближе друг к другу, до рекомендованного медициной уровня.
— … то пользовался.
Черноволосый положил степлер на самый край кровати, в самый дальний от себя угол, аккуратненько так, а после переместился на свое прежнее место, вполне удовлетворенный тем, что медицинские процедуры над Азри уже закончены, и больше никаких степлеров и пахнущих мазью тампонов на его кровати появляться не будет.
— Эй, куда это ты? — с театральный недовольством возмутилась Элька, подперев свою небольшую по объёмам грудь скрещенными руками. — Два полуголых мужчины, одна кровать... а как же поцеловаться по всем законам жанра, м-м?!
— Только за деньги, Эль, — отрезал Эл. — Шоу должно быть платное.
— Да ну, — фыркнула эрлайка в ответ. — Жмот.
Вот тут уже пришла пора для Азри «выпасть в осадок» от подобных предположений. Но длай всё же взял себя в руки и, мастерски скрывая своё удивление-смущение, обратился к Эльке, вклинившись в их с Элом странный диалог:
— Может, тогда для начала Вам стоит показать всем пример «по законам жанра»? Или предпринять ещё какие-то активные действия, если так уж хочется извращений, — после этого длай повернулся к Элу: — Знаешь, мне кажется, она тебя ревнует. А вот насчёт «за деньги» лучше поосторожнее, как-никак она может согласиться заплатить.
— Не думаю, — Эл нахально улыбнулся. — Я — дорогая проститутка. А ты оцениваешь себя меньше, Аз?
— Что?! Я? Его? Ревную? Пха! — в этот момент звонко, наигранно рассмеялась Элька. — Да хер с тобой, подозрительная личность.
Эрлайка подошла поближе к кровати, упёрлась руками в её край и, мягко положив руку на здоровое плечо Азри, привстала на цыпочки и совершенно спокойно, с невозмутимым выражением лица, поцеловала его, если можно так сказать в отношении панцирных длай, в губы.
— Показать пример? Да без базара, — отстранившись, она хитро сощурилась и крайне нахально оскалилась.
Азри, конечно, успел уже за сегодня убедиться, что Элька, мягко говоря, экстраординарная натура, ведущая себя крайне странно, однако то, что сделала танимийка теперь, для длая стало буквально пиком странности и непонимания происходящего на сегодня.
— Да ты чего творишь, Снежок Эксцентричный?! — не возмущенно, а скорее бесконечно удивлённо воскликнул длай, вытаращившись на Эльку глазами с сильно расширившимися от удивления зрачками, отчего те стали похожи на брошенные в голубое небо чёрные кристаллы. — Ты всегда всё так буквально воспринимаешь? — это уже чуть спокойнее. — И скажи спасибо, что я тебя не поцеловал в ответ, тебе бы вряд ли понравилось, поэтому поосторожнее.
Пару раз моргнув, длай, наконец, пришёл в себя, и пробормотал, обращаясь уже к Элу:
— Всё же у тебя талант на странные знакомства. Готов поспорить, примерно по такому же сценарию, какой был сейчас, вы и познакомились.
— Дважды не угадал, — смешливо фыркнул Эл. — Во-первых, когда мы с ней познакомились, мне было ну вот вообще не до поцелуев, а во-вторых, уж как раз пожестче-то она и любит. Если ты хочешь ее подразнить, то ты на верном пути, мой хитрый друг.
Азри сделал задумчивую паузу, подбирая ответ для весьма неловкой и неудобной для него любовной темы. Чтобы чем-то объяснить свое молчание, длай сделал вид, что стал изучать свою только что сшитую рану. Он вытянул вперед руку, чуть отогнул назад шею и наклонил голову, чтобы лучше видеть область своего импровизированного интереса. К слову, работу Эла длай сейчас видел впервые, поскольку во время фиксации раны скобами он вообще предпочитал смотреть куда угодно, но только не на свое плечо.
«А что, недурно у него вышло», — мельком подумал Азри, оглядывая ровный ряд блестящих скобочек. Сказать, что работой Эла длай оказался доволен, значит не сказать ничего, потому что лучше вряд ли могло получиться даже у хорошего врача. Кроме того, на положительной оценке лечения своего плеча сказался тот факт, что благодаря анестезии ни скобы, ни рана сейчас совершенно не чувствовались. Длай решил, что неплохо было бы выразить свое довольство вслух. Заодно и время можно потянуть еще больше.
— Я, конечно, знал, что киборги могут делать всё с большой точностью, но в данном случае ты превзойдёшь даже очень хорошего хирурга. Спасибо, — конечно, в словах Азри была большая доля лести, ибо фиксировали его рану не нитями, где качество шва несколько серьезнее страдает от умений того, кто этот шов накладывает. Но всё же и тут нужна сноровка, чтобы стянуть края раны по всей длине одинаково, и при том расположить скобы с такой точной периодичностью, с какой это сделал Эл. — Может, тебе доктором стать? Будешь всяких нуждающихся штопать. У тебя это не только хорошо, но и довольно-таки... нежно получается, — в шутку предложил длай.
— Просто анестетик хороший, — покачав головой, ответил Эл, не оценив шутку Азри. — Я уж лучше предпочту никого не штопать и не оказываться в таких ситуациях, где кому-либо подобная помощь может потребоваться. Пожалуйста. Знаешь, на мой взгляд хирургами становятся не совсем здоровые индивиды.
На этом медицинская тема разговора сошла на нет, сменившись той, что была прервана Азри ради оценивания своего плеча.
— А, кстати, чего я хитрый-то? — спохватился он. Теперь пришла пора Эла испытывать на себе удивлённый взгляд Азри. — И нет, дразнить я никого не хочу. Хотел бы потрахаться, уж точно в больницу за этим ехать бы не стал. А так, я просто констатировал факт. Но спасибо за предупреждение, теперь я знаю, чего мне делать не надо.
— Пожалуйста, пожалуйста, всегда рад помочь в делах любовных, — Эл великодушно махнул рукой, сохраняя на лице воистину царское выражение.
— Знаешь, мне кажется, это тебе нужно прописать хороший засос. Может, попросим нашу снежную особу оказать такую честь тебе для профилактики? Тогда уже будет моя очередь иронизировать, — очень серьёзно произнёс Азри, хотя готов был улыбнуться. За него улыбнулась Элька, только как-то довольно хитро и оттого зловеще.
— Иронизировать на такую тему касательно меня? — Эл улыбнулся одними уголками губ. — Это было бы весьма странно. Поцелуи и я — вещи, друг от друга неотделимые. И вообще! — черноволосый задрал к потолку свой нос, упер в бедро подключенную к капельнице руку. — Я же теперь женатый человек! Хочу себе золотое колечко.
— То есть для тебя обычное дело, если на тебя напрыгивают все, кому не лень, с поцелуями? — с любопытством глянул Азри на Эла.
— Просто я нравлюсь де-е-вушками, — протянул Эл голосом, довольно богатым на сладкие и мечтательные интонации.
— А кто кольцо, по-твоему, должен найти? Или это какой-то намёк?
— Ну, наверное, кто поженил, тот и должен найти, — Эл хитро улыбнулся, посмотрел на Джона снизу вверх из-под упавшей на его лицо черной прядки.
— Ага, так и побежал, — усмехнулся Роуз, уже успевший вскрыть пачку бинтов, и теперь увлеченно пытавшийся понять, где у вынутого равномерного рулончика край — и, спустя секунду, наконец-то понявший. — Вот только покончу с обработкой твоего пострадавшего товарища. — рыжий окинул взглядом сцепленную скобами рану Азри и остался увиденным доволен. — Ну-ка, посторонись.
Джон шагнул вбок, вытесняя Эльку из пространства перед Азри, и одновременно с этим отматывая часть бинта от рулона.
— Вообще-то, теперь можно было бы просто залепить шов пластырем, в крайнем случае марлевую накладку прилепить, — заметил Роуз. — Но вот беда, в этой коробке для покрытия ран окромя бинтов нет совершенно ничего.
— Зато бинты понадёжнее и не будут норовить отклеиться, в отличие от пластыря, — заметил Азри.
— Ты живешь в докосмической эпохе, — вставил, усмехнувшись, Эл. Киборг убрал волосы с левой стороны от лица за ухо, ткнул пальцем в свой налепленный на висок кусочек пластыреподобного материала. — Я не знаю, что надо делать, чтобы эта штука отлепилась сама. И, видишь, она отыскалась даже в такой захудалой больничке, как эта.
После сей короткой разъяснительной демонстрации Эл снова спрятал свой пострадавший висок за волосами, подцепив ранее убранные за ухо пряди, высвободив их и немного распушив.
Джон тем временем, чуть подумав, обернулся и взял ранее выложенную мазь-антибиотик, вскрыв тюбик, выдавил беловатое желеобразное содержимое тонкой полосой на шов Азри, и только после того приступил к наложению повязки, пару раз попросив длая приподнять руку. Когда дело было закончено, Азри медленно поднялся с кровати и задумчиво оглядел свое плечо, после чего снова, как недавно, медленно повёл рукой, сначала вперёд, потом назад, и затем вбок. Повязка практически не мешала, по крайней мере на данный момент.
— Что ж, спасибо за скорую медицинскую помощь, — обратился длай к Джону. — За мной должок.
— Не за что, друг мой, — беззаботно отмахнулся тот, скидывая обратно в коробку все задействованные элементы её содержимого, — Не так хитро дело, чтоб за него должать.
Вообще неплохо было бы одеться, вот только Азри совсем не хотелось натягивать на себя пропитавшуюся кровью футболку. К счастью, никто возмущения по поводу оголённой верхней части его тела не высказывал, потому с одеванием Азри пока решил повременить. Возвращаться на кровать к Элу показалось для Азри наглостью, хотя там было несомненно удобно, потому длай вновь, как и раньше, отошёл к стене и прижался к ней спиной.
— Тебе там удобно, Азри? — скептически уточнил Эл, проследив взглядом за перемещениями длая. — Моя кровать всегда готова принять тебя, по крайней мере в нижней своей части, я же не обязан лежать, вытянувшись, как скелет в гробу, да и если честно, то лежать в любом положении мне здесь уже до жути надоело. Но учитывая количество моих гостей…, — Эл замялся на секунду, чуть-чуть прищурился, после чего продолжил говорить, как ни в чем не бывало, махнув рукой в сторону кровати Нэнрила. — Можно располагаться еще и вон там. Нэнрил славный старикан, он любит со всеми делиться. Я уверен, и тут он против не будет.
— Раз приглашаешь, то я предпочту нагретое собой место, хотя и не думал, что это очень удобно тебе, — говоря это, Азри довольно-таки резво переместился на своё ранее насиженное место, вытянув ноги и вполне удовлетворённо себя почувствовав.
— А ты крепись, тебе здесь ещё не один день сидеть. Двигаться тебе совершенно нельзя, выходит? Даже тихо пройтись или на коляске прокатиться? Какой-то жёсткий у тебя режим, – длай неожиданно вспомнил о своей сумке и тут же привстал со своего места, дабы извлечь из неё шоколадный батончик. Организм, только что переживший восстановительные процедуры, требовал материал для регенерации, а чем шоколадка не источник энергии и белков?
— Не думаю, что кто-либо будет сильно рад, вернувшись в палату, увидеть на своём месте кучу незнакомцев, — жуя батончик, прокомментировал сей факт Азри.
— Не думаю, что кто-то в принципе бывает рад возвращению в свою палату, — вздохнув, прокомментировал Элиот. Мужчина откинулся на изголовье кровати, опустил его, но совсем немного — так, чтобы смотреть на присутствующих все еще было удобно. Так странно… вроде бы даже не встал, просто сел совсем ненадолго, движений совершил едва-едва, но этого уже хватило, чтобы самочувствие ухудшилось. Вернулось состояние утренней вялости, снова начало подташнивать. От того, что лежишь неподвижно, плохо и очень хочется двигаться. От того, что двигаешься, тоже быстро становится плохо, и вот уже думаешь, что неплохо бы прилечь. Да, болеть — это просто отвратительно. А ведь провести здесь придется как минимум неделю! Что же, вот оно, наказание за глупость и импульсивность.
— Мне вообще почти ничего нельзя, — пожаловался Элиот, смотря на Азри, рассказывая в первую очередь ему, отвечая на заданный вопрос. — Три дня — железно лежать в постели, «а дальше будет видно», — тут черноволосый передразнил Руфуса, интонации которого в этой фразе из всех присутствующих мог поймать только Джон, уже успевший пообщаться с вышеупомянутой персоной. — Я долго выпытывал у своего кибернетика, что будет, если я хотя бы изредка буду вставать, чтобы хоть чуть-чуть размяться, и он долго морщился, думал, колебался, но потом все-таки заключил, что пару раз в день по минутке в пределах комнаты я все-таки перемещаться с осторожностью могу. И еще вот эта штука мне нужна, — Эл потряс левой рукой, повернул голову в ту же сторону и красноречиво очертил медицинскую стойку с капельницей взглядом. — Приходится за собой таскать. А мне бы ди-и-ко, просто безу-у-умно хотелось бы отсюда выйти. Хотя бы даже в больничный парк. Глотнуть немного свежего воздуха, а не… — киборг поморщился и произнес следующее слово с большим омерзением. — Лекарственного. Только, боюсь, прогулки по парку однозначно не вписываются в план «постельного режима» и «полного покоя». А вот чем, чем, скажите, вообще можно заниматься, если на несколько дней привязан к постели?! — черноволосый вдруг повысил голос, импульсивно взмахнул руками. — Ладно там, не знаю, фильмами можно было бы баловаться, так нет, экраны тоже запрещены. Вас тут, по идее, тоже долго и много быть не должно, — Эл усмехнулся. — Но этому нарушению я, пожалуй, даже рад. И что остается-то? Спать весь день? Принимаю любые предложения, как бороться со скукой в подобных моим условиях.
It doesn't matter what you've heard,
Impossible is not a word,
It's just a reason for someone not to try.©
 Анкета
Вольф_Терион ♂ Дата: Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:55:46 | Сообщение # 570     В браке
Сообщение отредактировал(а) Вольф_Терион - Воскресенье, 01-Янв-2017, 17:56:35
Ранг: Зрелый волк

Постов: 1007
Репутация: 130
Вес голоса: 4
398е советские сутки, Фельгейзе
Часть V

— Я, когда в госпитале валялся полутрупом, тоже задумывался, чем бы заняться. А между прочим, лежал я в больнице около сотни суток, так что уж кому, а мне тебя понять несложно. Только задумался я уже, конечно, после того, как смог вообще чего-то хотеть, что было не так уж скоро после попадания на койку, — усмехнулся длай, припоминая своё вынужденное медицинское заключение. — К слову, тогда мне никаких особых идей в голову не пришло, хотя другие, кто там в то время были, всё же находили, чем заняться. Помимо того, что все друг с другом трепались и рассказывали всякие порой интересные, а порой и не очень истории, в том числе не забывая из раза в раз по новой перемолоть подробности своего попадания в военный госпиталь, многие почему-то предпочитали всякие сомнительные карточные игры и тому подобное, хотя это и не слишком одобрялось. Правда, от меня в том деле участия никто не дожидался, игрок из меня тогда был не очень. А так, кроме прочего, у всех были какие-то свои дела, насколько я помню сейчас, — пожал плечами длай. — Не всем было прямо так уж скучно. Однако, я точно не отношусь к тем, кто весело проводит время на вынужденном отдыхе, потому советчик из меня так себе в этом вопросе. Но как-то всё же не умер я со скуки, сам удивляюсь, как. Кстати насчёт того, что нас тут долго не должно быть, могу заверить тебя, что, по-моему, всем в этой больнице глубоко плевать на порядок и то, кто, где и сколько находится, — заметил Азри.
— Ну да, поужасаться местным порядкам поводов у нас выдалось уже предостаточно, — фыркнул Эл. — Нет, боюсь, твои советы мне не слишком-то помогут, Азри. Не с Нэнрилом же мне тут по вечерам пасьянсы раскладывать, лежа пластом на кровати. Еще предложения?
Черноволосый посмотрел сначала на Эльку, потом на Джона.
— Помню, когда мне было девятнадцать, залег я в больничку после того, как меня какой-то шальной на каре сбил, — напряженно сведя брови и потерев щетинистый подбородок, припомнил Джонатан. — Первое время, конечно, я бревном лежал — двойной перелом ноги, подкривленные ребра... О, это была трагедия! Мне обещали хромоту! — рыжий изобразил истинный ужас, посмотрев на Эла. — Ну, ты уже, наверное, понял, что бы это для меня значило. Приговор! Катастрофа! — Джон окинул взглядом остальных — Эльку и Азри, хотя не был уверен, что его разглагольствования им интересны, и что они вообще слушают. Но решил всё-таки пояснить: — Я — патологический пешеход. Там, где можно пройти пешком, я пройду. Потому что больше всего на свете люблю ходить. Я странник, и я коплю мир в ногах. Какое занятие вы любите так сильно, что жизни своей без него не мыслите? Припомнили? А теперь представьте, что вам обещают, будто вы его лишитесь. А, каково? Жуть!
Джон всплеснул руками, потом резко уронил их обратно, оглянулся и осознал одну вещь:
— Кхм, но что-то я, как обычно, отклоняюсь от темы. — слегка смущённо потерев плечо правой руки, укорил себя рыжий. — Ну так вот, лежал я, значит, такой депрессивный, лицом в матрас, пару дней. Делили со мной палату два паренька постарше меня чутком и один мужик лет под тридцать. Дело было на Земле родной, так что всё трио — люди. Они все какие-то шумные были, вечно театральщину всякую устраивали, хотя о её масштабах я и не догадывался до тех пор, пока не начал выползать за пределы палаты, но тут пока не суть. Жила, значится, вся эта орава, жила и не тужила. Один я — депрессивный панковатый чурбан с гипсом, зелёными волосами и мордой, заколотой пирсингом. Сестрички частенько пытались меня расшевелить, но были они какие-то неубедительные и до противности сострадательные, а меня, якобы взрослого, сурового и самостоятельного мужчину, — тут Джон надулся так, что стало ясно — он едва сдерживается, чтобы не засмеяться в голос. Чтобы продолжить, мужчине потребовалась пара секунд. — Меня, в общем, это невероятно бесило. Я вообще был парнем крайне несдержанным — поясняю для незнакомцев, — вспыльчивым, «зубастым» и самоуверенным... хотя нет, последнее — точно нет. Но я как минимум пытался таким выглядеть — от того шли и рваные джинсы, и кожанки, и цветные волосы. Глупый мальчишка, что тут сказать. Но ладно, это не важно. В общем, валялся я там, валялся, и одному из моих сопалатников это однажды надоело: что это, о пациентах из семьдесят третьей по всей больнице шорох ходит, и я тут такой — не вписываюсь в репутацию. Звали этого парня, значится, Альбатросом. Нет, ну, не имя это его было — кличка, но только так он всей больницей и звался. А пошло всё от того, что в карты он проиграл кому-то из других пациентов, да тот ему и загадал: «пойди, значится, в сад, и покричи, как всем земным людям известная птица». Тот-то петуха имел в виду, а Альбатрос... ну, из клички, в общем-то, можно догадаться, как он извернулся.
Джон огляделся, сделал несколько шагов в сторону и опёрся плечом о стену, сложив руки на груди. Смерил слушателей странным взглядом, будто пытаясь оценит их внимание. Рассказывал он богатым на интонации и выразительные нотки голосом, и всё же в том, как он постоянно отвлекался на сторонние ветки истории, можно было увидеть, будто Роуз тянет время, стремится отсрочить, отложить что-то, что непременно должно последовать далее в этом рассказе. Ну, или просто старается создать понятную и обширную предысторию.
— Значится, Альбатросу моё состояние не нравилось особенно сильно. Был он парнем весёлым и беззаботным, кутилой, весельчаком и вообще душой любой компании. Ростом небольшой такой, я с ним рядом казался просто шпалой, — тут Джон усмехнулся с видом, явно выражающим смешливый риторический вопрос: «да и с кем рядом не кажусь?» — Худощавый, зато голосистый, как его птица-кличка. Светловолосый, слегка слащавенький на вид — как раз такой, каких молодые земные девчонки обычно очень любят. Всю больницу постоянно на уши ставил, балаганы устраивал страшные, но весёлые. Не любил он унывать, и не любил, когда унывают другие. Но когда другие унывают вне его поля зрения — это он терпеть мог, потому что данный факт не в его силах изменить было, а вот когда рядом с тобой вялый и серый комок депрессии — вот это уж никак он допустить не мог. И сговорился Альбатрос со своими товарищами по шалостям, что надо меня приводить в порядок. О-о, для меня началась самая странная неделя жизни на тот момент: любая выходка, которой они пытались меня раззадорить, превращалась во что-то совершенно непонятное, совершенно неожиданные принимала обороты. И всё я — какие бы планы они не строили, вечно я делал что-то совсем непредсказуемое, и всё проваливалось. К концу недели Альбатроса это всё начало подбешивать. Его товарищи сдались — сначала один, потом и второй, — решили, что хватит мороки с каким-то непонятным «попугаистым готом», как меня прозвал один врач. А вот главный заводила от мысли доконать меня не отказался. Пытался ещё немного, а потом вдруг догадался, наконец, использовать самый гениальный, самый великий и самый невероятный способ выяснить, почему индивиду плохо, — Джонатан кривовато усмехнулся, чуть показав край ровного ряда крупных зубов. — А именно — поговорить. Нет, я, конечно, продолжал от него отмахиваться, огрызался, злился — учитывая то, каким был во времена буйной юности, я удивлён, что даже не попытался врезать ему по лицу разок. В конце концов я просто умолял его отвязаться, но с Альбатросом и этот фокус не прошёл. Привязчивый, упрямый и допытливый был он малый. Ну, что ж, после суток неотступного преследования я всё-таки сознался, почему я такой унылый. Он долго-долго смотрел на меня, а потом начал громко смеяться. Ох как мне захотелось ему вдарить! Я подумал, он не понимает, как не способен понять никто, насколько много для меня значат мои ноги. Но я оказался неправ. Увидев моё полное гнева лицо, он перестал хохотать и серьёзно напомнил, что, во-первых, буду я хромым, или не буду — это пока не ясно, это будет видно только тогда, когда нога полностью срастётся, и что, в конце концов, если я очень захочу, что смогу «починить» её всем известным способом. Я сказал было, что у меня нет столько денег, чтобы проводить какие-то модификации, и нет столько сил и умений, чтобы заработать достаточно — с моим-то образованием и моей востребованностью в обществе на накопление уйдут годы, а за это время без приключений я просто помру, как запертая в клетке дикая птица. Он посмеялся, улыбнулся и протянул мне руку. «Давай заключим договор,» — сказал он, хитро-хитро сощурив, как сейчас помню, свои синие-синие глаза, правый чуть темнее левого, — «Ты перестанешь быть унылым мешком с камнями и портить мне настроение, а я починю тебе ногу, если с ней что-то будет не так.» Я спросил его, неужели он так богат, чтобы раскидываться на подобные странные прихоти, по моим меркам, целыми состояниями. Он пожал плечами и сказал, что деньги — вещь относительная, и в какой-то момент они становятся последней вещью из тех, что являются нужными. Я его не совсем понял, но не стал уточнять. Зря, на самом деле, потому что тогда избежал бы одного большого неприятного сюрприза. Ну и как-то так пошёл разговор дальше, что я выболтал ему чуть ли не всю свою жизнь и все свои проблемы, — Джон вновь усмехнулся. — которые у меня на тот момент были, даже самые незначительные. С ним было удивительно легко говорить, он вызывал необъяснимое доверие одним своим видом, одним взглядом чуть-чуть разноцветных глаз. Мне было интересно, почему он здесь, в больнице — ведь он выглядит абсолютно здоровым! — но я не отважился. Альбатрос был забавным малым, привлекающим к себе положительные эмоции окружающих своим весельем и странной открытостью и искренностью, при которых он, однако, умудрялся ничего толком не говорить о себе. Мы болтали до самого утра, и когда оное пришло, я больше не мог быть таким же скучным и печальным, каким был всю предыдущую неделю. А на следующий день вовсю участвовал в их шалостях. И на следующий, и на послеследующий. Мы совали в столовские булочки странные записки, плясали на столах — правда, нет, я не плясал, с фиксатором на всю ногу это было мягко говоря сложно осуществимо, — писали медсёстрам любовные послания от лица их самих, устраивали гонки на колясках для перевозки неходячих и возили друг друга на медицинских каталках, разыгрывали странные постановки и помогали другим пациентам проворачивать всякие запрещённые больничным порядком действия. Как-то раз мы стащили какие-то ключи, и Альбатрос всё радовался, радовался, как ребёнок. Я сначала не понял, что это и зачем, так что всё дальнейшее было для меня сюрпризом. Ночью мы сбежали из палаты, тщательно прячась ото всех попадающихся дежурных... боги, как сложно быть незаметным с шиной, полностью лишающей ногу подвижности! Цокаешь, как любая крупная копытная живность на мостовой. Ну так вот, когда все основные опасности миновали, мы пробрались на самую крышу — это от неё ключи были. Все мы стояли у окон высоток, смотрели вниз любопытно, но бывали ли вы когда-нибудь на их крыше, подходили ли к самому краю, глядя в пропасть городских улиц? Той больнице далеко было до здешних небоскрёбов, но и она была высока. Я никогда ранее не видел мир с такой высоты. Вы когда-нибудь смотрели в пропасть и чувствовали странное желание шагнуть с последней опоры, рухнуть вниз? Не чтобы лишиться жизни, а так, будто можете взмыть в небеса?
Роуз в очередной раз окинул взглядом собравшихся и поймал странный проблеск в глазах Эльки. Чуть улыбнулся, сощурившись, осознавая: она знает, она поняла, какое чувство он имеет в виду.
— В секундах полёта от вечности, в шаге от пропасти, в метре от бесконечности — стоишь и понимаешь, насколько ничтожен ты и огромен мир. Можно смотреть на верхушки зданий и не понимать ничего, не вдумываться, просто любоваться, но если присесть на холодный бетон, закрыть глаза и прислушаться к городским песням, услышать высоту, ощутить макушкой близость облаков, начинаешь чувствовать весь масштаб. Сначала одного здания, затем всего города, планеты, вселенной. Вы умеете слушать? Я могу звучать как сумасшедший сейчас, но уверяю вас, это совсем необязательная черта. Достаточно просто перестать ненадолго думать о себе, чувствовать себя одним цельным куском мира, и ощутить себя его неотъемлемой частью. Осознать, насколько индивид скоротечен, насколько мало у него времени по сравнению со Вселенной, живи он хоть тридцать, хоть тысячу лет. Скоротечен и мал. Знаете, пожалуй, где-то на той крыше я и переосмыслил всю жизнь, где-то там стал таким, какой я сейчас. Во мне всё ещё живёт мальчишка с зелёными волосами, и во мне всё ещё живёт Мир. Если когда-нибудь вы услышите кожей зов вечности, сядьте и послушайте. Ощутите вращение планеты и движение звёзд по небу. Прислушайтесь к сказке о жизни и смерти, текущих, как ручей, перемешавшись в одном потоке. Я могу говорить, как сумасшедший сейчас, да, — что ж, ваше право, если вы примете меня за такового, — но я точно уверен в каждом сказанном слове. Послушайте и узнайте, как странно скачет порою время.
Джонатан не сдержал крайне самодовольной улыбки, когда прочитал в глазах беловолосой Эльки совершенно очевидное «Кто пустил сюда этого психа?». Рыжий подпёр закованной в толстую варежку шины рукой смуглую, подсушенную неисчислимым количеством солнц щёку и продолжил рассказ:
— Нас потом обнаружили, потому что мы кому-то по пути всё-таки запалились, и нас хватились при дежурном обходе палат, нас утащили с крыши и долго отчитывали. А мы слушали и улыбались, зная, что оно того стоило. Да, оно определённо того стоило. Я провёл после этого в больнице ещё с неделю, полную по-детски беззаботных выходок, крашеной в нарядный фиолетовый гадкой каши из столовой и... котят. Мы нашли в больничном саду кошку с котятами и всех их притащили в детское отделение. Дети радовались, как ненормальные, а на зверей потом ещё несколько дней натыкались по всей больнице. Протащили мы их один раз, врачи постоянно выносили их обратно за пределы больницы, а они всё равно как-то пробирались обратно. Мы такого не ожидали, и получали новых упрёков каждый раз, когда кто-то находил очередную пушистую зверюху, обгладывающую жадно больничные цветы в горшках. Но это было весело, мы не жалели. Пожалуй, тогда я научился ещё одной вещи: не жалеть. Никогда ни о чём не жалеть. То, что мы делаем, то, что мы переживаем, делает нас теми, кто мы есть. Что-то неприятно, что-то делает нас счастливыми, что-то причиняет боль и вызывает ненависть. Но желать изменить что-то крупное в прошлом равносильно тому, чтобы желать перестать быть собой. Куда важнее уметь принимать то, что было, но оставлять его за плечами. Обрезать нити того, что тянет в прошлое, к тому, чего уже не изменить и не вернуть. Правда, увы, этому не учишься спонтанно, просто подслушав чьи-то слова. Я шёл к этому задолго до того. Просто этот незначительный, казалось бы, момент наконец последней каплей до краёв наполнил чащу того, что копилось несколько лет. — Джон окинул невольных слушателей его странной истории оценивающим взглядом. — А Альбатрос... Альбатрос был славный малый, который за жалкие несколько дней открыл мне глаза на огромное количество вещей, о которых до того я даже не думал толком. Но если я возьмусь перечислять их всё, то это затянется ещё на несколько часов. — рыжий слегка пожал плечами. — Я так не спросил, почему он лежал в больнице. Я выписался, а он остался. Мы даже общались ещё какое-то время по почте, но он писал всё реже и реже, а потом и вовсе пропал. Через пару лет после нашей встречи я узнал, что он умер. — Роуз невесело усмехнулся. — Не знаю, от чего именно, но из-за того, что его в итоге добило, кажется, Альбатрос и оказался тогда со мной в палате, в больнице. Я понял и фразу про деньги, и много других. Мне было жаль, что так случилось — он мог бы, наверное, стать великим человеком. Но жизнь и смерть — естественные признаки мира, равные горстки пепла на чашах весов, без хоть грамма в одной из которых будет нарушено необходимое равновесие. Больно кого-то терять, но придётся принять, что это необходимый процесс. Иначе бы его не было.
Роуз, наконец, замолчал, всем своим видом показывая, что закончил рассказ. Странный, странный рассказ, появившийся в его голове и на его языке как-то абсолютно спонтанно.
— И что за чертовщина это сейчас была, мужик? — первой выступила с возмущениями Элька. — Зачем ты вот этим всем распинался? Тебя ж не просили нас жизни учить. Это вообще как соотносится с вопросом о том, как себя развлечь во время лежания в больничке?
— Не очень многим, признаю. — бесхитростно пожал плечами Джонатан, наивно улыбнувшись.
— Твоя история тупая и бессмысленная! И странная! Она уж точно никак не поможет занять время. — эрлайка недовольно скрестила руки на груди, посмотрела на Джона исподлобья.
— Ну почему же, — мягко возмутился рыжий. — Ты глянь, сколько времени она уже заняла.
А Элиот, для которого это все в первую очередь и рассказывалось, никаких комментариев к истории не дал. Он просто долго и неотрывно, начиная где-то с середины рассказа и еще по крайней мере минуту после его окончания, смотрел в лицо Джонатана, на своем сохраняя довольно пресное, нейтральное, неопределенное выражение.
«Ты врешь», — хотели, но не могли сказать его глаза.
«Не жалеть? Ты научился не жалеть, Джон?» — черноволосый переместил взгляд с кончика носа рыжего на его переносицу, и это было все, что как-то изменилось на лице киборга с середины рассказа Роуза. — «Про Джеймса ты сейчас совсем позабыл? Про вину, которую тащишь за собой, про твои мысли о том, что, если бы ты тогда не сбежал, если бы помог брату, то все могло бы сложиться иначе? Ты тоже таскаешь за собой клетку с монстрами. Ты тоже не можешь принять и отпустить случившееся — оно все еще мучает тебя. Ты сам не разобрался со своим прошлым, но так настойчиво советуешь мне выпустить на волю своих псов, не держать их взаперти. Это похоже на то, как ты пытался учить меня самоконтролю — а потом сам сломал себе руку, колотя ею стену в порыве чувств. Твоя племянница попала в реанимацию? Ее уже прооперировали, и она просто отходила от наркоза? Твои страхи, переживания и близко не сравнить с моими. И все же, посмотри, чьи руки сейчас в лучшем состоянии. Ты очень хорошо говоришь, и тебя хочется слушать. Но только на поверку твои речи оказываются неправдой. А что будет третьим подобным пунктом? Что еще ты расскажешь такого, что сам же в скором времени поспешишь опровергнуть, причем даже не словами, а делами, возможно, даже сам не осознавая, насколько твоя реальная жизнь расходится с твоими же собственными принципами?»
— Что же, ладно, — Эл поймал одну прядь из своей челки, накрутил ее на пальцы, плавно опустил руку вниз. Пробежав между его пальцев, черные пряди-змейки вновь оказались на свободе, чуть более растрепанные и игривые, чем раньше. Киборг пригладил их назад, зачесал к виску, да так и оставил руку в поднятом положении, ладонью под затылком — головная боль, к его огромнейшему сожалению, вновь начала просыпаться.
…что там говорил Руфус? Что осложнения после сотрясения мозга могут длиться несколько лет? Нафиг, нафиг.
— Кажется, мне нужен вневременной телефон, чтобы я мог позвонить в прошлое и спросить сам у себя, как я боролся со скукой после того, как получил проценты. Хотя, судя по всему, успехов я тогда достиг весьма относительных, ведь до конца свой срок я не высидел и из больницы просто-напросто сбежал. Н-да, молодым парнем я был более рисковым, — Эл улыбнулся откровенно натянуто. И рассказ Джона, и возвращающаяся боль — и то, и другое внесло солидный вклад в перемену его настроения. А ведь для того, чтобы качнуть эти весы, могло хватить и доли миллиграмма даже чего-то абсолютно несущественного! Мужчина перевел взгляд на Эльку, успевшую зарекомендовать себя той еще болтуньей, однако сейчас эрлайке, судя по всему, сказать было нечего. И она все еще была чем-то недовольна — а кроме ревности, киборг не мог придумать других причин для этого. Что же, это мило. Почти так же мило, как и его засос, сейчас гордо чернеющий на Элькиной шее, ничем не прикрытый. Эл машинально коснулся своей шеи, провел большим пальцем вдоль шрама, полученного на Стоне совершенно добровольным путем, но от того не менее неприятного в эстетическом плане. Интересно повязанный платочек — красиво, яркий шрам на столь видном месте — не красиво… Уголок голубой ткани проглядывает между других личных вещей, сложенных на тумбочке — кстати, стоило бы как-нибудь озаботиться тем, чтобы не разгуливать по больнице с голым торсом, когда можно будет вставать (или, по крайней мере, не всегда так разгуливать) — но сейчас подняться и дотянуться до платка казалось действием слишком неохотным, не стоящим результата. Уж лучше просто укутаться в уже, по идее, высохшую простыню по шею, отвернуться ото всех носом к стенке и попробовать уснуть опять. Вряд ли получится, но вдруг…?
И, если повезет, бесед с Нэнрилом, когда он неизбежно вернется, удастся избежать. Сейчас киборг не хотел ни играть со стариком в его паранойю, ни уж тем более чувствовать на себе ее проявления. Облил водой — ерунда, но мало ли что этому ненормальному еще в голову придет. Следить за ним, что ли, все время? Хорошенькие тогда условия «тишины и покоя» получатся.
— По-видимому, у тебя остаётся не так уж много вариантов, как провести время, – заметил Азри, до сего момента вполне удачно умудрявшийся расслабляться в сидячем положении и даже начавший вновь слегка задрёмывать, и только сейчас поймавший себя на том, что сторонние разговоры вокруг очень даже удачно действуют в качестве успокоительного. Правда в данном случае это было не слишком хорошо как минимум по той причине, что если до этого длай вполне мог себе позволить прикорнуть лёгкой дрёмой у стеночки, то теперь было бы довольно-таки странным умудриться уснуть в чужой постели. Азри даже немного поёрзал, дабы таким простым движением немного взбодриться.
— А именно: тебе остаётся либо спать круглые сутки, но не думаю что на это кто-то способен в течении столь длительного времени, либо продолжать всякие разговоры вести с кем-нибудь, что, по-моему, поинтереснее будет, нежели спать. Но не уверен, какой вариант для тебя более предпочтителен, — продолжил длай. Вообще, под разговорами он подразумевал и некоторые вполне конкретные темы, а если быть точнее, то длаю сейчас немного не терпелось узнать, что же Эл хотел предложить ему в тот момент, когда их приватный разговор «с глазу на глаз» оказался прерван. Но сейчас Азри не рискнул пытаться продолжить эту тему при посторонних, да и не был уверен, что сейчас Эл очень горит желанием разговаривать на сколь-нибудь серьёзные темы. Потому длай и не сказал ничего больше, из-за чего его короткий комментарий так и закончился на абстрактном предложении досуга в виде всяческих бесед. И всё же Азри был намерен при первом же удобном случае возобновить остановленную на неопределённый срок тему.
— Угу, — неопределенно отозвался Элиот, снял с пристенного бортика кровати свою простыню, погладил ее руками, чтобы убедиться в том, что та высохла. К сожалению, не высохла, но хотя бы подсохла. Перевернув простыню так, чтобы влажный участок оказался у ног, Эл укутал себя ее более приятной частью, действительно по шею, пряча и руки (ко всему прочему, теперь ему стало еще и прохладно), после чего опустил изголовье кровати еще ниже, в эдакое промежуточное положение между "сидеть" и "лежать". Отвернул голову к стенке, но окончательно отгораживаться от мира пока не стал, не закрыл глаза, и буравил взглядом скучные, монотонные больничные обои.
Джон проследил все действия киборга с чуть скептическим вниманием. Уловил в них некоторую демонстративность. Но не стал никак особенно реагировать на это — воспринял сие как должное, как попытку красноречиво попросить всех свалить подальше. Красноречиво, но не очень вежливо. Что ж, ладно.
— ...Ну а хромым я, как видите, не стал, — внезапно подвёл Джон второй итог своему рассказу, заканчивая тему, начатую в самом его начале. — Врач долго удивлялся, как это так. Сказал, что всё на мне заживает, как на собаке, — рыжий чуть усмехнулся, отстранился от стены и смерил гостей и хозяина палаты отстранённым взглядом. — Кстати, о собаках. Я чуть не забыл о том, что мне нужно покормить и выгулять одну. Извините уж, детишки, но я, пожалуй, вас оставлю. Было приятно познакомиться, — он чуть кивнул Азри и Эльке, и неторопливым, но зато крупным шагом покинул палату.
Элька в этот момент как-то неопределённо, но с явным облегчением выдохнула: странный рыжий человек ей совсем не нравился, выглядел подозрительно и говорил много странных вещей. Что ж, если уж считать Джонатана психом — личное опциональное право всех присутствующих, то Элька, пожалуй, им воспользуется.
— Эль, — спустя паузу, которую она выдерживала ещё несколько секунд после того, как Джон ушел, обратилась эрлайка к киборгу, вновь нагнувшись над его койкой, но теперь уже не так низко, упираясь в её край не локтями, а ладошками. — Я, эм... могу что-нибудь сделать для тебя сейчас?
Элиот, не поворачивая головы, перевел взгляд на Эльку, подведя зрачки к уголкам глаз, не фокусируясь, впрочем, на лице эрлайки. Неопределенно повел левым плечом.
— Не знаю, — негромко отозвался черноволосый. — Если буквально сделать, в физическом плане, то, наверное, нет.
Графин с водой стоит на тумбочке, едой уже покормили. Такие примитивные потребности, как жажда и голод, удовлетворены. Что дальше…?
Ах да. Сон.
— Ну я уже сказал, что скучно, — черноволосый снова повел плечом. — Кажется, кроме бесед, мне тут правда ничего не остается. Так что, либо беседы, либо… каким-нибудь чертовым самовнушением попробую себя усыпить.
Элька шумно вздохнула, узкой ладонью легонько, с удивительной для неё самой нежностью что в настроении, в голове, что в движениях, погладила Элиота по макушке. Она снова почувствовала странную, задевающую её саму жалость к черноволосому, досаду от того, что пропустила тот момент, когда могла на что-то повлиять, а теперь изменить ничего уже не в силах, и помочь, кажется, ничем больше не может.
— И что выбираешь сейчас? — негромко спросила эрлайка, задумчиво поджав сиреневато-розовые губы. — Беседы или попытки заснуть?
— Я бы сказал, что я выбрал, — Эл вдруг улыбнулся с заметной ехидцей. — Вот только подобные забавы мне доктор запретил. А так… я не знаю, честно. Конечно, было бы удобно поспать, чувствую я себя довольно плохо, с другой стороны, спать целыми днями — это… вээ. В принципе, мне есть что обсудить с ним, — черноволосый указал на сидящего в его ногах Азриаэриэля глазами. — Хотя кое-что из того я сам еще не слишком-то хорошо обдумал. Но это дела масштабные, и, кажется, не сейчас… — Эл выдохнул, прикрыл ладонью свой лоб. — Как вообще органики засыпают, когда им не хочется, но надо спать? Может, есть какой-то метод? Более классический, чем крепенькие таблетки, я не хочу настолько выпадать из реальности. Скучные книжки, которые мне нельзя читать самому, занудные документальные фильмы, которые на меня действуют подобно тем же самым таблеткам, и которые тоже ныне под запретом, долгие и спокойные разговоры? Или, может, взрослые сами себе колыбельные мурлыкают, м-м?
— Не знаю, — пожала плечами Элька, чуть подумав. — Если у меня возникают проблемы со сном, я просто лежу, лежу и жду, пока не засну, или делаю что-нибудь монотонное и нудное. Например, пазлы собираю. Ты же знаешь, что такое пазлы, люди же входят в список тех, кто их изобрёл? Или слушаю радио. Ну-у-удные политико-экономические новости. — Элька чуть усмехнулась, коротко дернув одним уголком губ. — А помурлыкать колыбельную тебе сейчас могу и я. Или твой твердолобый дружок, — беловолосая ехидно оскалилась, покосившись на Азри.
— Ну и помурлычьте, — одними уголками губ улыбнулся Элиот. — Можно даже по очереди, в режиме сочинения сказки.
— …вот только если его, как кое-кто выразился, «твердолобый дружок», — на последних двух словах Азри сделал явный акцент и бросил на Эльку внимательный взгляд, правда сейчас совсем не злой, не раздражённый, а просто очень внимательный. Словно не только тоном, но и взором своим длай хотел сделать упор на фразу танимийки. – Начнёт петь, то Эл точно никогда не уснёт, а если уснёт, то ему будут сниться кошмары. Мы ведь не хотим такой участи для него, да? Так что пения от меня можете не ждать. Могу настучать мелодию, если кому-то нужен аккомпанемент под пение. Но в остальном для сохранения психологического здоровья присутствующих мне лучше не петь.
— Ну, импровизируйте, импровизируйте, я-то что решаю, — Эл махнул рукой, несколько раз прокрутив запястьем, будто бы вопреки своим словам пробовал на себя роль дирижера. — Я здесь просто пассивный слушатель.
— Импровизируй или нет, но уж дуэт из нас точно ужасный бы вышел..., — пробормотал длай, представив, как бы выглядели их с Элькой попытки организовать музыкальную пару. Представив и ужаснувшись.
— Ой, да спорнём, по большей части ты прост стесняешься, — оскалилась эрлайка, пристально глядя на Азри сквозь щёлочки своих сощуренных сиреневых глаз. — Даже те, кто реально плохо поют — они ж отказываются не просто потому, что знают, что поют херово, а потому, что боятся, что это услышит кто-нибудь и сложит своё отрицательное мнение. Я вот знаю парня, который поёт просто отвратно, но от караоке его и за член не оттащишь. Вот скучный ты, Аззи.
Элька смешливо фыркнула, отвернулась от длая, чуть дёрнув плечами, всецело вернула своё внимание на Элиота, погладила его по макушке ещё немного. И запела. Негромко и нежно, на языке, которого не знал никто из присутствующих здесь, включая, можно сказать, и её саму. Эрлайка помнила песню хорошо, наизусть — не могла не помнить, ведь слушала её всё детство. Мать пела её, бережно хранила в памяти, как последний кусочек того родного мира, в котором прошло её детство. Мать Эльки сбежала с Соха, выбралась в большой мир, начала новую жизнь — и всё же она нежно любила свои воспоминания о родине. Элька никогда не могла понять, как же тогда так вышло, что её родительница покинула заснеженную планету. Мать никогда не объясняла ей причин своего решительного бегства.
Элька пела, и голос её переливался, звонкий и мягкий, как ручей из хрусталя. Чужие слова слетали с бледных губ сами собой, вмешиваясь молоком в прозрачную воду дистиллированного воздуха, непонятные фразы таяли одна за одной, и когда отголосок предыдущей растворялся, за ним следовали первые ноты новой строки. Элька могла кричать так, что захочется быть таними и свернуть уши в трубочку — и могла петь так, чтобы хотелось развернуть их на полную. Элиот пристально вслушивался в исполняемую для него песню, зачем-то пытаясь разобрать слова, выделить их из предложений, может быть, даже попробовать понять их значение. Совершенно бесперспективное занятие: не хранилось в общедоступных просторах экстранета эрлайских переводчиков, и потому не могла помочь с распознаванием слов даже система. Что уж говорить о собственных знаниях киборга, составляющих в данном вопросе ровно такой же ноль?
Или нет. Нет, ха, не ноль. Эл перехватил руку Эльки, гладящую его макушку, нежно сжал девичьи пальцы, повернулся к эрлайке довольно резко, причем сильно резче, чем следовало бы, чтобы не вызвать вспышку боли в шее. Но сейчас это были такие пустяки…! Вот же, вот же, эта фраза, вертится на языке, но все никак не…
— Пусть ты мне и не слишком нравишься моментами, но поёшь ты прекрасно, по крайней мере на мой слух, — быстрее, чем Эл, со словами нашелся длай. — И пусть я скучный, но теперь абсолютно точно могу сказать, что не исполню даже при старании ничего подобного, потому хорошо, что я не стал мучить уши присутствующих. В общем, браво, это было очень здорово. Может быть, если ты будешь разговаривать пением, то тогда тебе можно будет прощать любые... Высказывания. И крики, — Азри мельком улыбнулся, чуть повернувшись в сторону танимийки после того, как он высказал ей свой максимально хвалебный отзыв, на какой был в принципе способен в данный момент. — Пожалуй, даже я бы ещё что-нибудь послушал в твоём исполнении.
Не сказать, чтобы Азри был большим фанатом случать чьё-то пение, обычно он предпочитал вокалу чистую музыку, да и то никогда не был сколь-нибудь большим любителем этого дела. Однако, когда Элька запела, длай не мог не признать, что поёт она здорово.
Поначалу Азри просто слушал мелодию краем уха, не слишком пытаясь вникнуть в ее звучание, но уже через минуту понял, что невольно вслушивается. Соло танимийки постепенно из просто звука превратилось во что-то подобное тёплому, плотному ветру, мягко ласкающему уши, тёплому, но не душному. Притягательная мелодия, состоящая из переливов слов, привлекала внимание, но не казалась навязчивой. То, что слов длай не понимал совершенно, даже было очень хорошо, поскольку ничто не отвлекало его от переливчатого, как марево над раскалённой дорогой, звука. Азри даже не просто вслушался, он успел немного задуматься, уйти в одному ему ведомые мысли и память, при этом длай даже умудрился в какой-то момент начать тихонечко, самыми кончиками пальцев, отстукивать пойманный в песне ритм, тоже несколько изменчивый и не слишком чёткий, но всё равно существующий. Всё в целом каким-то образом поглотило Азри, и тот опомнился от своих мыслей, навеянных мелодией, только когда оная закончилась, и в палате воцарилась неприятная теперь тишина, которая резко надавила на расслабившийся разум длая неприятным грузом.
Эл же, перебитый, упустил свою фразу. Чуть нахмурился, недовольно прикусил нижнюю губу, и напряженно вдумывался, разыскивая что-то среди выцветших страничек своего прошлого. Обычно с тем, чтобы достать оттуда что-то не личное, расположенное в области чистых знаний, не возникало никаких проблем, но сейчас…? Сейчас что не так…? Обычный органический заглюк памяти? Как невовремя, как неприятно.
— Солидарен, — слегка ворчливо отозвался, наконец, Эл, вынужденный выразить свое впечатление на абсолютно неоригинальной интерлингве. — Просим на бис, леди.
— Ну-у-у, если вы так просите, — протянула эрлайка кокетливо, слегка наклонив голову к плечу.
Она оглянулась, ногой пододвинула к себе повреждённую Азри, но и без того не самую хорошую табуретку (кто в пятом тысячелетии вообще ещё сидит в подобных местах на табуретках?) и пристроилась на ней, скромненько сложив ручки на коленях, щедро демонстрируемых короткой молочно-лимонной юбчонкой.
Петь одну и ту же песню дважды? Ну нет, это же скучно! На то, чтобы припомнить и прогнать в голове другую, Эльке потребовалось некоторое время. Но, в конце концов, эрлайка снова запела. Новая песня была чуть пободрее предыдущей и имела в себе ещё больше переливов, ещё больше игры голосом, и насыщенные низы в ней перетекали то плавно, то спешно, в тонкие высоты. Однако текст её всё так же был писан на сохском.
Эту песню Элька знала намного хуже, чем первую. Но всё же она ни разу не сбилась, хорошо помня нотный рисунок, а забытые слова просто додумывая так, чтобы получить подобие необходимой рифмы. Ну а что? Тут никто за это не отругает — никто не поймёт даже, что что-то не так. И действительно — Элиот слушал пение, на этот раз больше не пытаясь ловить в его потоке пороги слов. Довольно бодрый мотив не позволял по мелодии плыть, качаться на ее волнах, но наслаждаться ею со стороны было вполне возможно. Пусть она не усыпляет, но утешает, отвлекает: благодаря ей смутные тревоги уходили на второй план. Негромкое пение не раздражало больную голову, напротив, будто бы даже приглаживало ее — а может, такой эффект был достигнут настоящими приглаживаниями, то есть поглаживаниями по волосам. В любом случае, от участия Эльки становилось лучше.
 Анкета
Логово Серого Волка. Форум » Ролевые игры » Мир людей » С Третьей Космической
Поиск:
 
| Ёборотень 2006-2015 ;) | Используются технологии uCoz волк